Вихрь переправ

– Нет-нет-нет! И ещё раз нет! Я не желаю знать, куда вы собираетесь ехать! – замахал длинными, с тонкими запястьями руками мужчина. – Держите в тайне свою цель. Никому ни слова. Это ваш шанс уйти от погони.

Друзья нехотя попрощались с гостеприимным хозяином «Excalibur», их так разморило от тепла и сытной еды, что сон вновь стал витать над их головами. Но подвергать приветливого Алаоиса Бирнса опасности никто не желал, да и совет его казался единственно верным.

Промедление смерти подобно, вспомнилось Матфею. Кому принадлежали эти верные слова, он вспомнить не смог, но решил, что отныне они должны стать девизом его выживания и сбережения жизней его друзей.

– Желаю вам удачи и скорейшего выздоровления коту, – пожелал напоследок Алаоис, когда дверь проводила последнего гостя.

Ленивое солнце наконец-то соизволило выставить краешек себя, раскрасив небо ржаво-золотыми подтёками. Небесная серость таяла, проявляя под собой блёклую синеву. Облака и ветер, будто сговорившись, решили полонить Омолон, наперегонки спеша забить чистый небосвод и каменистые улочки города.

Когда в жёлтый автобус, следовавший до Кошивы, усаживались юные пассажиры, булыжную мостовую Площади Ратников покрыла влажная крапина начинавшегося дождя. А спустя полчаса дождь вошёл во вкус, обрушив на город смачный ливень. На выезде из Омолона водителю пришлось сделать вынужденную остановку: серо-белая стена воды полностью скрывала со всех сторон видимость. Окна изнутри запотели, и друзья вновь почувствовали себя уютно, вжимаясь в мягкие комфортные сидения и слушая чеканную дробь струй по крыше машины. Ну чем не маленькая жёлтая субмарина в центре океана?

Матфей еле сдержал подступивший смех: он вспомнил, как ворчал Гамаюн, когда юноша спрятал ворона под куртку, чтоб его не заметил водитель. Птице пришлось собрать всю волю в лапку и на время забыть о гордости. Рарогу было проще. В облюбованное место на дне кармана куртки саламандр юркнул моментально, как только Матфей его попросил. Сееру взял на своё попечение Эрик, так как место под курткой Виктора было занято Лиандром. Кошка выказала редкостную для своей породы покладистость, лишь тихонько заметив, что добротная ткань пальто лучше «всяких там» курток. Одним словом: она поладила с Эриком так быстро и легко, что к удивлению Матфея всколыхнуло в нём кратчайшую, но неприятную долю ревности. Как ни стыдно было сознавать, но «делиться» своими прислужниками юноша не был готов, хоть обстоятельства явно не благоволили в пользу его нелепого собственничества. Правда, успешно и скоро переборов своё эго, он даже порадовался за обоих – оба в недавнем времени понесли утраты, и как знать, возможно, даже к лучшему, что они расположены друг к другу. Как знать…

Как только автобус тронулся, прислужников выпустили, но с условием, чтоб они были неприметны для других пассажиров, коих по счастью, кроме самих ребят, было мало. Виктор занял задний ряд из четырех мест: одно сидение выделил коту, а на остальных расположился сам. Ехать до столицы Тартаррусы было около шести часов, и друзья решили воспользоваться этим временем как следует – вздремнуть по возможности.

Когда Омолон остался позади и стремительно уменьшился до хоккейной шайбы, Матфей вспомнил «Вижин-Март», лаймовый кругляш гипермаркета, где ещё пару дней назад преспокойно работал консультантом. Залповый ливень, очевидно, удовольствовавшись городом в качестве завтрака, уже не преследовал их «субмарину». По следам жёлтого автобуса бежал слабый моросящий дождь. Грязно-лиловые облака, взбитые и переполненные влагой, нависали над Омолоном и не думали отступать от его каменистых улиц. Небо над городом походило на море в бурю – те же волны, бесновавшиеся и неудержимые. И венцы пены на их гребнях, и девятый вал разрастаясь, того и гляди, размажет всё живое с такой верхотуры.

