Козерог и Шурочка

В осиннике дорогу перебежал огромными скачками заяц, а на въезде в березняк, над возницей бесшумно пролетел, распластав широкие крылья старый знакомый филин. Миновали косогор, затем узкую лощинку, занесённую недавней метелью настолько, что Молчуну пришлось преодолевать её почти по брюхо. Осталась позади Чёртова падь, старое заброшенное торфяное болото.

Поднялись на пологий лесистый холм, за которым сразу начиналось бескрайнее поле. При свете луны Люба увидела лису, разыскивающую под снегом среди прелых ржаных колосков мышей-полёвок. Лиса на миг замерла, прислушиваясь, потом подпрыгнула и быстро побежала по направлению к лесу, маячившему вдалеке угрюмой стеной.

Поле закончилось. Мерин аккуратно спустился к замёрзшему озеру, по льду перешёл на другую сторону, тяжело выбрался на крутой берег и впереди завиднелись огоньки первых домов, утопающих в сугробах. В селе, вольготно раскинувшемся на берегу большого озера, вовсю шла жизнь: брехали собаки, слышались весёлые голоса девушек и парней.

Люба направила Молчуна в ближайший проулок, который выходил на центральную улицу, прямо к дому, где проживал Саша.

– Вот он сейчас обомлеет, – посмеивалась девушка, потирая варежкой замёрзший нос. – Представляю, какие у него будут глаза.

Собаки, почуяв чужака, зашлись злобным до хрипоты лаем. Цыганок неуверенно тявкнул в ответ и затих, путаясь в ногах у мерина, ища защиты.

– Тпру, – Люба натянула вожжи, размяла затёкшие ноги, потом привязала вожжи к ограде и вошла в знакомую калитку. На веранде за розовыми шторами горел свет, и на громкий протяжный скрип тотчас на порог вышла Даша – младшая Сашина сестрёнка.

– Любань, ты? – одновременно удивилась и обрадовалась она. – А Саша к тебе уехал… на лыжах. Неужели разминулись?

– Давно? – спросила Люба.

– Пожалуй, часа два прошло.

Нежданная гостья быстро развернулась и побежала назад.

– Ох уж эти мне влюблённые, – покачала головой Даша, с порога наблюдая, как Люба запрыгнула в санки, тотчас взмахнула вожжами над головой и Молчун, не привыкший к подобному обращению, испуганно рванул с места в карьер. – Ещё нагонишь! – крикнула она, сделав ладони рупором, чтобы вышло громче.

Понукаемый возницей, мерин в короткое время вернулся в проулок. Там завернул на огороды, где в свете луны виднелась свежая лыжня, и перешёл на рысь.

Цыганок, сильно довольный, что не пострадал на чужбине от недружелюбных сородичей, бежал то по одну сторону санок, то по другую, забегал наперёд, весело поглядывая на Молчуна и на молодую хозяйку.

– Таким ходом, Сашенька, – вслух размышляла Люба, зорко вглядываясь в оставленные им следы, – тебе далеко не уйти. – И жалостливо вздохнула: – Перетрудился, бедненький ты мой дровосек.

Лыжня какое-то время петляла вдоль кромки леса, но потом увела далеко в поле. Здесь не было таких сугробов как в лесу, лишь небольшие нанесённые ветром мелкие холмики. Кое-где даже виднелись торчащие из снега серые стебли полыни. Идти в таких местах было легко, и Саша прибавил ход, о чём говорили далеко расположенные друг от друга круглые размеренные метки от палок. Сделав приличный крюк по полю, упёршись в кочковатое болото, где не трудно было сломать лыжи, сдвоенный след повернул опять в сторону леса.

– Решил сократить путь через овраг, – догадалась Люба, зная, что по ту сторону, сразу за молодым дубняком проходит просека линии электропередачи, а там рукой подать до проезжей дороги. – Вот ты мне и попался!

Девушка оживлённо шлёпнула вожжой по лошадиному крупу, понуждая Молчуна перейти в карьер. Намереваясь перехватить Сашу у дороги, она вдруг заметила, что лыжня круто уходит в сторону одиноко стоящего среди ровного поля дерева.

– Чего это он кружит? – озадачилась Люба, и повернула мерина по следу.

На подъезде к развесистой берёзе, на глаза ей попались брошенные палки, чуть подальше валялась сломанная лыжа, вскоре обнаружилась и вторая, но уже с прикреплённым к ней валенком. Далее виднелись глубокие снежные ямки от ног бежавшего человека и разбросанные в спешке тёплые рукавицы и другой валенок.

