Страница 15 из 131
Бремк тоже думал о своей жизни. Он вспомнил, что родился в верующей семье, и просил бога пощадить его, дать ему пожить еще хотя бы немного, хоть бы полчаса. Но, вымаливая у всевышнего жизнь, Бремк держал автомат в сторону пленницы, чтобы в случае чего исполнить приказ Вассермана, — он был верен присяге фюреру, которую дал еще в тридцать третьем году, когда в одну из февральских ночей загорелся рейхстаг. С того времени пожары неизменно сопровождают Бремка на его жизненном пути, особенно здесь, на Украине.
В отличие от Перелетного и Бремка, у Магера страх не вызывал никаких воспоминаний. Он придал ему рассудительности, азарта, что часто случается с опытными солдатами, действующими на грани жизни и смерти. Левая нога Магера была все время в напряжении — переключала коробки скоростей, правая нажимала на педаль газа. Впереди, сзади, по бокам ползли десятки машин, и надо было внимательно смотреть по сторонам, чтобы не случилось аварии.
Тяжелые и средние танки, рассредоточившись в боевую линию, вот-вот должны были появиться на шоссе.
«Проскочить бы!..» — это была единственная молитва, которой жил Магер.
— Панцер! Панцер!..
— «Тигер»!.. — раздались крики солдат.
Магеру показалось, что он ослышался. Неужели с другой стороны шоссе появились немецкие танки? Хотя в этой огненной круговерти все может быть.
Вокруг стоял дым, чад. Разлитый бензин из пробитых баков горел на сотни метров от дороги. Без умолку трещали пулеметы, били орудия, скрежетало под гусеницами тягача железо. «Мерседес» полз по обочине, пытался вырваться из этого ада.
«Хотя бы отказал мотор или лопнула камера! Хотя бы осколком или пулей убило Бремка! Ишь, как намотал на свою руку конец моего «налыгача»!» — Надежда с ненавистью взглянула на эсэсовца. И вдруг увидела неподалеку танки. На броне — красноармейцы. С автоматами, в пилотках и танкошлемах.
«Так близко свои! В какой-то сотне метров. Неужели проскочат мимо? А если не проскочат, значит, раздавят «мерседес», как грецкий орех…»
— Хлопцы! Родные! — приподнялась Надежда. — Бейте по этой машине!
Ее тут же схватил за руку Бремк, усадил на место.
Надежда успела прочитать надписи на башнях танков: «Славный», «За Родину», «5-я застава»… С болью подумала: «Ведь это же и Ваня, и Терентий служили на Пятой заставе…»
Ни один из танков не погнался за «мерседесом», даже не выстрелил вдогонку из орудия или пулемета. Советские танкисты уже знали, что им придется вступить в бой с двенадцатью «пантерами» и «тиграми». Надо было беречь снаряды. Зачем тратить боеприпасы на какую-то машину, да еще с женщиной?
«Неужели мне суждено все-таки погибнуть в немецкой легковой машине?» — Перелетный вспомнил, что зимой его автомобиль остановил взрывом гранаты, а потом обстрелял в этих же придеснянских краях какой-то партизан, возможно, и брат Надежды. И вот снова беда.
Перелетный удивлялся, что «мерседес» еще мчится куда-то, подскакивая, покачиваясь.
«Может, Магер убит и машина едет сама по себе…» — подумал он. Но поднять голову, чтобы убедиться в этом, не решился.
«Мерседес» вдруг повело в сторону, и он остановился.
— Спустило правое заднее колесо! — объявил Магер, повернувшись к Бремку.
Перелетный вытер с губ густую слюну. Зыркнул на Надежду. Встретился со жгучим насмешливым взглядом ее карих глаз из-под черных широких бровей, сошедшихся на переносице.
«Почему Бремк не застрелил ее, когда она кричала, обращаясь к танкистам: «Хлопцы! Родные! Бейте по этой машине!» Откуда у нее столько смелости, отваги. Неужели действительно и этой Надежде, и Тане придает силы в самые трудные минуты вера в победу Красной Армии? А старая София?.. Откуда такая уверенность, если Красная Армия обливается кровью? Что за женщины? Почему я не могу понять их душу?..» Перелетный не выдержал Надиного взгляда, отвернулся.
— Ты, Магер, водитель-ас! — похвалил шофера Бремк. — Я так и скажет штурмбанфюреру Вассерману, его брат оберсту, если доведется встретиться. Ты спас нас всех. В том числе и господин Перелетный. У него два душа. Одна душа в пятка, а другая — у бога.
