Обладать и ненавидеть

Я вздрагиваю.

— Не собираешься мне сказать? Ладно, хорошо, тогда мне придется угадать. Я слишком шумлю, когда ты дома? Я могла бы быть тихой, как церковная мышь, если бы только ты сказал мне быть такой.

От него ничего, ни подтверждения, ни опровержения.

Ладно…

— Я могла бы быть более полезной. Могу помочь приготовить ужин или что-то в этом роде? Или подожди. — Мои глаза загораются идеей. — Ты в более мрачном настроении, чем обычно, потому что на днях я прикончила последнее яблоко? Потому что, клянусь, я даже не думала, что тебе будет не все равно. Я думала, ты предпочитаешь апельсины. По крайней мере, я так полагаю, потому что ты всегда съедаешь апельсины прежде, чем я успеваю до них добраться…

Моя фраза обрывается, когда — одним быстрым движением — Уолт делает шаг вперед, наклоняется и прижимается своими губами к моим.

Он буквально целует меня, заставляя замолчать.

Это жесткое, агрессивное действие, от которого я в шоке отшатываюсь назад. Мои глаза широко раскрыты от удивления. Моя рука — такая же растерянная, как и все остальное во мне — взлетает, чтобы прикрыть мои губы, как будто в поисках собственных доказательств. Действительно ли это только что произошло?

Я задаю вопрос вслух, и, к моему крайнему ужасу, Уолт выглядит таким же шокированным и потрясенным поцелуем, как и я.

— Ты поцеловал меня! — восклицаю я.

— Ты бы не заткнулась! — говорит он, вскидывая руки в воздух.

— ТЫ ПОЦЕЛОВАЛ МЕНЯ! — я повторяю снова, как будто выкрикивая эти слова, мне будет как-то легче поверить.

Уолт поворачивается и запускает руки в волосы. Он делает два шага в сторону, вздыхает и оглядывается на меня с чем-то похожим на раскаяние. Хотя с ним я в этом сильно сомневаюсь.

— Я бы извинился, но не думаю, что ты примешь это.

— Нет. Абсолютно нет. Ты только что украл у меня поцелуй, и я хочу его вернуть, — говорю я, жестикулируя рукой.

Это, из всех вещей, заставляет его смеяться — хорошим сочным смехом, который длится так долго, как будто он сдерживал его неделями. Его глубокие ямочки насмехаются надо мной.

— Прости, Элизабет. Это так не работает.

Я вдруг необъяснимо злюсь. Злюсь на него за то, что он молчал со мной большую часть недели. Злюсь на него за то, что он такой враждебный отшельник, что я не могу сказать, о чем он думает в данный момент. Злюсь на него за то, что он сделал что-то подобное СО МНОЙ.

Я хочу топнуть ногой, закричать от ярости, выбежать, вернуться, снова выйти. Я хочу вскрыть его и посмотреть, как бьется его сердце, просто чтобы убедиться, что он человек.

— Я думаю, что ненавижу тебя, — говорю я, открывая правду. — Почему ты не можешь просто вести себя как нормальный человек? Почему ты не можешь просто поприветствовать меня утром веселым «Доброе утро!», спросить, как прошел мой день, и улыбнуться, когда я говорю что-нибудь приятное?

— Я так не работаю.

Это заявление сопровождается пожатием плечами, настолько уверенным, настолько укоренившимся в высокомерии, что это выводит меня из себя.

Я издаю безумный крик и поворачиваюсь, чтобы уйти, но не раньше, чем отпущу еще одну насмешку.

— Никогда больше не целуй меня!

— Ты моя жена — я могу поцеловать тебя в любое время, когда мне, черт возьми, заблагорассудится, — отвечает он почти лениво.

— Нет, ты не можешь! Абсолютно нет. Не говори мне эту старомодную чушь. Ты мой муж только номинально. Если ты поцелуешь меня еще раз, я… — я оглядываюсь вокруг, как будто пытаюсь вдохновиться. — Я…

— Ты сделаешь что?

— Я подам на развод.

Позже, когда я варюсь в своей комнате в чане сожаления, я понимаю, что вела себя не совсем так, как хотелось бы, по отношению к Уолту. Где была моя выдержка? Тактичность? Воспитание? Отношение крутой девчонки, которой наплевать на все, в конце концов? Я могла бы просто рассмеяться и отмахнуться от него, когда он поцеловал меня. Я могла бы быть выше этого. Я могла бы поцеловать его в ответ… просто чтобы проверить, было ли то, что я чувствовала, реальным или воображаемым.

