Амнезия

Он сидел на кровати, глядя на экран своего телефона. Отложив его, встал.

– Все в порядке?

Я медленно и спокойно вздохнула. И, глядя в глубину его сине-зеленых глаз, предложила:

– Давай попробуем еще раз.

Глава 40

– Я действительно люблю вашу дочь, – сказал Майкл, улегшись на кровать в комнате Джони. – По-моему, она замечательная девушка.

– Да уж, замечательная, – согласилась я, – и успела многое пережить.

Он созерцательно смотрел в потолок. Я передвинула кресло в угол. Это кресло из комнаты Шона. Вчера вечером мы пользовались его комнатой, но сейчас мне не под силу там находиться. Это все, что я пока могла сделать для сохранения хоть какой-то ясности мысли.

Конечно, я не могла не думать о нем. Шон – мой сын. Мой первенец. А теперь он лежит на больничной койке и дышит только благодаря аппарату…

«Но он очнется. Он вернется. Потому что он сильный. Шон всегда был сильным…»

– Джони говорила, что вы с Полом любили немного… Не знаю, как сказать… Может, оторваться? В молодости.

Вопрос Майкла застал меня врасплох.

– Что именно она говорила? – уточнила я, медленно опустившись в кресло.

– Ну, что вы по молодости устраивали крутые вечеринки. Типа на День независимости…

– Сомневаюсь, что я назвала бы их «крутыми вечеринками». У нас иногда собирались несколько соседей на праздники. Но не так уж часто.

– Джони сказала, что впервые выпила на одной из тех вечеринок.

– Да уж, я помню, – проворчала я, положив руки на колени.

– Извините, я просто немного нервничаю.

– Тебе не о чем беспокоиться. Со мной ты в безопасности. – Стандартная фраза. На самом деле обычно я всячески стараюсь помочь моим пациентам, но сегодня эти слова прозвучали не особо искренне.

«Отмени сеанс. Отмени все прямо сейчас».

– Что еще говорила Джони?

– Только то, что вы больше не отрываетесь. Больше никаких вечеринок.

– Люди меняются. Они становятся старше, и связи рвутся.

– Ага…

Его недоверие действовало мне на нервы. Ведет ли он какую-то игру? Тогда я играю против него.

– Как тебе жилось у Бликеров? – Я еще не вспоминала эту фамилию и хотела посмотреть на его реакцию. – Может, мы начнем с его дома? К ним приходили гости на праздники?

– Мой дядя не особо общителен. Скорее интроверт. Но он очень умный. Составлял всякие технические руководства, даже опубликовал несколько собственных книг. А тетя работала преподавателем. Почти до самой смерти.

Ответы Майкла казались мне искренними. И представив его тетю, я вдруг вспомнила Ребекку Муни, безнадежно усохшую в своей постели под залитыми дождем окнами.

– А как ты общался с кузиной? – спросила я. – Вы еще поддерживаете связь с Кэндис? – Очередная попытка копнуть для информации.

– В общем, нет. После смерти тети Элис жизнь семьи как-то разладилась.

– Мне жаль. Все это очень грустно. – Я скатилась обратно к сочувствию. Майкл снова казался бесхитростным. Человеком, выросшим в огромной тени ужасной семейной трагедии.

Но все это могло быть и обманом. Мне нужно постоянно напоминать себе об этом.

– Мы виделись на похоронах и по разным важным событиям, – добавил он, имея в виду Кэндис. – Я тогда уже год проучился в Колгейте. Ну, в общем, мы общались время от времени…

– У нее есть муж?

– Да. Грег. У него компания грузоперевозок или что-то в этом роде.

Он подтвердил то, что я уже знала.

Но есть вещи, о которых Майкл не знал. И я рассказала ему о своем визите к дяде Арнольду, и как появилась Кэндис, и что ее муж Грег схватил меня. Как они подумали, что я докучала их отцу.

Майкл впитывал мои слова, поначалу выглядя шокированным, но быстро пришел в себя.

– Ну да, она бывает взвинченной. Нервы пошаливают. Ей приходилось вечно заботиться о множестве тех свиней, что собирала ее мать, мыть и вытирать их. Свиньи в том доме стояли повсюду. Значит… вы искали информацию обо мне? – Его губы тронула легкая улыбка.

– Да. И до сих пор ищу. Не только при помощи терапии.

– Понимаю.

– Я лишь надеюсь, что раскрытие истины поможет тебе. Поможет нам обоим.

– Понятно. Как выглядел Арнольд?

