Детское время

Мама говорила перед тем, как отправить Гюнтера к фризам: «люди будут тебе верить ровно до тех пор, пока ты их не обманешь. Но если ты их обманешь всего один раз, то всегда остается шанс дожить до того времени, когда люди поверят тебе снова. Небольшой шанс, но все же остается». Именно поэтому губернатор Фризии за свои личные средства нанял полсотни работников на строительство очень странного канала. Канала, который не выкапывался, а насыпался, причем берега канала просто насыпались в мелком болотце, со дна которого сперва выкапывался весь торф. Небольшой был канал, всего-то на полтора километра от этого самого болота до Йемса, а когда канал был готов, эти же люди — и опять «за зарплату», а вовсе не ради какого-то «светлого будущего», обнесли такой же, как по берегам канала, дамбой, участок болота гектаров в пятьдесят. И на той дамбе, которая отделяла теперь канал от «огорода», приехавшие из Брянска рабочие поставили четыре тридцатиметровых бетонных столба (которые вообще-то для ЛЭП делались), на верхушке столбов прикрепили большие пропеллеры, которые попросту крутили водяные насосы, перекачивающие воду «с огорода» в канал. Правда пропеллеры были «высокотехнологичными»: деревянные каркасы лопастей все же обивались стеклопластиковыми листами, но можно было их и полотном обтянуть при отсутствии стеклопластика.

Через некоторое время воды в «огороде» заметно поубавилось, рабочие быстренько сделали профилировку освобожденной от болота земли, вдоль канала внутри огорода специальную канавку прокопали для сбора излишков влаги. В общем, работы было очень много — но первый же урожай пшеницы доказал, что работали люди не напрасно. Нет, затраты не окупились от продажи этого урожая, там хорошо если четверть «убытков» отбить вышло — но местный народ, сельским хозяйством отнюдь не пренебрегающий, быстренько подсчитал (благо, школы почти всех уже считать до ста научили), что года через четыре поле окупится и начнет приносить неплохой такой доход. А когда Гюнтер местному крестьянину пояснил, что продукции завода урожаи чуть не вдвое увеличит, любой заезжий геодезист мог за пару лет работы обеспечить себя до конца жизни.

Чисто теоретически мог, а на практике — нет, просто потому что не было этих заезжих геодезистов. Зато конкурс в анонсированный Гюнтером геодезический техникум был выше, чем в далеком двадцатом веке в какой-нибудь институт кинематографии. И ни одного абитуриента не смутило то, что указанный техникум будущим геодезистам предстояло еще и выстроить самостоятельно, причем участие в строительстве поступления вовсе не гарантировало…

Вполне естественно было то, что за предоставлением преподавателей-геодезистов Гюнтер обратился в Госплан. Там его запрос проанализировали, сочли, что решать задачу будет очень правильно. В принципе правильно, ведь геодезистов всяко не хватало, причем не только во Фризии. Но возникли и некоторые вопросы:

— Гюнтер там вконец оборзел, — прокомментировал Гриша Кабулов ситуацию во Фризии на встрече с Никитой. — Я даже не хочу обсуждать те методы, какими он договаривался в Северским Посадом об изготовлении оборудования для завода, а вот то, что он выстроил завод, для которого сырье еще несколько лет не предвидится…

— Да подумаешь, пробурит еще десяток скважин, ему еще завод и расширять придется, ответил Никита. — Сейчас у него уже три буровых, через год завод на полную мощность заработает, а удобрения нам везде нужны.

— Насчет расширять — это он уже приготовился. Хочет только на этом заводе выпускать по миллиону тонн карбамида в год и уже вроде приступил к проектированию нового завода, втрое большего. Это в принципе неплохо, лишними удобрения не окажутся, но он же хочет, чтобы ему поставки угля обеспечили до полумиллиона тонн в год максимум лет через пять. У него газа сколько хочешь, а он уголь требует!

— Кстати, правильно делает, — заметила Оля. Она при разговоре присутствовала просто потому, что Гриша к Никите в гости домой зашел, чтобы «побеседовать в неформальной обстановке о сомнительном деле». — Газа на Гронингене, если я правильно помню, всего-то четыре с четвертью триллиона кубометров, и из него можно сделать всего четыре миллиона тонн карбамида.