А над размеренно мчавшимся автобусом небеса провисали кислыми и угрюмо-блёклыми простынями, но без угрозы ливня. И эта давящая сверху пасмурность пробудила в Матфее тоску и тревогу, вслед за воспоминанием о работе и доме. Где-то Вида и Юстин и что-то с ними теперь…

«Нужно позвонить, обязательно позвонить. Дать о себе весточку и самому узнать, что всё в порядке. Что они…. Нет, они, конечно, живы. Иначе и быть не должно. Но узнать нужно», – подумал он. А если, нет, то он вернётся. Зачем бегать и скрываться, когда ты один. Когда не для кого.

Как ни терзался мрачными мыслями Матфей, а и его склонило в глубокую дрёму. Сон рвался, как паутина, срастался и затягивал с новой силой, а затем рассыпался, словно песок.

За окном пролетали полуразмытые дождевыми каплями земли Тартаррусы. Просторные, холмистые, безлесные равнины с жухлой травой пролегали до самого горизонта, будто то была пустыня с дюнами, воскресшая к жизни после магического действа. Или вдруг вырастали высоченные леса впритык к дороге выставлявшие долговязые тела и скрадывавшие дневной свет. Были и кустарниковые поля и болотца с облезшим камышом и рыжеющей ряской. А один раз вдоль дороги неслась река, непроницаемо-серая и маслянистая, но спустя несколько километров она круто повернула в сторону, будто беговой марафон ей наскучил.

Обширные земельные просторы были во множестве наводнены крохотными деревеньками, словно грибницы натыканные там и сям. Их яркие разноцветные крыши, точно шляпки грибов, хорошо виднелись вдали. Мелькали за автобусным окном и солидные города-пузаны, в сравнении с которыми деревни смотрелись по-сиротски скромными, но более полными свободы и воли.

Юна Дивия непривычно тихая и замкнутая сидела подле Матфея. Столько раз он порывался коснуться её руки, приобнять, только б спугнуть дымку задумчивости с её лица. И не мог, не смел. Она, такая близкая, соприкасавшаяся на крутых поворотах автобуса плечом с ним, казалась чужачкой, незнакомкой, зачарованной холодом девой – кем угодно, но только не его приветливой щебетуньей Ласточкой.

К концу поездки всем не терпелось скорее ступить на твердую землю и надышаться вдоволь воздухом. Пусть он влажный и холодный, но всё ж лучше, чем душный и спёртый из-за наглухо закрытых окон в автобусе.

– Кошива! Кошива! – обрадовано заволновался ворон.

Гамаюн забылся и каркнул отчётливо громко, заприметив за окном впереди смутно проступающие очертания столицы. Пришлось Матфею самому издать вороний глас, чтоб успокоить сомнения водителя, тот уж весьма подозрительно зыркнул в его сторону.

Кошива стоял на приличном возвышении и с того уровня, где мчал автобус, город виделся величавой короной, опоясанной двумя кругами белоснежных ожерелий.

– Ну и чудо, – высказался впервые за шесть часов Эрик.

Он занимал сидение впереди и повернулся к Матфею, жаждая выплеснуть на друга первые впечатления от столицы Татраттусы.

– Ничего особенного, – пискнул Рарог, ящер всю поездку пролежал под сидением и теперь, учуяв назревавшую беседу, не менее Эрика желал в ней участвовать. – Был я в Кошиве несколько раз. Мой хозяин приезжал сюда на ежегодный концерт, он проходит в начале ноября. Кстати, одним из лучших считался, мой Ульманас. Один раз даже занял второе место. И в этом году собирался, да не пришлось.

Матфей сочувственно промолчал, Эрик вздохнул тяжко.

– Да, городишко большой и шумный, – бойко принялся ознакомлять саламандр, решив, раз его не осекли в начале беседы, значит, бразды за ним. – Он делится на три части: два пригорода – это вон те широкие кольца – и центр, что шапкой стоит. Так вот, прежде нам предстоит одолеть пригородные части, а уж затем мы войдём в славный Кошива-град.

– Он прав, – вновь каркнул Гамаюн, тише, но всё же водитель недовольно кашлянул и бросил неодобрительный взгляд в их сторону. Ворон досадливо проворчал, – ну не могу я тихо говорить, это не в моей природе. Я и так еле держусь, мои крылья затекли от долгой поездки. Ни расправить, ни взмахнуть.

– Один ты страдаешь, – с иронией заметил Матфей шёпотом. – А у нас ноги и спины не затекли будто. Нам в радость сидеть сиднем в одном положении. Ладно, скоро наши мучения окончатся. Ты, кажется, что-то хотел добавить к словам Рарога?