Что произошло здесь несколько часов назад, Люба догадалась, когда увидела под деревом следы множества лап, похожих на собачьи, но значительнее крупнее.

«Волки!» – опалила её страшная мысль, и тотчас грозно зарычал, принюхивавшийся к следам, Цыганок, вздыбив на загривке шерсть.

Девушка встала во весь рост в санках, испуганно огляделась: следов борьбы, и крови на снегу заметно не было. Она быстро запрокинула голову, с надеждой вглядываясь в густое переплетенье ветвей. С затемнённой стороны, куда не доходил синий мертвенный свет далёкой луны, Люба с трудом разглядела тёмные очертания человека. Он сидел верхом на суку, свесив босые ноги, плотно прижавшись к мёрзлой коре обледенелой берёзы, крепко её обнимая.

– Саша! – громко позвала она, торопливо вытирая замерзающие на щеках слёзы. – Сашенька милый, ты живой?

– Ж-живой, – отозвался парень, от мороза не попадая зуб на зуб, расцепил окоченевшие пальцы и кулем свалился в снег. Слабосильная Люба кое-как помогла ему забраться в санки. – В-волки с-сволочи чуть н-не сожрали. Еле успел на б-берёзу з-залезть. Ещё н-немного и точно ок-кочурился бы. Ты з-зачем сюда?

– За тобой приехала, – всхлипнула девушка, порывисто обняла и принялась лихорадочно целовать настывшее лицо парня.

– З-значит т-ты не сон? – спросил Саша, криво улыбаясь бесчувственными губами. – Это х-хорошо.

Люба, не переставая плакать, зарыла парня в сено, остро источавшее пряные запахи лугового разнотравья. Затем спешно покидала в санки Сашины остальные вещи, запрыгнула сама и так огрела лыжной палкой смирного мерина, что он взвился на дыбы и рванул галопом к лесу. Из-под копыт во все стороны летел брызгами снег.

– Но, пошёл! – понукала Люба, часто дёргая за вожжи, переживая за свою жизнь и жизнь любимого человека. – Пошёл!

И тут случилось самое страшное, что собственно и должно было случиться: справа, где лес выступал небольшим мыском, как будто специально поджидая, выбежали четыре отощавших волка и понеслись наперерез.

– Быстрее! – закричала напуганная девушка, и принялась лыжной палкой ошалело бить мерина по потным бокам, хоть он и без того нёсся на пределе сил почувствовав опасность. От него валил клубами пар, и очень громко ёкала селезёнка, отчего становилось ещё страшнее. – Ну, быстрее, пожалуйста!

Волки неумолимо приближались, и скоро Любе показалось, что она даже различает в злых глазах хищников отражённую луну. Это было настолько жутко, что её передёрнуло от отвращения.

– Мамочка родная! – вскрикнула девушка, глядя на распластанных в беге волков, словно загипнотизированная.

Жалобный визг Цыганка, запыханно бежавшего следом за санками с высунутым языком, вывел её из оцепенения.

Люба торопливо намотала вожжи на левую руку, схватила ружьё, направила в сторону волков и нажала курок. Тишину разорвал громкий выстрел, эхо от которого долго металось в глубине леса, будто раскаты грома. Люба нажала опять, и очередной грохот потряс застоявшийся морозный воздух. И хоть оба раза девушка промахнулась, волки сбились с темпа и на какое-то время отстали.

Люба и сама не заметила, как Молчун вынес санки со своими перепуганными пассажирами на проезжую дорогу и теперь нёсся по ней, откинув хвост на сторону и развевая гриву. Хищники находились в замешательстве недолго и снова пустились в погоню. Срочно требовалось перезарядить ружьё, но мешали вожжи.

– Саша, родной, держи вожжи! – крикнула она заполошным голосом, и столько было в нём умоляющей интонации, что замёрзший парень нашёл в себе силы самостоятельно приподняться и протянуть руку. – Д-давай.

Волки находились в какой-то сотне метрах, и Люба принялась судорожно перезаряжать настывшее ружьё. Пальцы не слушались, двустволка неожиданно выскользнула из рук, ударилась о деревянный край санок, и упала на дорогу.

Хищники настигали, уже были явственно видны оскаленные пасти. Цыганок, обмирая от ужаса, нёсся впереди волчьей группы, прижав уши и глядя жалостливыми, полными слёз глазами на хозяйку.