Страница 14 из 84
Иван только после краткого разговора с Арно, пока они шли сюда, и вопросов, посыпавшихся, словно прорвался до того прочный мешок с ними, так как до того никого они не волновали, стал в полной мере понимать трудности, стоящие перед ним по переселению колонистов.
Ещё часом раньше всё казалось ему куда как проще. Сомнение роилось в одном: войдут ли они в облако все сразу или придётся возвращаться сюда многократно?
Сейчас каждый колонист превратился в запутанный клубок противоречий. Их можно было понять. Перспектива вернуться в человеческое общество, возможность воплощения чаяния, загнанного за годы прозябания в самый тёмный угол сознания, чтобы не напоминало, не тревожило, не снедало, вдруг в одночасье предстала передними и – оглушила. Они не были готовы к этому даже в помыслах, так как не могли предполагать не только о самом возвращении, но и к выбору любого времени, и любого уголка Земли.
Перед их растерянным сознанием не оказалось альтернативы, перед ними возник хаос возможностей…
Стихая, то, вновь разгораясь, спор продолжался, практически идя по кругу, но становился уже более-менее осознанным. Кто-то из кучки, толпящейся вокруг Хиркуса, отступил назад и за спинами перешёл на сторону спорящих колонистов, включился в общее обсуждение. Тем не менее, актёра держалось ещё с десяток человек. Не докричавшись до своих недавних, по сути, соплеменников, они стали совещаться.
А страсти и пристрастия остальных колонистов к тому времени привели к новому размежеванию, не смотря, на общую тему обсуждения и, в принципе, согласия на перемещение. Во всяком случае, так показалось Ивану.
Чуть в стороне остались Девис с Сесикой. Девис высказал всё, а Сесика явно во всём была с ним согласна. Их не занимало, что говорят вокруг, они безучастно ожидали окончания спора.
От группы Хиркуса откололся ещё один недавний его почитатель. Он, воровато оглядываясь и втянув голову в плечи, словно ожидая удара сзади, шмыгнул в середину основной части колонистов и присел, теряясь между ними.
Вскоре вокруг Ивана стали рыхло группироваться желающие поверить ему и уйти в будущее. Вначале робко приблизились женщины с детьми: Харусса, Джесика, Илона. К ним жались те, кто их ещё только ожидал: Рада и Храза. А за ними потянулись колонисты. Возможно, среди них были отцы этих детей. Хелены нигде не было видно. С Хиркусом женщин не оказалось.
Из-под руки Ивана выскользнул Джордан.
– КЕРГИШЕТ, ты их отсюда выдерни, а уж потом они решат, где им будет лучше остановиться. А здесь они как гвоздями прибиты. Так и будут спорить до бесконечности… Да и Хиркус мешать не будет.
– Да уж, – отделался Иван.
Джордан подождал, не скажет ли что КЕРГИШЕТ ещё, но ходоки его предложение встретили неоднозначно. Дон Севильяк повёл на него рачьими глазами и буркнул:
– Это сорняки выдёргивают, а это – люди.
Арно высказался определённее:
– Никого не надо выдёргивать. Пусть сами решают. Выдернешь, а потом что с ними делать будешь? Если не определиться сам, то придётся таскать его с места на место. Давай, КЕРГИШЕТ, уйдём к твоему… к этой… колымаге, – Арно покосился на Джордана, – и подождём. Кто подойдет, того и возьмёшь.
Иван кивнул, соглашаясь с Арно. Однако не двинулся с места. Его привлекла Мать. Она стояла на отшибе в окружении своих детей. Сыновья с неразлучными копьями расположились так, как будто ожидали нападения на них со всех сторон, а дочь, миловидная и рано созревшая девочка, прижалась к Матери и смотрела на происходящее испуганными глазами. И то. Если сама Мать могла понимать, о чём спорят и что решают колонисты, то её дети, выросшие здесь в статусе аборигенов и не знающие иной жизни и общества, были сбиты с толку.
– Этих, – сказал Иван и показал на Мать, – надо брать в первую очередь.
– Да, Ваня, – поддержал дон Севильяк. – Жаль их.
– Да, КЕРГИШЕТ, – сказал и Арно, но в его голосе чудилось сомнение. На немой вопрос Ивана, пояснил: – Что они там будут делать? Представь… И Мать…
Арно вздохнул, что для него было не привычно.
– Как её зовут?
