Ледовый десант

— Где твой глаза? У жена за пазухой? — отшучивается «славянин» с широким, приветливым лицом и щелочками-глазами. — Куда смотрел? Я включил «подфарник».

— Что мне твой подфарник? Ты сзади включи «стоп-сигнал»! А то наеду на твою колымагу своим бронтозавром.

— И не забудь, брат-обозник, почистить «свечу»! — вмешивается в веселую перебранку кто-то из пехотинцев.

— Что «свеча»! Возьми камышину, боец Устамбеков, и продуй «карбюратор» у своего буланого! — продолжает подшучивать над возницей молоденький водитель грузовика.

— Я не Устамбеков, я Жугумалиев! А ты… А ты возьми камышина и прочисти у себя в носа. А то сильно свистишь!.. И — «Даешь Киев»!

Над колонной бойцов раздался дружный хохот. Сын казахских степей победил в шутливой перепалке молоденького водителя из Рязани или из Тулы.

Панкратьич повернулся к Майборскому.

— На эту переправу, товарищ полковник, привезти бы хлопцев из «Гвардейского смехомета!» Пусть бы послушали.

— Да, веселая картина, — улыбнулся комбриг, выбираясь из «бантама».

Майборский подошел к дежурному на переправе майору, стал уговаривать, чтобы пропустили его машину быстрее.

— А-а… Знаю ваших, — кивнул майор. — Мотострелковая бригада прикрывает правый фланг частей Тридцать восьмой армии. Это около Ирпеня. Час тому назад туда повезли боеприпасы два «газона». Проезжайте!

— Спасибо, товарищ майор.

Панкратьич повел «бантам» по мокрым, крепко скрученным проволокой горбылям. Колеса почти полностью были в воде. Впереди «бантама» шел солдат с флажком и показывал, в каком направлении надо ехать.

Вдруг случилась пробка — заглох мотор у «газона».

Крики, ругань.

— Мать твою!..

— Продуй «карбюратор»!..

— Сбрасывай машина в воду!..

— Вот-вот налетят «юнкерсы»!..

— Кран потом вытащит твой «газон»…

— До берега близко, а добраться не можем!..

«Газон» сбросили с помоста.

Вереница машин, подвод снова медленно тронулась к правому берегу.

Издали переправа на Днепре казалась огромным черным монистом.

— Воздух!..

— Самолеты!..

С обоих берегов ударили зенитные батареи. Водители включили вторую скорость, неистово заревели моторы. Ездовые начали хлестать кнутами лошадей. Опять крики, ругань.

Черная цепочка машин, подвод, людей возле самого берега разорвалась, рассыпалась в разные стороны.

На этот раз вражеские авиаторы не попали в переправу — столбы воды взметнулись по бокам. Спуститься ниже, чтобы ударить из пулеметов, они не осмелились.

Потеряв два самолета, «юнкерсы» улетели. На правый берег Днепра снова потянулась цепочка машин, подвод, людей.

Штаб мотострелковой бригады расположился среди вековых сосен, неподалеку от передовой. Лес обрывался недалеко от блиндажей. А дальше тянулись луга, прорезанные неширокой речкой Ирпень, которая и разделяла позиции подразделений советских и фашистских войск.

Майор Григорий Лебедев был старше полковника на несколько лет. С Майборским он давно на «ты», еще с тех пор, как оба командовали батальонами — Виктор танковым, а Григорий мотострелковым. За Котельниково Майборский получил звание майора, за бой под Прохоровкой — подполковника, а уже на Левобережье, возле Днепра, за разгром мотоколонны противника ему присвоили звание полковника.

Лебедев дальше майора не поднялся. «Забыли обо мне в отделе кадров», — отшучивался он, когда друзья интересовались, почему до сих пор ходит в майорах.

Лебедев был талантливым, смелым командиром. Мотострелки — это помощники танкистов, десантники, которые первыми врываются во вражеские окопы и там встречаются с глазу на глаз с фашистами. Экипажи танков за броней, огонь пулеметов им не страшен. А мотострелка может скосить и пуля, и осколок мины, снаряда или гранаты. Вступает частенько мотострелок и в рукопашный бой.

