Это неистовое сердце

И неожиданно я увидела себя такой, какой была тогда, и захотелось, чтобы за спиной появился Шив. Красивый, стройный, в экзотическом белом тюрбане. Милый Шив – мое самое светлое воспоминание.

Я извлекла со дна потертого сундука сари, тщательно завернутое в несколько слоев папиросной бумаги. Оно было из прозрачного, тончайшего шелка, расшитого золотом и переливавшегося всеми цветами радуги.

Наряд, достойный королевы, дар индийского принца. О чем я думала, медленно обертывая его вокруг тела, как учили индианки? Воображала, что мгновенно, как в сказке, превращусь в принцессу? Не помню, какие мысли теснились в голове, но, закончив одеваться, я тряхнула головой, и волосы гладкой черной рамкой обрисовали лицо, придавая ему туманно-таинственный вид. Кожа под тонкой тканью переливалась янтарем. Из зеркала на меня смотрела прекрасная незнакомка. Неужели это необыкновенное, странное создание действительно я? Я не могла отвести глаз от собственного отражения. Наверное, в тот вечер безумие овладело душой и даже мысли не были моими.

Помню, что, осторожно подняв руку, коснулась губ, подбородка, со странно-чувственной грацией, которой раньше не было. Я – женщина, только что обнаружившая собственную неотразимую прелесть, индийская принцесса, которую всю жизнь скрывали от мужчин, рожденная для того, чтобы дарить наслаждение и…

Но тут магия была грубо нарушена, волшебство исчезло. Я не слышала, как открылась дверь, только оглушительный стук оборвал великолепный сон. Я обернулась, невольно вскрикнув от страха.

– Какого дьявола ты посмела так обращаться с Томом?! Предупреждаю, девчонка, раз и навсегда…

Сэр Эдгар начал орать, громко, назойливо, а когда подошел ближе, я почувствовала запах спиртного. Но тут крики затихли, челюсть отчима отвалилась, а глаза широко раскрылись, но тут же сузились.

– Господи Боже! – прошептал он очень медленно, а выражение ярости сменилось чем-то совершенно другим. – Неужели та самая скромная маленькая старая дева?! Именно это ты скрывала столько месяцев под уродливыми лохмотьями?! Для какого любовника бережешь эти сокровища, Ровена?

Все это время, пока он говорил со мной странно хриплым голосом, не отводя глаз, жадно шаривших по моему телу, я оставалась на месте, не в силах сделать ни единого движения. Но сэр Эдгар расхохотался и протянул руки.

– Подумать только… ты дурачила меня столько долгих недель, под моей крышей! Да ты невероятная красавица, девочка! Прелестнейшее тело!

И потом, потом, когда он схватил меня, было слишком поздно. Гордость не позволила кричать, молить его о милосердии, хотя, думаю, всякие просьбы были бесполезны – он превратился в чудовище, одержимое похотью. Я боролась – била его кулаками, вырывалась, чуть не падая от изнеможения. Но ему удалось оттащить меня к кровати, сорвать жадными, хваткими когтями бесценное сари. Красное возбужденное лицо нависло надо мной; он хрипло бормотал:

– Боже, какое прекрасное создание! Я должен взять тебя, понимаешь? Ты не имеешь права скрывать такую красоту, не должна носить платья – с таким телом!

Он поцеловал меня, закрыв рот жесткими губами, лишая воздуха, так, что я задыхалась, пытаясь вырваться, закричать, но из горла вырывались только нечленораздельные жалобные звуки.

Отчим навалился всей тяжестью, придавил меня, пока я не почувствовала, что позвоночник вот-вот треснет, но эта боль была тут же забыта, поглощена иной мучительной агонией, разрывавшей внутренности – словно между бедер воткнули нож. Я вскрикнула, но его губы были плотно прижаты к моим. Помню только, что тело мое судорожно изгибалось в муках, а он… он странно стонал, задыхался и наконец, конвульсивно задрожав, затих.

Все было кончено. Он тяжело опустился на меня, горячий пот капал на мое неподвижное тело, но ужасная боль прошла, я ощущала только липкую влагу, струившуюся по ногам, и знала – это кровь. Я больше не была девственницей. Отчим изнасиловал меня. Мой отчим. Я только наблюдала, как меняется его лицо, расслабляются мышцы, вместо бешено-похотливого выражения появляется осмысленное, и с ним приходит осознание происшедшего.