– Мать… Другого не знаю.
– А детей?.. Девочку?
– Им имена придумывал Девис. Поэтому не удивляйся. Девочка – Артемида. Старший, тот, что справа от Матери, Еврипид. Средний… Он выше всех…Да, этот. Так он – Атилла. Ну, а младший – Чизгинхан. Отзывается на Чисхана.
– М-да… – Иван помял нижнюю губу. – Будешь меня знакомить. Пошли!
– Я не очень-то с ними… в контакте, – хотел отговориться Арно.
– А я совсем незнаком, – парировал Иван и шагнул в сторону семьи Матери.
Братья повели в его сторону копья.
– Отставить! – скомандовал Иван и обратился к Матери. – К сожалению, я не знаю Вашего имени. Но…
– Меня зовут Мартой! – вскинулась Мать и посмотрела Ивану в глаза.
Она была стара. И, наверное, даже не годами. Её состарила жизнь. Мешки под глазами. Складки у губ; глубокие морщины покрыли всё её неправильное лицо. Опущенная грудь искажала пропорции фигуры.
Старая, жалкая женщина.
Но во взгляде – блеск стали…
– Хорошо, Марта… Ваши дети…
Девочка отшатнулась и спряталась за спину родительницы. Кто её испугал, Иван не понял и сбился.
– Не бойся, Арта! – властно сказала Марта. И Ивану: – Что тебе до моих детей?
Иван вдруг стал сердиться. Ну, в конце концов, что происходит? Он к ним со всей душой, предлагает вариант возвращения из дикости и вымирания в цивилизованный мир, а они? Одни оглушили спорами, другие, того и гляди, драку затеют, а сам он, по сути, благодетель везде встречается в штыки, как если бы был виновником всех их бед. И эта Марта вот. Мать. Слышала же и должна понимать, что его предложение во благо её детей. Так нет же! Как на вурдалака какого-то смотрит на него. Как на жаждущего крови её отпрысков…
– Мне до твоих детей дела нет! – резко сказал он. – Я лишь могу обеспечить их переход в будущее, к людям. Чтобы они и себя могли ощутить людьми. И тебя тоже с ними…
– Люди? Насмотрелась я на людей. Вот где дикость! И ты хочешь, чтобы и они, мои дети, очерствели душой, жили бы в злобе и зависти? Чтобы каждый, походя, мог обидеть их? Им лучше здесь умереть на руках заботливых скамулов, но не знать подлости и бесстыдства людей… Ты хочешь…
– Я ничего не хочу! – почти с угрозой оборвал обличительный поток её слов Иван. – Если ты запугана людьми, это не значит, что твои дети должны быть лишены их общества. Как бы не сложилась их судьба, но ты не вправе лишить их счастья быть тоже людьми, а не уподобляться соплеменникам скамулов. Твои дети должны… Твои дети имеют право видеть мир, получить знания, стать…А-а!.. – в сердцах воскликнул Иван, видя, что весь его пыл разбивается о решительность женщины, ставшей на защиту своих детей от посягательства на них кого бы то ни было. Он шумно продышался и проговорил спокойнее: – Что сулит твоей дочери прозябание здесь? Ты о том подумала? Все люди смертны. И ты, и я… Что они тут будут делать без тебя? Я думаю, будут проклинать тебя!.. Решайся!
Он хотел уже отступить назад и оставить Мать наедине со своими мыслями, но её лицо дрогнуло. Слёзы сверкнули в глазах: в них ещё тлел огонь несогласия, но слёзы гасили его.
– Но кто защитит их там? Они доверчивы и добры… Они не поймут… Их не поймут и обидят…
Она старалась говорить связно, но слова застревали у неё где-то внутри, а потом вырывались. Но не все, оттого её сетования теряли смысл.
Наверное, дети впервые видели свою мать в таком состоянии; они затревожились, стали посматривать на Ивана исподлобья, так как это он довёл её слёз.
Но Иван вдруг стал понимать её. У него не было опыта быть хотя бы отцом, так что ему знать и говорить о материнских проблемах? И всё-таки… Её неподдельные переживания за судьбу своих детей тронули его, но, к сожалению, он затруднялся дать ей вразумительный, успокаивающий ответ на её естественные вопросы.
Да и что он мог? Стать нянькой для них? Воспитателем и поводырём в мире, где они и вправду могли потеряться и не стать его полноправными составляющими?