Потери среди мотострелков в боях всегда чувствительны, «текучесть кадров» во время прорыва вражеской обороны очень заметна. А кадрам тем — по восемнадцать-девятнадцать лет. Среди рядовых и командиров старожилов мало. Сколько уже юных мотострелков из бригады Лебедева погибло на Дону, под Сталинградом, на Северском Донце, под Белгородом, на Ворскле, на Псле, под Гадячем, на Суле, под Лубнами, на Десне и Днепре, под Киевом! Особенно ощутимы были потери летом сорок второго года. Тогда Лебедев не успевал даже лично познакомиться с новичками. Обстоятельства требовали немедленно бросать пополнения в бой, в танковый прорыв. Такова судьба танкового десантника, или мотострелка, или мотопехотинца, как величают солдат этой героической службы.

Лебедев не из тех, кто завидует своим младшим побратимам, которые опередили его на одну или две звездочки. Сердце его болит за другое: обидно видеть ребят убитыми. Им еще ходить бы в десятый класс, учиться в техникумах, в ремесленных училищах, в институтах. А они почти каждый день идут в бой, сдают экзамены на мужество, верность своей земле, Родине. И не видно конца этим экзаменам.

Лебедев обнял Майборского.

— Что с рукой? Серьезная рана?

— Да нет. Заработал в последнем бою на том берегу. Стоял в люке…

— А-а-а! Держал знамя над башней. Слыхали. Молодец! Разбить силы врага вдвое большие — это не только отвага, но и талант:

— Мне кажется, талант как понятие не вяжется с боями. Вот талант, — Майборский кивнул на газеты, выглядывавшие из его планшета. — Как просто, без всякого надрыва текут, словно река, слова Андрея Малышко. Кстати, тоже майор, как и ты.

Лебедев развернул газету.

Лебедев с чувством, словно на уроке литературы, прочитал стихотворение. Спросил у Майборского:

— Что скажешь об Указе Президиума Верховного Совета СССР о переименовании Переяслава в Переяслав-Хмельницкий? Об утверждении ордена Богдана Хмельницкого трех степеней?

— В Указе все ясно сказано: «Переименовать в ознаменование памяти великого сына украинского народа, государственного деятеля и великого полководца Богдана Хмельницкого…» А орденом этим будут награждать военачальников, командиров за умелые и смелые операции.

— А ты уверен, что операции на Днепре наше командование проводит сейчас умело? — вдруг спросил Лебедев. — Киев мы и до сих пор не взяли.

— В штабе фронта сейчас маршал Жуков. Что-нибудь да решат с Ватутиным.

— Вчера мои разведчики привели немецкого лейтенанта. Дивизия, в которой он служит, сегодня должна передислоцироваться отсюда к Ржищеву. Головные силы немцев киевского направления там, где и наши головные силы, — на юге от Киева. Вот и наскочила коса на камень! Немцы, говорят, потеряли там тысяч пятьдесят солдат. Бородино октября сорок третьего. А танки Третьей гвардейской армии так и не вышли на оперативный простор, — с сожалением произнес Лебедев, хорошо знающий, что такое наступление без танков. — Оттуда Киев нам не взять…

— У тебя в бригаде были партизаны и с ними радистка Леся, — прервал Лебедева Майборский.

— Да, была. Чернявая, скромная девушка. С нею еще двое: один осетин, Шмиль, другой — Устин, минер, бронебойщик, на все руки мастер…

— Фамилию Леси знаешь?

— Разве у таких, как она, есть фамилии? Она же разведчица-парашютистка.

— У тебя была Леся Тулина, дочь погибшего начальника пограничной заставы. Его имя в моей бригаде носит танк-знаменосец!.. Я ей после боя на том берегу написал письмо. Думал, если не встречу здесь, так ей передадут. Оказывается, она уже в штабе генерала Шаблия.

— Да, — кивнул Лебедев. — В партизанском штабе. Чай будем пить?

— Можно и попить, — задумчиво произнес Майборский.

На КП вошел солдат, доложил:

— Бронетранспортер готов!

Лебедев встал из-за стола.

— Поехали, Виктор Петрович, на рекогносцировку.