Я слышу, как он выходит из квартиры через несколько минут, вероятно, чтобы отправиться на пробежку или, может быть, пойти посмотреть, как Камила… чтобы признаться ей, что он поцеловал меня, но это ничего для него не значило. Это был едва ли поцелуй, даже меньше, чем поцелуй. Она будет расстроена, но он успокоит ее опасения, скажет, что смотрит только на нее, и тогда они влюбятся еще сильнее. Я агрессивно взбиваю свою подушку, поэтому извиняюсь перед ней и бросаю ее обратно на кровать.

Когда позже я получаю сообщение от Мэтью, я нервничаю, открывая его, беспокоясь, что Уолт мог проболтаться своему брату.

Вместо этого я нахожу дружеское сообщение с вопросом, не хочу ли я завтра пообедать.

Мы встречаемся в гастрономе рядом с кампусом Нью-Йоркского университета, потому что у него всего час между занятиями. Мэтью вежлив, как всегда, хорошо одет и в хорошем настроении. Полная противоположность его брату… Брату, о котором я не могу перестать думать. Мэтью болтает без умолку, пока мы стоим в очереди за заказом, и я волнуюсь все больше и больше. Затем, когда мы сидим друг напротив друга в маленькой кабинке, наши сэндвичи развернуты на вощеной бумаге, Мэтью собирается отправить в рот свой первый кусочек, и я признаюсь во внезапном порыве:

— Твой брат поцеловал меня вчера.

Мэтью отрывает взгляд от своей еды, прежде чем поправить очки. Он более чем немного озадачен.

— Это…

— Странно, правда?

— Да. Я имею в виду… — он кивает головой из стороны в сторону, обдумывая это. — Как я сказал на званом ужине, ты в его вкусе и все такое… но я просто предположил, что ему это неинтересно.

— Он не заинтересован, — говорю я в спешке, желая прояснить очевидное.

— Но он поцеловал тебя.

Я качаю головой, непреклонная в своей позиции.

— Это был не такой поцелуй, как ты думаешь.

Теперь он выглядит совершенно сбитым с толку, так что я вынуждена объяснять дальше.

— Это был поцелуй типа «я-ненавижу-тебя». Разве у тебя никогда не было такого?

— Я понятия не имею, что это такое.

— Это поцелуй, рожденный не из любви, а из ненависти.

— Да, спасибо. Это видно из названия. Я просто в замешательстве, потому что я не целуюсь с людьми, которых ненавижу.

— Ну, ты, наверное, не многих ненавидишь. Ты намного лучше своего брата, понимаешь?

— Да, это очевидно.

Я закатываю глаза, и он смеется, откусывая от своего сэндвича. Он изучает меня, пока жует, его глаза задумчиво прищуриваются.

— Тебе понравился поцелуй? — наконец спрашивает он, доедая свой кусок.

Я преувеличенно изображаю рвотные позывы. Внутри, однако, мое сердце прыгает, пытаясь быть услышанным.

Да! Ей понравился этот поцелуй! Ей это понравилось! Она лгунья!

— Хорошо, замечание принято, — говорит он, кивая. — Как ты думаешь, ему понравился поцелуй?

Я смотрю вниз.

— Откуда мне знать? После этого мы особо не разговаривали об этом. Я вроде как накричала на него, и он сразу же закричал в ответ.

— Вы двое, кажется, действительно создали здоровые отношения.

Мой взгляд метнулся к нему.

— Не смотри на меня так. Я пыталась. Я была добра к нему с самого начала. Он был весь такой щетинистый и холодный, настоящий мистер Дарси*.

— Мистер Дарси? — спрашивает он, хмурясь.

— Я собираюсь притвориться, что ты только что не спрашивал об этом.

Прости, Джейн* (*прим. отсылка к главным героям романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение»).

— Как ты думаешь, он собирается поцеловать тебя снова?

— Ни за что. Он определенно усвоил свой урок. Кроме того, разве он все еще не с Камилой? Он не должен целоваться ни с кем, кроме нее.

— Я думал, они закончили.

— Да, ну, она пришла на днях утром и извинилась за то, как она вела себя на званом ужине. Я видела, как они обнимались.

— Ты шпионила за ними? — спрашивает он, как будто только что узнал какую-то щекотливую сплетню.