Мне хотелось сказать: «Плохо. Усохшим и сморщенным». Но вместо этого я описала его по возможности в благоприятном свете, и это, казалось, порадовало Майкла.

Я не призналась только в том, как Арнольд и Кэндис расстроились, узнав, кто я такая. Кэндис обвинила меня в участии в каком-то заговоре. Сначала я подумала, что Арнольд, возможно, впал в маразм, стал параноиком. Но с тех пор успела понять, что они недовольны судом над Лорой.

После того как я закончила изложение сильно отредактированной версии моей встречи с родней Майкла, взгляд его стал отстраненным, словно он погрузился в размышления.

– Майкл. – Я помедлила, не зная, как лучше начать. – Если… Если ты будешь честен со мной, то, в сущности, тебе не нужны никакие сеансы. Обнаружение правды бывает трудным, тем более такой тяжелой, какой может быть правда в твоем случае… Это как подниматься из глубины на поверхность. При слишком быстром всплытии можно заработать кессонную болезнь[26]. Поэтому ради твоего собственного здоровья, ради твоей собственной безопасности: гипнотерапию должен проводить незнакомый с тобой врач, а не я.

Он устремил на меня свои невероятно ясные глаза. Глаза, сияющие умом.

– Вы все еще думаете, что я лгу.

– Я не знаю, что думать. Пытаюсь не делать преждевременных заключений, быть объективной. Но ты понимаешь, как это глупо? Я слишком близка к твоему прошлому. Можно даже сказать, у меня могут быть скрытые мотивы.

– Я хочу углубиться в прошлое, – помолчав, заявил Майкл. – Думаю, это поможет. Пожалуйста.

Я медленно вздохнула. Мой блуждающий взгляд остановился на окне – в приближении вечера озеро за ним уже потемнело. Я представила парусник, прорезающий волны. Мой сын сидел на корме, держа румпель[27], и улыбался, его волосы трепал ветер. Мы учили Шона ходить под парусом с раннего детства.

Вся эта обстановка – общение здесь с Майклом – сюрреалистична. Я должна быть в больнице со своим сыном. Но я здесь. Да, я здесь по некой причине, из-за некоего сделанного мной выбора.

Уже в который раз меня влечет какая-то собственная нужда.

– Ладно, Майкл. Ложись на спину и устраивайся поудобнее.

По его лицу скользнула еле уловимая улыбка.

– Хорошо, – ответил он, мгновенно став серьезным и готовым к сеансу.

– Вернемся в прошлое. В твое давнее прошлое. Так. Для начала просто спокойно подышим. Будем вдыхать на счет три и выдыхать на счет пять. Наше сердцебиение замедлится. Разум успокоится.

Я сделала несколько вздохов. Выбросив из головы и темное озеро, и состояние моего сына, направила мысли на этого молодого парня. В эту комнату. В это конкретное пространство и время.

– Хорошо, – продолжила я, – еще один медленный вдох. И еще более медленный выдох. Вот так и дыши дальше. Ты готов?

– Да. – Дыхание Майкла стало размеренным и глубоким. Его глаза закрыты, но он не спит.

– Тогда давай начнем.

Глава 41

Холодный, но влажный воздух предвещал снег. Том ощущал промозглость, но только где-то на задворках сознания. По-настоящему важным было то, что он наконец-то, проведя около одиннадцати часов в школе и с няней, вернулся домой. Он думал о недочитанной книге. Увлекательной книге «Гарри Поттер и Дары Смерти»: ему не терпелось опять погрузиться в тот волшебный мир.

– Придя домой, первым делом помоешь руки, – словно читая его мысли, сказала мать.

Они свернули с подъездной дорожки к боковому входу. У них есть гараж, но он занят папиными инструментами, старым мотоциклом, множеством коробок с вещами – машина туда не влезает.

– Хорошо, – ответил Том; мать открыла ключом дверь, и они зашли в дом. Там было тепло. Он вдохнул домашний воздух. В нем еще витал слабый запах утреннего кофе и бекона. От ботинок и сапог, выстроившихся у входа, пахло кожей и резиной. А еще – пылью, сосной и легкой затхлостью. Тишину нарушало тиканье множества часов – коллекции из четырнадцати штук.

26

Кессонная (декомпрессионная) болезнь – неблагоприятные (вплоть до летальных) последствия резкого падения давления внешней среды (в частности, водной толщи), вызывающего интенсивное пузырение растворенных в телесных жидкостях газов.

27

Румпель – рулевой рычаг, один из видов поворотного устройства судовой рулевой системы.