Внезапно сэр Эдгар, застонав, откатился от меня и вскочил, суетливо поправляя одежду.

– О Боже, Ровена, я не знал! Девочка, когда я увидел… полуголая… такая прелестная… не пойму, что на меня нашло.

– Вы не находите, что сейчас немного поздно раскаиваться?!

Неужели это мой голос, такой спокойный, мертвенно-холодный? Почувствовав неожиданное отвращение к грязному, оскверненному белью, на котором лежала, я, не глядя на сэра Эдгара, не сводившего с меня глаз, вытерла кровь краем простыни и, пройдя мимо него, взглянула в зеркало, наверное, желая увидеть, какие перемены произошли во мне. Но казалось, все было по-прежнему – бледное лицо незнакомки со спутанными черными волосами. Где-то я слышала, что когда девушка становится женщиной, это заметно по глазам. Но в моих не отражалось ничего, кроме пустоты.

Сама не понимая, что делаю, я схватила щетку и начала причесываться, не обращая внимания на то, что вырываю волосы с корнями. Может, именно это обыденное занятие спасло меня от безумия. И как ни странно, о сэре Эдгаре было почти забыто; я стояла перед зеркалом совершенно голая, не заботясь о том, чтобы прикрыться. Но тут он подошел сзади; глаза неприятно блестели, рот искривлен в улыбке.

– Проклятие, ты ослепительна! Первая девственница, за которую мне не пришлось платить, и единственная, кто не проронил и слезинки, – ты странная девушка!

Он положил мне руку на плечо, и хотя я застыла, но не пыталась отодвинуться. Отчим тихо, удовлетворенно хмыкнул.

– Ты разумна. Мне это нравится. Так холодна, так прекрасна… – Голос понизился почти до шепота: – Ты из тех женщин, кому следует носить бриллианты. С этими темными волосами и огромными глазами… да-да, клянусь Богом, только бриллианты! И я дам тебе все, что пожелаешь. Слушай, Ровена, я не зверь и могу быть очень щедрым!

Он быстро вышел, а я осталась перед зеркалом словно загипнотизированная. Снова возвратился сэр Эдгар; в руке его что-то сверкало, а мои руки очень медленно опустились и повисли: я почувствовала, как он приподнимает тяжелое бремя моих волос и потом… вокруг шеи обвилась ледяная нить.

– Ну вот! – торжествующе воскликнул сэр Эдгар. – Взгляни на себя! Тебе не следует носить ничего другого? Бриллианты… и разве что иногда сапфиры, в цвет глаз. Что скажешь? Я буду добр к тебе, поверь, ни за что не причиню боли или обиды! Осыплю драгоценностями, одену в шелка.

Руки, поросшие рыжевато-красными волосами, медленно поползли по моим плечам. Но я по-прежнему не двигалась, спокойно уставившись в зеркало на этого человека.

– Что же вы хотите, сэр Эдгар? Пытаетесь купить мое молчание или предлагаете стать вашей любовницей?

На секунду его пальцы судорожно стиснули мои руки; он резко повернул меня лицом к себе.

– Ты навсегда останешься такой холодной? Знаю, под ледяным покрывалом горит пламя! Как бы я хотел растопить этот лед!

Я спокойно терпела страстные объятия, выдерживая жадный взгляд, и ничего не чувствовала… кроме разве легкой боли между ногами. И вот это, это и есть любовь между женщиной и мужчиной?! Любовь и похоть – невозможно отделить одно от другого.

– Ровена, Ровена! Теперь, когда я нашел тебя, не отдам никому.

Когда его губы оторвались от моих, я увернулась от ненавистных рук и снова начала расчесывать волосы. Как ни странно, больше всего в этот момент я ненавидела мать. Ради этого человека она оставила отца, из-за насильника без чести и совести, предлагавшего ее же дочери стать его любовницей. Тот, кто поначалу казался столь презрительным, высокомерным, теперь молил о внимании как о милости! Он мог бы взять меня силой, сломать, одолеть, но нет! Сэр Эдгар хотел большего – нежности, любви, притворных ласк шлюхи! Неужели только так женщина может взять власть над мужчиной?! Как же легко было бы управлять этим человеком, да-да, и заставить страдать леди Фэнни! Если бы я только захотела!