— Миллиарда, — усмехнулся Никита, — ты арифметику забывать стала.

— Пусть миллиарда, но если Гюнтер проковыряет полсотни дырок в земле и будет газ как топливо использовать, то лет через сто там газа не останется. И больше удобрения будет делать не из чего. Так что газ нужно экономить, а с углем и через пятьсот лет проблем не будет. Это сейчас там угля нет, а как весь газ вытащат, то под ним как раз пласт угля лежит толщиной чуть не в километр. Пока мы до него добраться не можем, но даже лет через двести — но когда газ все же закончится — кто знает…

Гриша давно уже привык, что «старшие товарищи» владеют различными «недоступными знаниями» и никогда не раскрывают их источники — но тут и он очень удивился. По крайней мере о том, что под газом еще и уголь есть, никакой информации у него не было, просто потому что так глубоко никто еще не пробурился и знать о содержимом глубин вроде бы не мог. Не мог, а вот Ольга Алексеевна откуда-то знала. Не догадывалась, а именно знала, и Никита точно знал, что информация эта совершенно верна. Поэтому он задал лишь один вопрос:

— А что такое Гронинген?

— Это так месторождение называется, — Оля несколько секунд подумала и уточнила: — Его так Лидия Петровна назвала, а почему — я не знаю. Может ей просто слово такое понравилась, звучное.

Никита, после того как Гриша ушел, тоже поинтересовался у жены:

— А ты откуда про Гронинген все знаешь?

— Так про эту скважину и про завод Кирюша всем все уши прожужжал. Он и у меня спрашивал, насколько можно маминым картам верить — ну я и поглядела. Кстати тетя Лида отдельно про Гронинген отметила, что газ тамошний в качестве топлива не очень-то и хорош, потому как много азота и углекислого газа, а вот для производства аммиака и потом карбамида — самое то. А если дети весь гад выкачают до пятьсот тридцать пятого года, то может нехорошо получиться. Кстати, надо будет Кате сказать, пусть по старым каналам закажет в Риме порфира побольше.

— Почему это «кстати»?

— Потому что и Гюнтер, и Кирюша бюсты на родине Героя точно заслужили. Мы же теперь имеем право единолично выдвигать кого хотим на звание? Вот я и выдвигаю.

— А вот фиг тебе, я тоже участвую. Ты права, а я как-то не сообразил.

Зашедшая в эту минуту Катя-первая, услышав последние фразы, тут же не преминула ребят «обломать»:

— Ничего у вас с выдвижением не выйдет.

— Это почему?

— А я Гришу еще весной по этому поводу пнула, постановление Госплана уже готово. Его дня через три опубликуют. А через три потому, что там всяким разным награждается человек триста, и наших, и скандинавов разных, и германцев, и фризов — и Настя приказала каждое имя трижды проверить чтобы опечаток в газете не было. С германцами вроде проблем не случилось, но ведь в список и с десяток персов затесалось — а вот как их имена русскими буквами пишутся они и сами не очень уверены. Но, надеюсь, до субботы и это в редакции «Известий» выяснят…

Азотные удобрения делались не только в Европе или Азии, на Американском континенте они тоже пользовались немалой популярностью и местная промышленность местный же спрос практически удовлетворяла. Но по сравнению с Европой на американских заводах никто по поводу метана вообще не волновался, там водород производится из каменного угля. И воды, естественно, а «основой» всего производства было изобилие электричества. Это электричество крутило детандеры, на выходе которых получалось (в числе прочего нужного) много кислорода. И вот этим кислородом в атмосфере водяного пара уголь и сжигался. Кислорода в установках хватало для того, чтобы горящий в нем уголь поддерживал нужную температуру, но для полного превращения угля в углекислый газ не хватало — и углерод «отнимал» недостающую дозу у воды, оставляя чистый водород. Ну, не совсем чистый, всякой дряни в искусственном газе было куда как больше, чем в самом паршивом природном — но очищать его химики давно уже научились, так что производство аммиака процветало. Причем, что несколько удивляло Гришу Кабулова, казалось, что «американский» аммиак выходит дешевле «европейского».