Страница 12 из 82
— Хороший парень был… На тебя похож чем-то — только постарше. — Городовой крякнул и полез в карман кителя — наверное, за папиросами. — Видать, судьба у него такая, солдатская. У нас, Владимир, вся семья из служивых. Средний на Кавказе сейчас, уж целого фельдфебеля дали, да еще и с медалью. А младшенький, Алешка — в кадетском корпусе.
Я молча кивнул — никакого другого вмешательства в диалог от меня, похоже, не требовалось. Городовой словно беседовал сам с собой, и слушать его было и вовсе не обязательно… Но я все равно слушал. И не потому, что рассказ про семью оказался таким уж интересным — просто на большее измученного разума уже не хватало.
Слишком уж много событий вместил сегодняшний день… да еще и в двух мирах. Слишком сильно этот Петербург отличался от того, что я знал и помнил — при всем внешнем сходстве. Прорывы, выползающие из них разномастные и разнокалиберные твари, таинственные капелланы из Ордена Святого Георгия, наделенные даром зашивать прорехи в бытие, аристократы со своим магическим Талантом прожигать взглядом шведские фрегаты — и наверняка перечень непривычных странностей на этом не заканчивался, а только лишь начинался.
И поэтому измученный разум упрямо выталкивал все чуждое и цеплялся за простые и понятные вещи.
— А сам я, значит, отставной зауряд-прапорщик Восьмого гренадерского Московского полку, — оттарабанил городовой — будто по бумажке прочитал. — Игнатов, Степан Васильевич.
Я пожал протянутую руку — широкую и еще не по-стариковски крепкую. Мой новый знакомый уже давно снял унтер-офицерские погоны, но ни сил, ни воинской удали, похоже, не утратил — судя по тому, как лихо бросился на Жабу с одним «наганом».
— Давно из полку в отставку вышел, лет пятнадцать уж прошло, — продолжил он. — Но службу государеву исправно несу — и буду нести, покуда силенки есть.
— Вам силенок не занимать, Степан Васильевич, — улыбнулся я. — На троих молодых хватит.
— Да если бы так, Владимир. Руки еще работу свою помнят — да глаза подводят. И ногу все чаще прихватывает. Весной и летом еще ничего, а как осень — так хоть ложись помирай. — Степан Васильевич протяжно вздохнул и чуть замедлил шаг. — Видать, осколок шевелится. Еще с турецкой войны прямо над коленом застрял. На Дунае тогда прилетело — доктора заштопали, а доставать не стали. Сказали — хуже будет… Уж тридцать лет прошло — а все никак покою не дает, зараза такая.
Степан Васильевич чиркнул спичкой — и через мгновение выпустил целый клуб сизого дыма. Я тоже встал на месте: до ограды оставалось каких-то два десятка шагов, и все же не хотелось оставлять старика на кладбище одного — да еще и раненого. Похоже, прокушенная Жабой рука его не слишком-то беспокоила, хотя и выглядела жутковато.
— Вам бы к доктору, Степан Василич. — Я указал на перемазанный кровью рукав кителя. — Перевязать. Или лекарств каких.
— Это? Да ерунда, если кость цела — дырка сама зарастет. Жаба не ядовитая… Вот если Упырь цапнет — там да, месяц маяться будешь, а то и вовсе гангрена пойдет. — Степан Васильевич пыхнул в темноте папиросой. — А ты меня по имени-отчеству не величай, Владимир — не привык я к такому. Лучше дядькой Степаном зови, как все тут.
— Как скажешь, дядька Степан, — отозвался я. — Но за рукой все-таки приглядывай. Сляжешь — кто нас от Жаб защитит?
— Да уж есть кому, я погляжу. — Старик негромко рассмеялся. — Ладно уж. Беги домой, Владимир, нечего тебе тут со мной на кладбище торчать.
Я не стал возражать — и двинулся к калитке, а за ней обратно к обломкам трамвая. Солдаты уже успели убрать крупные куски и даже увезти тушу Жабы — видимо, как-то подняли в грузовик. Прохожие давно разошлись, и о недавнем побоище напоминали только здоровенная лужа темной жижи и разбросанные повсюду деревянные щепки. Спасенная мною из трамвая девчонка, конечно же, тоже не стала меня дожидаться — от нее и след простыл. Но там, где я ее оставил, на асфальте что-то белело.
Подойдя поближе, я разглядел в темноте платок. Из тонкой, чуть ли не прозрачной ткани с кружевами по краям — явно ручной работы. Да еще и с вышитым на уголке золотыми нитками вензелем… Настолько вычурным, что я даже не сразу смог распознать две буквы — Е и В.
Девушки из мещан таким баловались редко. Такой платок скорее могла обронить дочь какого-нибудь купца — а то и вовсе титулованная аристократка… И что эта фифа забыла в трамвае — да еще и на ночь глядя?
— Е. В, — пробормотал я, рассматривая золотые инициалы. — Е. В… Кто же ты такая?