Амнезия

– Да. Шон пошел с Майклом кататься на паруснике. Показывал ему, как надо управлять им.

– Ага. А Шона ударило по голове? Вот этой… длинной штуковиной?

– Да. Гиком.

– Такие несчастья частенько случаются на парусниках?

Во мне начинало накапливаться негодование. Я уже пережила эти мысли, эти подозрения, и отбросила их. Теперь они интересовали полицию.

– Достаточно обычный случай, – ответила я.

– Так-так… Значит, гик ударил вашего сына по голове, и он упал в воду. Верно? Затем Майкл нырнул и поплыл за ним, а что произошло потом? Он держал его голову над водой? Пытался вытащить его на берег?

– Их подобрали. – Мой голос прозвучал немного приглушенно. Мои веки затрепетали, я испытала легкую дурноту, уже еле слышно добавив: – Подобрал кто-то проходивший мимо на другой лодке.

– Успокойтесь, Эмили. – Офицер Флетчер поддержал меня. – Вам плохо?

– Нормально.

Разве Пол не говорил, что кто-то их подобрал? Кто-то, взяв Шона и Майкла на борт, позвонил в службу спасения и привел их на катере к центральной пристани? Мои мысли затуманились. Сколько же всего произошло за последние несколько дней!

– Кто привел парусник в лодочный сарай? – спросил патрульный.

– Должно быть, мой муж… Он мог выйти за ним на другой лодке. И отбуксировать его.

Но я сомневалась в своих собственных словах. Мог ли Пол выйти на озеро за парусником, прежде чем отправиться в больницу? Вряд ли такое поведение оправданно.

Мой взгляд поискал символы, вырезанные на стене возле входа в сарай. Сердце со стрелой и именем моей дочери. И с именем Майкла. Я не могла рассмотреть их со своего места. Мне хотелось подойти ближе, проверить и еще раз взглянуть на слова, нацарапанные на раме чуть выше.

Но следующий вопрос полицейского заставил меня забыть о своем желании.

– Миссис Линдман, вы знаете Лору Бишоп?

– Да. – По спине поползли мурашки.

– В каком качестве?

Пауза. Затем:

– Она проходила по делу, к которому меня привлекли для консультации. Много лет назад.

Помолчав, патрульный посмотрел на Флетчера и вновь перевел взгляд на меня. Лодки покачивались на воде; легкий плеск волн разряжал напряженное молчание.

– Нам, знаете ли, рассылают сведения о заключенных, выпускаемых из тюрьмы штата…

– Понятно.

– Мы также получаем отчет обо всех, с кем заключенный мог связываться за день до своего освобождения. – Патрульный кивнул Флетчеру, тот вывел нас из лодочного сарая, и мы все направились вверх по склону холма.

– Лора Бишоп выйдет через несколько часов, – добавил патрульный, – в восемь утра. И последний звонок она сделала Майклу Рэнду. Жениху вашей дочери.

Глава 47

Итак, они поддерживали связь.

Или, может быть, она просто оставила ему сообщение? Полиция не смогла сообщить мне подробностей. Ни о времени связи, ни о ее содержании. Но я знала, что все звонки из тюрьмы записывались, так что они должны быть где-то в их файлах.

Важнее то, что Майкл знал, кто он. Теперь это представлялось определенным. Он знал, что он Том Бишоп, иначе зачем еще ему связываться с Лорой? И если он общался с ней, то крайне логично предположить, что вся его «потеря памяти» была фарсом.

Я помню, как он вел себя на подъездной дорожке после того, как я сказала ему, что считаю его Томом Бишопом. Тогда он сказал: «Я совсем не готов». Он не успел подготовиться к тому, чтобы я сняла завесу тайны с его личности.

Мне удалось убедить полицию, что они могут уйти. Что со мной все будет в порядке. Они были настроены скептически, но поскольку я не собиралась выдвигать никаких обвинений, а они не собирались арестовывать меня за жалобу на шум, то все в конце концов уехали.

Едва они укатили, я закурила сигарету. Не из запасов Джони. Мне даже не удалось вспомнить, когда я их купила или откуда они взялись. Но мерцание горящего кончика успокаивало меня. Нервно покуривая, я послала Джони сообщение: «Где ты?» Мои плечи и голова поникли под знакомым уже бременем разочарования и отчаяния. До боли знакомые чувства и мысли. До чего же упряма моя дочь… Вечно бунтарски настроенная и неотзывчивая.