— У господин Перелетный два душа? — переспросил Магер.
— У господина Вадима всегда два душа. Одна из них — душа труса.
Надя, всхлипывая, все оглядывалась назад. «Так близко были наши! Я даже видела лица красноармейцев, что сидели на танках. Неужели мне придется умереть на чужбине? За что мне выпала такая горькая доля?»
Советские «КВ» и «Т-34», перерезав шоссе, начали бой с немецкими танками.
9
«Тридцатьчетверки» и «КВ», развернувшись в боевую линию, включили на полную мощность двигатели и на предельных скоростях ринулись на позиции противотанковых орудий «кобра», на окопы, ходы сообщений, доты, дзоты и другие огневые точки врага.
Гитлеровцы еще не успели прийти в себя от налета «илов» и артобстрела. Вражеские артиллеристы стреляли беспорядочно — они не ожидали нападения советских танков.
Приближаясь к позициям врага, «КВ» и «Т-34» шли в лоб, стараясь не подставить под огонь немцев свои борта. Когда же до противотанковых орудий «кобра» осталось метров пятнадцать, они свернули чуть влево и помчались к ним наискосок, утюжа по пути окопы и блиндажи, засыпая, давя в них пехотинцев и гранатометчиков.
Больше всего судьба экипажа танка во время атаки зависит от механика-водителя, его умения, выдержки. Он должен четко исполнять приказы командира, внимательно следить за местностью, своевременно предупреждать о появлении опасности.
Механик-водитель Сидоров будто прикипел к рычагам управления. Его глаза внимательно глядели через триплекс вперед: для стрельбы — ровное место, для тарана и утюжения — бугорки блиндажей.
Но как ни утюжь окопы, всех солдат не передавишь. Капитан Тернистый схватил уже третью гранату с фальшборта, вставил взрыватель в корпус, пальцами правой руки нажал на предохранительный рычажок и, приоткрыв люк, швырнул ее во вражескую траншею.
И тут же в ответ немецкая бутылка с горючей жидкостью упала под башню его танка.
Вентиляторы не действовали, и пламя, ворвавшееся сквозь щели в «КВ» острыми, длинными языками, сразу же задохнулось.
Танк наполнился дымом. Нечем стало дышать.
— Горим! — закричал радист-пулеметчик Панин, увидев огонь на башне, и открыл люк.
— Что ты делаешь, сумасшедший! — Тернистый поднял руку, закрыл крышку люка.
В танк ворвался свежий воздух, а с ним и тонкая, как змея, струйка огня. Она обвила рукав кожаной куртки капитана. Сбросив шлем, Гнат начал бить им по загоревшемуся рукаву.
— Я виноват! Испугался! — пришел в себя радист-пулеметчик Панин.
— Замолчи! — прикрикнул на него механик-водитель. — Не всякий огонь — пожар! Хотя понять тебя можно. Ведь это твой первый бой…
— Задраить щели! Надеть противогазы, кому дышать тяжело! — приказал Тернистый. — Сидоров, оторвись от пламени!
— Есть!
Противогазы никто не надел. Наводчик Барабаш и заряжающий Нечитайло заткнули ветошью все щели в танке. Кислорода стало еще меньше.
Тернистый наконец управился с огненным змеем на рукаве. На танке же пламя все еще приплясывало, обвивай башню.
Но вот «КВ» рванулся вперед с такой силой, что огонь на башне сбило ветром. Еще бросок — под гусеницами затрещали бревна блиндажа.
«КВ» был похож на загнанного в западню сказочного зверя, пытающегося вырваться на свободу.
— Оторвались! Молодец Сидоров! — крикнул Тернистый. — Впереди «кобра». Дави эту гадюку! Покажем гансам, на что способна наша «Пятая застава»!
Немецкие артиллеристы стали наводить длинный ствол орудия на «КВ» Тернистого. Гнат отчетливо видел нарисованных на стволе кобр с гордо поднятыми головами, из которых высовывались острые жала.
«Кобры» — грозное оружие. Они стреляют кумулятивными снарядами, прожигающими даже толстую броню танков насквозь. Механик-водитель Сидоров хорошо это знал. Он включил на полную мощность двигатель — «КВ», взревев, рванулся к «кобре» и опрокинул ее ударом гусеницы. Танк замер, качнувшись по инерции. А потом медленно, на малой скорости, двинулся на дзот. Придавил его, втиснул в землю вместе с расчетом.