Страница 4 из 12
Последнюю фразу я выкрикнул так громко, что ещё больше перепугал возлюбленную.
– О боже! Доминик! Какой голос? – нервно спрашивала Лили.
Я знал, что ни под каким предлогом нельзя рассказывать ей о словах, прозвеневших в моей голове, этого странного откровения о судьбе и её необратимости. Одно-единственное признание о мираже из ящика могло повергнуть Лили в шок или побудить её отвернуться от меня.
Я был в отчаянии, не зная, как оценить то, что случилось со мной. Что это было: начало серьёзной болезни, помрачение ума, гипноз?
– Мне кажется… Мне дурно… – дрожащим голосом произнёс я.
– Что стряслось? Что у тебя болит? – вскрикнула Лили, бросаясь ко мне.
– Ничего. Видимо, я схожу с ума.
– Доминик, я ничего не понимаю!
– Я тоже!
Возлюбленная всё-таки вынудила меня рассказать правду, которая пожирала меня изнутри и сковывала моё сознание. Лили делала какие-то банальные выводы из моих слов, волновалась, переходила к различным доводам и примерам из жизни, но я словно не понимал значения её слов.
Посмотрев на нас со стороны, ты, дорогой читатель, подумал бы, что мы с Лили разыгрываем бессмысленную театральную комедию – странную и очень глупую. После бурных обсуждений моих «видений» или, как назвала их Лили, «галлюцинаций» она накормила меня ужином и отправила в кровать, чтобы я хорошенько выспался.
Моя уравновешенная натура этой ночью буйствовала, трезвый проницательный ум Доминика Рууда терзали подозрения и неспокойные фантазии.
Лили не спала, точнее, не могла уснуть подле меня, ворочающегося туда-сюда. Наконец, она спросила:
– Доминик, может, вызвать врача? Он наверняка лучше нашего разберётся в твоём состоянии…
– Не нужно врача, – не задумываясь, ответил я.
– Почему же? – упорно допрашивала Лили.
– Потому что это – банальный стресс, к тому же сегодняшний день был очень странным, и я хочу как можно быстрее его пережить.
Лили удалилась из спальни, а затем вернулась с таблеткой и стаканом воды в руке.
– Прими таблетку, милый.
– Это чтобы я поскорее скончался? – спросил я с невесёлой усмешкой.
– Твоё остроумие сомнений не вызывает, будем считать, я оценила шутку! Не глупи, это не отрава.
После горьковатой таблетки я немного успокоился и, рассматривая потолок и узоры на стенах, погрузился в сон.
Утром, поставив чашечку с кофе на обеденный стол, я бегло читал свежую газету. У меня мелькнула мысль сбежать из квартиры пораньше, пока Лили не проснулась. Несмотря на моё шумное пробуждение и быстрые сборы на работу, она спала сладким, по-младенчески невинным сном. Я на цыпочках подошёл к ней, осторожно поцеловал в щёку и выбежал из дома.
Рабочий день в редакции проходил банально и монотонно: я писал и одновременно редактировал текст будущей истории. За обедом с коллегой мы говорили обо всём и ни о чём.
– Что с тобой? Ты сегодня в скверном настроении, дружище? – с братской нежностью спросил старина Луи, жуя телячью отбивную.
– Не знаю, Луи, кажется, я выдыхаюсь, – не задумываясь, ответил я.
– Тебя просто выматывает Париж! Ты не находишь его слишком шумным после Коссиньожуль?
– Возможно.
– Видишь ли, мой милый друг, – Луи, как обычно после бокала шардоне, пустился в рассуждения, – в Париже вся жизнь вертится вокруг политики, денег, успеха, женщин. А ты… Ты – другой, понимаешь? Человек спокойный, провинциальный, ранимый, не готовый к такой встряске. Вот и ломаешься, сдаёшь… Далеко не каждый, как ты, продержится в Париже пятнадцать лет. Твоя столичная депрессия – это нормально.
Я промолчал. Не стал объяснять коллеге, что у меня нелегко на сердце из-за странных событий, наложившихся одно на другое за один день, и Париж здесь ни при чём. Потом коллега завёл разговор о скоротечности молодости и неизбежности смерти. Я вежливо оборвал его философский монолог, сославшись на конец обеденного перерыва.