Я также написала Полу, извинившись за свою резкость, и объяснила, что произошло, выдав разбавленную версию: «Полиция заезжала с проверкой. Все хорошо». Ничто не могло быть дальше от истины. И тот факт, что я отдалялась от Пола, вместо того чтобы объединиться с ним во время этих тяжких проблем и неопределенности, усугублял мрачность событий.

Решив утром начать попытку вернуться к нормальной жизни, я потушила сигарету на дорожке около дома и вернулась на диван в гостиной. Проведя несколько тревожных минут, произнесла молитву. Я не особо религиозна, но просила Бога позаботиться о моем сыне. О моей дочери. И о Майкле тоже.

«Он ведь лгал тебе».

Но почему? Разве не может быть у него веской причины? Есть ли в его памяти реальные провалы? Он мог знать, что он Том Бишоп, но искать ответы на существенные вопросы.

«Нет. Он же все это время пудрил тебе мозги».

Мне вдруг вспомнилось, что простейшее решение обычно бывает лучшим. Бритва Оккама[29]. Я обдумала эту идею: либо Майкл выдумал всю свою жизнь – с опытом учебы в университете, позволившим ему познакомиться и сблизиться с моей дочерью, чтобы прийти сюда, в наш дом у озера, с намерением обмануть и лишить нас покоя, а затем едва не убить брата своей невесты… либо у него неприкаянная душа, отягощенная смутным, травматичным прошлым. И его привело сюда подсознание, а помогла подсознанию судьба.

Что же более вероятно?

Осознавая собственную неспособность дать ответ, я, наконец, забылась беспокойным сном.

Когда зазвонил телефон, утренний солнечный свет уже изливался через окна, выходящие на юго-восток, на озеро. У меня во рту появилось ощущение ватной сухости, а голову словно окутала влажная дымка. Почти как в старые времена. Когда мы с Полом еще любили зажечь.

Какой же сегодня день?

Понедельник.

А сколько времени?

Уже двадцать три минуты девятого. Лора Бишоп вышла из тюрьмы.

Эти мысли вылетели из головы, когда я, наконец, сообразила, кто звонит. Резко поднялась с подушки, села, спустила ноги с дивана и, протерев глаза, взяла телефон.

– Сара?

– Эмили, – ее тихий хрипловатый голос был исполнен тревоги, – ты в порядке?

– В порядке. Спасибо, что позвонила. А как ты? Мы сто лет не виделись.

– У меня все хорошо, спасибо. Эмили, чем я могу помочь? Я прослушала твое… экстренное сообщение…

Вырвавшийся у меня смешок прозвучал, к сожалению, излишне нервно. Поднявшись с дивана, я направилась к двери, чтобы проверить, не появилась ли на подъездной дорожке машина Джони.

– Понимаешь, я невольно выплеснула на тебя все свои чувства, облегчила душу… Извини.

– Нет, все в порядке. Все хорошо. Мне как раз хотелось поговорить с тобой… Как ты?

Дойдя до двери, я отодвинула занавеску. И арендованная машина, и машина Шона стояли на своих местах. Но «Субару» Джони не было. На меня навалилась тяжесть разочарования. Я развернулась и, привалившись к двери, сжала виски. Зажмурилась.

– В общем, Сара… Джони… она уехала вчера вечером.

– Твое сообщение вместило много событий. И мне очень жаль Шона. Какая ужасная трагедия, подумать только… Как он там? Что говорят врачи?

Мы немного поговорили о его состоянии, прогнозе и несчастном случае. Сара внимательно слушала. Она молча впитывала все, изредка вздыхая. А когда я закончила, спросила:

– И Джони пока не вернулась?

– Нет. Не вернулась. – Пройдя на кухню, я взяла стакан и открыла кран. – Она злится на меня. Ужасно злится.

Сара молчала.

Я спустила первую воду.

– Помнишь? Я тогда еще приходила к тебе иногда. Когда Джони начала исчезать. Просто сбегала ни с того ни с сего.

Все тот же мягкий голос:

– Да, помню.

29

Приводится одна из обиходных формулировок принципа экономии мышления, использовавшегося еще в античности, но связываемого в первую очередь со средневековым философом У. Оккамом: «Не следует выдвигать больше разных соображений там, где возможно выдвинуть меньше».