Страница 52 из 82
И, конечно же, кровать: скрипучая, тесная, проржавевшая разве что не насквозь — зато с матрасом. Далеко не новым, замызганным, свисающим по краям, но хотя бы без клопов… кажется. В общем, мне приходилось оказываться и в куда более неуютных местах — и порой задерживаться там не на один месяц.
Здесь бы я не задержался: окно выходило прямо на соседнюю крышу, а дверь выглядела так, будто мое заключение было всего-навсего дурацкой формальностью. Первые полчаса я всерьез подумывал выбить замок и удрать.
Но, собственно, зачем?
Зло наказано. Пусть не слишком изысканно — зато весьма эффектно. Петропавловскому вряд ли угрожает хоть что-то, а Фурсов… что ж, с ним самое плохое, увы, уже случилось, и исправить это не в моих силах. Спешить к Дельвигу я уж точно не собирался — а больше мне спешить некуда.
В конце концов, когда еще выпадет шанс побыть наедине с самим собой?
Я скинул ботинки, плюхнулся на продавленный матрас и, подтянув ноги, уселся по-турецки. Выдохнул несколько раз, прикрыл глаза и попытался заглянуть… Нет, не в эфир, конечно же — на это силенок бы пока точно не хватило. Хотя бы в самого себя — для начала.
И только сейчас смог нащупать то странное ощущение, которое скрутило меня в столовой, колошматило несколько минут и потом так же внезапно отступило. Как раз перед тем, как я отправился выколачивать пыль из Кудеярова. Тогда оно казалось чем-то немыслимым и чуждым, чуть ли не болезнью или безумием.
А ведь ответ лежал на поверхности.
Ярость. Не взвешенная и отмеренная отвага солдата, не азарт хорошей драки, не обычная человеческая злоба и уж точно не обреченное бесстрашие того, кому терять уже нечего — совсем другое. Непривычное. То, что я не испытывал так давно, что успел забыть, и даже теперь вспоминал не без труда. Когда-то оно просто стало ненужным. Лишним балластом, который только мешал в бою: дергал, заставал суетиться, сбивая прицел, затуманивая разум и внося в выверенные и отточенные годами тренировок движения бестолковую суету.
Но были и другие времена — когда до появления первого неуклюжего огнестрела оставалась не одна сотня лет, и встречаться с врагом каждый раз приходилось лицом к лицу. И он нередко оказывался сильнее: выше, крепче, тяжелее, старше, опытнее, лучше вооружен, закован в надежную броню — или просто превосходил числом.
Я и сам был другим. Не взрослым воином, а тощим безусым юнцом, ровесником нынешнего чужого тела. Еще не подчинившим себе скрытые от простых смертных силы… Тогда я лишь прикоснулся к ним. Пользовался жалкими крохами… Но вряд ли хоть кому-то пришло бы в голову ждать, когда я окрепну. Враги приходили — и не спрашивали, готов ли я взяться за оружие.
И тогда помогала только ярость. Дикий огонь, струящийся по жилам и наполняющий мускулы сверхчеловеческой мощью. Изгоняющий страх и дарующий немыслимую силу, когда мое привычное «я» почти сливалось со звериным, устремляясь в бой, меч становился легче перышка, а время услужливо густело и превращало грозных врагов в неуклюжие фигуры. Беззащитные, слабые и до смешного медлительные.
Однажды ярость ушла — но, видимо, лишь для того, чтобы настигнуть меня в другом мире… и в другом теле. Вернулась, спустя сотни лет — и снова предложила свои сомнительные дары. А я никак не мог понять, что именно оказалось страшнее всего: что я едва смог удержать ее в себе.
Или что мне это понравилось.
Я выдохнул, заерзал, попытался устроиться поудобнее… и не смог. Никогда не любил эти восточные практики, и уж тем более никогда не был в них силен — но раньше они хотя бы помогали. А теперь…
В гормонах дело, что ли?
Я поднялся и шагнул к окну. Снаружи уже успело стемнеть, так что я кое-как разглядел в грязном стекле худощавого и темноволосого парня с едва заметной ссадиной над левой бровью. Всклокоченного и сердитого, с чуть отсвечивающими желтым глазами.
И это теперь я… Но кто? Семнадцатилетний оболтус, получивший силу и знания древнего старца — и хорошо, что хотя бы не все сразу? Или тот самый старец, которому волею случая досталось юное тело?
Или оба — одновременно?
Парень в отражении мрачно улыбнулся и пожал плечами — никаких ответов у него, ясное дело, не было.
Как и времени на размышления: за дверью карцера раздались шаги, и через несколько мгновений ключ в замке повернулся. Я даже не стал оборачиваться — чутье уже обострилось настолько, что Владеющий такого класса вряд ли смог бы подобраться незамеченным… или неузнанным.
— Ну здравствуй, гимназист, — раздался за спиной насмешливый голос. — И чего же там такого интересного?