В кабинете я медленно опустился на стул и полез в нижний шкафчик стола, сам не зная зачем. Под руку попалась гладкая карточка – визитка моего странного посетителя.
«Натан Хейм», – значилось на её лицевой стороне.
На несколько минут мой взгляд остановился на визитке, затем я произнёс голосом усталого, вконец запутавшегося человека:
– Так вот кому я должен был передать привет…
Меня окружали мутные и страшные догадки: откуда продавец цветочного магазина знал, что Натан Хейм приходил ко мне? Почему он просил передать привет именно этому человеку?
Меня снова охватила лихорадка.
В голове кружился безумный вихрь из вопросов и домыслов, но никто не мог ответить на них, ничто не давало ни малейшей подсказки. Казалось, безмолвные стены кабинета сдавливают мне виски. С тяжёлым сердцем я выбежал из редакции, вскочил в машину и вновь поехал в тот цветочный магазин, чтобы выяснять у продавца, откуда он знал о моём вчерашнем посетителе, Натане Хейме.
За рулём я истерически посмеивался.
– Экая мистическая история началась после вашего визита, мсье Хейм! – повторял я.
Цветочная лавка имела печальный вид: пустые замызганные витрины, темнота внутри, наглухо запертая дверь надменно сообщили мне, что магазин не работает. Но почему он закрылся так внезапно? Ведь ещё вчера продавец цветов высказывал мне в лицо какую-то ерунду, возился с цветами… А сегодня? Такое чувство, что лавка заброшена уже много лет.
Я никак не мог перепутать адрес: у меня феноменальная память на места.
Погода резко изменилась, поднялся холодный порывистый ветер, пробирающий до костей. Я дышал на покрасневшие пальцы в надежде согреть их. Захотелось выпить чего-нибудь горячего, чтобы избавиться от неотвязной дрожи во всём теле.
Мне пришла в голову мысль зайти в ближайшее кафе, заказать согревающий напиток и заодно разузнать о пустующем помещении, где ещё вчера продавали цветы. Но сначала я подошёл к соседнему киоску.
– Право, не знаю, что случилось, но магазин уже больше года закрыт… – призналась мне продавщица.
«Дьявольщина», – подумал я.
Войдя в кафе, я сразу подумал, что оно больше напоминает склеп, чем питейное заведение: внутри висел полумрак, царила хмурая тишина, ни одного посетителя не было.
Из комнаты за стойкой вышел мужчина средних лет и загробным голосом спросил:
– Чего изволите?
Одновременно с его репликой ударил гром, невольно заставив меня содрогнуться.
– Один кофе, пожалуйста. Скажите, мсье, а цветочная лавка напротив вашего заведения давно закрыта?
– Давно, – ответил мне работник кафе, – её владелец, кажется, умер… или нет… я уже и не вспомню.
Моё сердце запрыгало.
– А продавцы? Распустили всех?
– Продавцов там никогда не было. Хозяин торговал один. Ваш кофе, мсье, – он протянул мне небольшую чашечку с дымящимся напитком.
– Благодарю, – промычал я и, расплатившись, направился к столику у окна.
За пятнадцать минут моего пребывания в кафе ни я, ни человек с загробным голосом не проронили ни слова.
Я был настолько напуган зловещей ситуацией, что не мог собраться с мыслями и сделать какие-либо выводы. Сидел неподвижно, уставившись на кофейную пенку. Дождь за окном утихал, и я, немного согревшись, решил покинуть неуютное заведение и вернуться в редакцию.
«Ничего не понятно, но очень интересно», – думал я, крепко держась за руль.
От всех этих загадочных событий я чувствовал постоянное нервное напряжение, словно ожидал новых неприятностей.
Едва приехав на работу, я потянулся к телефонной трубке. Мой палец словно сам собой набирал номер, вытисненный на визитке, по телу пробегала жуткая дрожь.
– Слушаю, – донеслось из телефонной трубки.
Дыхание у меня перехватило. С трудом глотнув воздуха, я выпалил:
– Можно поговорить с Натаном Хеймом?
– Это я. Полагаю, вы – Доминик Рууд?
– Да. А как вы узнали? Запомнили мой голос?
– Конечно, нет. Я знал, что вы позвоните мне именно сегодня.
Он говорил хрипловато, как недавно проснувшийся человек, но вместе с тем уверенно и спокойно, словно опытный психолог.