Страница 64 из 82
— А если и так? Мое спасибо дорогого стоит. — Медвежья физиономия Кудеярова честно попыталась изобразить что-то вроде добродушия. — Другу своему передай, что он больше Прошке ни копейки не должен. А сам — заходи ко мне в кабак… ну, или как в столице говорить принято — в ресторацию. Гороховая улица, прямо на Екатерининском канале — не ошибешься. Первым гостем будешь. Встретим, напоим, накормим от души — как у нас в Сибири принято.
— Не дело гимназисту по ресторациям шататься, — усмехнулся я. — И достаток не позволяет.
— Достаток, друг мой — это дело поправимое. — Кудеяров хитро улыбнулся и полез за пазуху. — У меня для тебя вот чего имеется.
На свет появилась пачка ассигнаций. В основном красных, десятирублевых — но кое-где среди них проглядывали и темные, достоинством в пятьдесят. Не знаю, сколько там было — может, несколько сотен, или даже больше. Не такой уж солидный капитал для купца первой гильдии… Зато для человека попроще — целое состояние. Любой гимназист на моем месте или захлебнулся бы от жадности, или вовсе заработал первый сердечный приступ на полвека раньше положенного.
И уж точно потерял бы голову — видимо, на то и был расчет.
Но мне приходилось видеть суммы и покрупнее. В десятки, в сотни раз — в самых разных валютах и по любому из когда-либо существовавших обменных курсов. Иногда деньги были моими, иногда — могли таковыми стать, вздумай я согласиться на чужие условия. За свою жизнь мне приходилось побывать и миллионером, и нищим, и снова миллионером…
Не то, чтобы у таких, как я имелись какие-то особенные правила, или этакий кодекс чести. Нет, ничего подобного — только самый обычный опыт. Который однозначно намекал: бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Соблазны власти или легких денег доведут куда угодно — но уж точно не до добра.
А соблазны были. Способности, подобные нашим, не так уж просто утаить от обычных людей — и во все времена находились те, кто так или иначе пытался ими воспользоваться… Да и сами мы порой ошибались. В конце концов, даже нескольких человеческих жизней слишком мало, чтобы полностью вытравить из себя лишнее.
Особенно когда все, во что веришь, в очередной раз с треском разлетается на части.
Рухнула красная империя, и асфальтоукладочным катком прокатились по стране лихие девяностые. Тогда наши с шефом дорожки разошлись окончательно, а остальных и вовсе разметало по миру, как осколки. В Петербурге застрял только один — и я так и не успел спросить, зачем ему вообще понадобилось связываться с одной из бессчетных «бригад».
Нас не так уж просто убить. Удар мечом или саблей, ребра, размолотые чуть ли не в кашу пушечным ядром, копье прямо в сердце, ядовитый газ, от которого легкие превращаются в один сплошной кровоточащий ожог — мы выдерживали и не такое. Раны заживали — иногда без следа, иногда оставляя очередной из сотни шрамов. Возможно, я смог бы кое-как собрать себя в кучу даже после осколочной гранаты из РПГ, угодившей прямо в лобовое стекло навороченного американского джипа.
Мой старый товарищ — не смог.
— Это с чего же такая щедрость, Фома Ильич? — Я улыбнулся и покачал головой. — Никак, заплатить хотите, что я людей покалечил?
Кудеяров сверкнул глазами и шумно выдохнул. На мгновение в его взгляде мелькнула такая злоба, что я уже приготовился драться… Но буря стихла, так и не начавшись. Могучие плечи опустились, голова поникла — передо мной снова сидел солидный господин в пиджаке, купец первой гильдии.
Ничуть не похожий на разъяренного медведя.
— Я, по-твоему, что — каторжанин, урка? Такой же, как Прошка?.. Так вот что я тебе скажу, Володя Волков, — недовольно проворчал Кудеяров. — В Сибири всякое случается. И сейчас, а уж раньше — тем более. Места глухие, а деньги водятся немалые. И заработать честно ты, конечно, заработаешь — а удержать уже не сможешь. По молодости, бывало, и за топор брался, и за ружьишко — но душегубом никогда не был! — Кудеяров насупился и посмотрел на меня исподлобья. — И прошлым своим не горжусь, не подумай. Уж сколько лет порядочным человеком стать пытаюсь.
На мгновение мне даже стало… стыдно? Пожалуй, все-таки нет. Может, старший Кудеяров и правда никогда в жизни не промышлял разбоем или воровством, но белым и пушистым уж точно не был. Раньше — да и сейчас назвать его честным человеком язык бы, пожалуй, не повернулся.
Но сочувствие все-таки было. Да и симпатий этот таежный медведь вызывал куда больше, чем его сынуля и все Прошкины прихлебатели вместе взятые. Такие, как он, умеют держать слово — и из Кудеярова вполне мог бы выйти надежный союзник.
Но записывать его в благодетели я уж точно не собирался.
— Как-нибудь обойдусь, — тихо повторил я. — Ничего личного, Фома Ильич. Если хотите — считайте это моей маленькой прихотью.
На этот раз игра в гляделки длились чуть ли не минуту. Никакого магических способностей у Кудеярова, ясное дело, не было — зато опыта хватало с лихвой. И он «просвечивал» меня не хуже Дельвига. Словно пытался понять — что же за птица этот странный гимназист напротив.
И, кажется, все-таки понял.
— Ну… Дело твое, Володя Волков. Что от денег отказался — это я уважаю даже. — Кудеяров убрал ассигнации и снова завозился за воротом пиджака. — Но тогда вот чего возьми.
Когда в полумраке салона блеснул металл, я едва не дернулся. Но никакой угрозы, похоже, все-таки не было: здоровенная ручища вытаскивало оружие за ствол, да еще и нарочито-медленно. И я даже успел подумать, что в этом мире чуть раньше положенного изобрели то ли американский «кольт», то ли советский «Тульский-Токарев»…
Нет, показалось — пистолет Кудеярова изрядно напоминал оба сразу, но, конечно же, не был ни тем, ни другим. Хоть и приходился «американцу» весьма и весьма близким родственником. В моем мире бельгийский М1903 конструкции Джона Браунинга появился в России совсем недавно — в прошлом году, если не в этом. И закупали его не так уж и много — всего несколько тысяч для полиции, Отдельного корпуса жандармов и охраны железной дороги. Конкретно этот — судя по клейму С. З. Ж. Д. — был явно из последних… И вряд ли законного происхождения.
— Бери-бери, не куксись. — Кудеяров чуть ли не насильно впихнул пистолет мне в руки. — Даст бог — не пригодится.