Страница 85 из 105
И что ему теперь, все пять дней нарезать круги, надеясь, что выносливость Игрока окажется выше, чем у оборотней? К тому же он не знал здешнего леса: тут встречались густые заросли, сквозь которые не продраться, обрывистые овраги и торчащие из земли огромные камни, больше похожие на скалы. Все это превращало лес в лабиринт, в котором не видно дальше собственного носа, поэтому, несмотря на его преимущество в скорости, погоня неумолимо приближалась.
Как же все повторялось! Тигролюду, когда-то уважаемому воину своего племени, даже стало казаться, что в этом безудержном беге он краем глаза видит родные стволы и пятипалые листья. Тогда, полторы сотни лет назад, его, наставника и советника вождя, гнали собственные ученики…
Тжерг, это никчемное порождение гиены и грифа, не мог простить ему собственной бесполезности, все мечтая о месте в совете племени и праве стоять рядом с отцом. И почему-то он нацелился именно на его, Меджа, место. Или он был самым равнодушным к интригам из всех?.. В любом случае, его подставили, и до сих пор из груди рвется гневный рык, стоит вспомнить, в чем именно его обвинили… И ведь остальные поверили!
Горечь разлилась в высохшем от быстрого бега рту, а слюны не хватало, чтобы ее смыть. Тут и бутылки красного будет мало!
Он, наивный, тогда вывернулся из пут накануне позорной казни и пробрался к двоюродному брату: все надеялся разобраться, доказать, что все это — чудовищная ошибка… Пришлось бежать… Его гнали три дня. Его лучшие ученики, используя вдолбленные в них тяжелой лапой знания, шли по следу: он не держал от них секретов, щедро учил всему, что знал сам, так что сбить их не получалось: все его уловки они знали — впору было гордиться собой.
Один против прайда не выстоит никогда. Его, изнуренного физически и морально, догнали.
Пусть он не молод, но сила еще не пошла на убыль. С его знаниями, опытом он заберет с собой многих! Они пожалеют, что подняли на него лапу!..
Вскинутый меч опустился в ослабевшей руке — она не поднималась на своих учеников. Они стояли, тяжело дыша, напротив него, полукругом, как обычно выстраивались на тренировках, и внимательно ловили каждое его движение. Только вот в глазах застыло совсем иное выражение. И он понял — слушать его не будут.
Если он сейчас прорвется, уйдет. Потом вернется, найдет истинного виновника. Докажет его причастность… Все перечисленное уже звучит нереально. А как дальше жить, зная, что убил или покалечил ни в чем не виновных членов прайда⁈ Ему не простят, даже если примут его правоту. И он сам себе не простит. Никогда.
Отчаянный прыжок с обрыва. Снова бег с неестественно вывернутой лапой. Вернее, попытки брести хоть куда-то. А он так надеялся разбиться! Чтобы никому из мелких не пришлось пачкать свои руки в его крови и просыпаться потом от кошмаров по ночам.
Врата. Куда бы они ни вели, что бы ни ждало за ними, пусть даже мученья и смерть — он сделает это ради них…
Дротик, короткое самодельное копье, просвистело мимо плеча и расщепилось на части, ударившись о камень. Сильные, сволочи! Когда только время нашли поделками заниматься?
Пригнуться под хлестнувшей над головой веткой, ухватиться когтями за шершавый ствол, резко меняя направление бега. Толчок и короткий полет над оврагом. Хвост мазнул по колючим кустам в низине, оставив на шипах клочки шерсти — а вот продирайтесь теперь сквозь них или обходите вокруг, увальни!
Рык и улюлюканье раздались с правого бока — зашли с другой стороны, когда он огибал бурелом. Ничего, впереди открытая поляна, оторвется.
Тело, усиленное сферами и вылепленное многолетними тренировками, пело, радуясь привычным нагрузкам. Главное было не запалить себя, не выкладываться полностью, распределив силы так, чтобы хватило надолго.
Приветливый сумрак кромки деревьев приближался, густые кусты позволят резко сменить направление: можно будет рвануть вправо — этого от него не ждут — и пойти наискось…
Резкий удар выбил искры из глаз и опустил тьму на яркий полдень.
Граница Осколка! Как же он так просчитался⁈
Тяжело тряся головой, он с трудом поднялся на ноги. Его окружили полукругом, выкрикивая оскорбления и ругательства. Опять. А он не может ни уйти, ни призвать Активатор — тут же сгорит в огне, нарушив клятву.
С трудом подволакивая ногу, придерживая более-менее здоровой лапой другую, выдернутую из сустава и болтающуюся безвольной тряпкой, он кое-как вышел из леса.
На поясе, надетые ушками на веревку, болтались четырнадцать охотничьих ножей. Не хватало лишь одного — последний из охотников, самый старший из всех, плюнув, развернулся и ушел. Медж всю дорогу ждал нападения: было бы логично взять его в последний день, измученного голодом и воспалившимися ранами, ведь про регенерацию Игроков они вряд ли знают. Но нападения так и не последовало.
На лугу пусто. Почти. Участников испытания ждали старый жрец с двумя помощниками и вождь, большой бородатый дядька, поперек себя шире. Только драться с ним не хотелось.
У кромки леса, в ожидании окончания пятых суток, сидели несколько страдальцев. Куда делись остальные кандидаты, было неясно. Сломанные руки, разбитые носы и исполосованные ножом тела. У одного поврежден позвоночник — товарищи принесли его на волокуше. А вот не надо было оборачиваться в медведя! У него не оставалось выбора, кроме как схватить отобранный в предыдущих поединках посох и пойти обниматься…
— Нож! — нетерпеливый голос старца был сух, как ветер пустыни, как сушь у него во рту.
Отдав ножик, Медж с равнодушным смирением наблюдал за жрецом, чуть ли не обнюхивающим мутный белесый камешек в рукояти. Старик и не ведал, что прямо сейчас держал в руках истончившуюся нить его жизни. Одно слово и…
— На тебе нет крови.
«Мда? А это тогда что?»
— Ты не взял ни одной жизни. Поэтому можешь предъявить завоеванные трофеи. Мы решим, достойно ли ты их получил.
«Керр, самка с-собаки! А об этом ты меня не предупредил! Что убивать не просто не обязательно, а именно нельзя. Гад!.. Или он и сам не знал? С местных станется…»
Наверное, он отвлекся: все эти расспросы других участников, заумные рассуждения о чести и допустимых приемах… Вернул его к реальности браслет, с размаху врезавшийся в грудь. Зелено-коричневые невзрачные камешки, пойди найди их в траве. А нагибаться-то как не хочется… Услышав отчаянный вскрик, краем уха выцепил фразу жреца, небрежно кинутую переломанному юноше: