Страница 13 из 84
– Ты не прав, КЕРГИШЕТ, – Арно не согласился с репликой Ивана. – Вспомнят – возможно, но ты же видел их. В большинстве своём старики. Им бы дотянуть…
– Давай пока послушаем их. Как они настроены? Вообще?
– Разброд. Мне даже показалось, что немногим дошёл сам смысл возвращения к людским сообществам. Они привыкли быть одни.
– Я думаю, здесь ты не прав. Как бы они изолировано не жили, а в человеке заложено быть в кругу других людей. И разных, при том.
– Да уж. Пожил тут…
Собрание встречало их молча. И хотя они сидели за тем же длинным столом, но уже не на своих, быть может, насиженных местах, а явно расколотыми на две неравные части. Меньшая – во главе с Хиркусом.
Как бы себя не выставлял «актёр всех времён и народов», всё-таки поведение его представлялось Ивану непонятным. Не собирался же он, ходок во времени и артист, бесславно закончить свои дни в прозябании? А он, по всему, переживёт многих, если не всех, кто откажется податься в будущее. Но и без вероятности омолаживаться в Кап-Тартаре, с потерей ходить во времени и отсутствии самовыражения перед аудиторией зрителей, он может быстро стереться с лика Земли.
Так почему он вдруг стал противником? И не только идее передвижения, но и по отношению к нему?
Между группами сидели Девис с Сесикой. Они демонстрировали своим положением своеобразный межевой камень, разделивший колонистов на правых и левых. Слева расположился Хиркус.
Иван начал сразу, как только остановился. Обратился он к тем, кто не входил в группу Хиркуса.
– Мои друзья, надеюсь, объяснили вам, что есть реальная возможность вернуться ближе к будущему. Быть ближе к людям, а не потеряться здесь навсегда. Я приглашаю желающих сделать этот скачок в будущее. Туда, где есть люди…
– И что мы там будем делать? – послышалось из стана Хиркуса.
– Жить!
Было заметно, что приглашение и краткий ответ Ивана смутил сторонников артиста. Они, наверное, ожидали от него иных слов: объяснений, уговоров или новой вспышки досады на них.
– Но там… плохо, – сказал колонист, сидящий по правую руку от Девиса. – Вспоминать страшно.
Остальные поддержали его возражение, больше похожее на жалобу, но как-то вяло: кто кивнул, кто сказал неопределённое: – Да.
Вообще, не приверженцы Хиркуса представляли собой унылое зрелище. Растерянность читалась на их старческих лицах, в жестах, в погасших глазах.
Зато от кучки Хиркуса раздались злые реплики.
– Вам будет плохо, а ему хорошо!
– Опять побегаете в поисках канала!
– Да врёт он всё!..
И следом веское выступление самого актёра, но без актёрских замашек, продуманное и, по всей видимости, здесь уже прозвучавшее, так как перекликалось с озабоченностью, высказанной Арно о влиянии их мира и расселении колонистов среди людского сообщества.
– Куда ты их зовёшь, КЕРГИШЕТ? Опять в ад, из которого они едва унесли ноги? Туда, где мы видели не людей, а зверей? Ты хочешь, чтобы они опять вкусили весь этот ужас? Они до сих пор вспоминают о нём и содрогаются. Ты хочешь…
– Я ничего, как ты прекрасно знаешь, не хочу! – прервал Иван его накатанную обличительную речь. – Я только предлагаю желающим покинуть это забытое прошлое и вернуться ко времени, где живут люди. И не обязательно надо возвращаться в нестабильный мир. Пусть это будет прошлое их истории. Стабильное. Там они смогут жить и умереть. Там, среди людей, смогут найти себя, а своими знаниями помочь им… И ты, Хиркус, знаешь, как это делается. Поэтому… – Иван одёрнул себя – не следовало сейчас переходить на личности. – Так что подумайте, где бы вы хотели жить во времени и пространстве. Иначе вы здесь деградируете, что, я смотрю, у вас кое с кем подобное произошло! Есть закон. А закон не имеет исключений. Закон, говорящий… – Иван споткнулся на слове. Только что в голове мелькнула формулировка закона и его название, а начал излагать – забыл. Об этом законе он иногда упоминал монтажникам, журя их за неопрятный вид после очередного подпития. – Проще скажу, – нашёлся он. – Если вокруг дикость, то и вы туда же.
Этого, о деградации, тоже не следовало бы поминать, так как колонисты со своим положением уже давно смирились, а некоторые просто не заметили, как они низко опустились как люди и вели, по сути, травоядный образ жизни: есть и спать.
Неожиданная поддержка Ивану появилась в лице Девиса. Он поднялся: сухой, когда-то, наверное, статный, а сейчас старчески неровный. Попытался выпрямиться, но без успеха.
– Этот парень прав, – сказал он напористо, – напомнив вам, если вы его, конечно, знали, – с лёгкой иронией заметил Девис, – закон объединения разнородного живого вещества в островных сгущениях. Этот закон суров. Любая система, находящаяся в среде с уровнем организации более низким, чем уровень самой системы, обречена. Как мы с вами в среде скамулов. Так как система теряет свою структуру и через некоторое время растворяется в окружающей среде. Так и мы… Оглянитесь! Что нас окружает? Природа, не достигшая ещё стадии колыбели человечества! Скамулы, чья общественная организация находится на уровне стада! Мы сами, позабывшие: кто мы и что мы! Стареем и в самом деле деградируем. А что ждёт здесь этих детей? – Девис махнул рукой на невдалеке сидящих от него женщин с детьми. – Да они сами станут скамулами! Они будут лишены человеческого общения, потеряют дар речи, не научаться мыслить, не будут знать, что их недавние предки знали работы великих философов, проникли в тайну атома, создали технологии на уровне фантастики… Это будущее стадо баранов! Если, конечно, они догадаются создать стадо, а не вымрут по-одиночке. Мораль такова: молодым надо уходить в будущее!
Девис помолчал, оценил впечатление от своей речи, произведённой на внимавших ему колонистов. А выслушали его с заинтересованностью. Никто не перебил его, никто не возмутился.
Иван с благодарностью смотрел на Девиса. Сам бы он никогда не смог так сказать, как это сделал Девис. Похоже, он всех их уговорил, и можно считать, что дело сделано. Значит, вот-вот начнётся эвакуация. Иван внутренне подготовился к ней, ожидая, как сейчас все встанут и пойдут за ним к Вушбусу, благоразумно оставленного с Шилемой.
Но тут Девис снова заговорил:
– А тем, кто желает дожить до могилы здесь, у кого нет желания свою старость прожить в нищете и голоде – лучше остаться. Так мы решили с Сесикой.
И всё рухнуло…
Словно зачарованные слушатели проснулись, и у каждого нашлось, что сказать. Оттого поднялся такой гам, в котором выкрикнутое пожелание, предположение или рассуждение нельзя было выделить для осмысления. Небольшое, казалось бы, собрание по количеству заинтересованных лиц, но шум возник как от возмущённых манифестантов.
У всех наболело. Возвращение к потерянному, будто бы, навсегда, вдруг, стало возможным.
Но появился выбор!..
Насиженное место бросать, когда над тобой не каплет, когда всегда в наличии еда, когда ничто тебе не угрожает – поступок, требующий обсуждения, к нему надо тоже привыкнуть, чтобы решиться на то или иное. Здесь они как в углу, может быть, не столь уютном, как хотелось бы, но обжитом, терпимом и безопасном. А там, среди людей…
Кто-то сомневался: да правда ли можно передвинуться в будущее? Других волновал вопрос: как они появятся перед людьми в своих одеждах дикарей? Третьих тревожило, кто их там будет кормить? И общее: да и кому они такие нужны?
Лишь немногих заботил выбор времени и места. Но и у них появлялись сомнения и разнообразие желаний: можно ли очутиться ближе к временам святого Патрика; можно ли появиться до войн Александра Македонского, до нашествия гуннов или римлян, то есть в спокойные годы истории? Даже возникли желания побывать в лесу у Робина Гуда или окунуться в атмосферу вольницы пиратов.
И только Хиркус и несколько человек из его сторонников призывали не поддаваться провокации и обвиняли Ивана во всех грехах, вплоть до того, что это он якобы устроил все несчастья, выпавшие на долю колонистов. Но их выкрики тонули среди других, да и не все, как было видно, из группы мятежного ходока поддерживали агрессивную её часть.