Босиком по стеклам

Конечно же, ввиду моей ситуации сказать я ничего не могла, да и нечего было, вот только ни Алиса, ни я не ожидали того, что девчонка кинется на нее с криками, цепляясь в волосы и пытаясь будто выдернуть скальп.

Я отошла еще ближе к окну, в шоке наблюдая за потасовкой, казалось, не на жизнь, а на смерть.

На щеке Алисы проступила кровь от чужих ногтей, и она окончательно разъярилась, толкая и кусая соперницу, куда придется.

Я же впала в какой-то ступор и стояла, не шевелясь, лишь была сторонним наблюдателем и ощущала на языке привкус крови. Прикусила, видимо, когда мне залепили пощечину.

Не знаю, до чего могла довести женская драка, но их разнял Глеб.

Ни от кого не ускользнуло то, как он держал ее за талию, не позволяя снова ввязаться в махач, но лично я успела заметить, как он поспешно отскочил от нее в какой-то момент, как от прокаженной.

Не всё так гладко, как хотела показать мне Алиса. Будь у них отношения, не стала бы она так рьяно убеждать меня в этом. Скорее, пыталась устранить меня, как конкурентку, а это значило, что она считала меня объектом интереса Демидова.

Это и вызвало во мне ту самую надежду, которой я загорелась, но Глеб потушил ее так же быстро, как она появилась.

И вот теперь, сидя в комнате общаги, я горько усмехалась над своей глупостью.

Алина городила чушь, но была права в одном. Наши официальные отношения с Глебом — лишь ширма, ничего больше.

Идти на ужин не хотелось, но голод давал о себе знать, и как только стукнуло шесть вечера, я быстро побежала в столовую, надеясь, что остальные подтянутся позднее.

Ошиблась, там кучковалась толпа, и все пялились на меня — кто украдкой, кто чуть ли не тыкая пальцем. Но всех объединяло одно — никто меня не пытался задеть. Слова Демидова не разнились с реальностью, и статус его девушки давал мне определенные привилегии и его защиту.

Ни Алисы, ни самого Глеба не было, и от этого под ложечкой засосало от нехороших предчувствий.

Успокойся, Нина, это не твое дело, вместе они сейчас, или нет.

Но, оказавшись, снова в своей комнате, я накрутила себя до предела, но за неимением лучшего выдохнула и легла на кровать, не собираясь больше выходить наружу.

Мне казалось, сегодняшний день, наконец, окончен, но это был самообман. Худшее меня ждало впереди.

Я поняла это, как только пришло сообщение от Степана.

«Добрый день, Нина, жду вас у крыльца общежития. Михаил требует вас к себе».

Меня вызвали в дом отца. Снова. Когда он был на пределе ярости, никогда не писал и не звонил, передавал всё через водителя. Сердце гулко заколотилось, а ладони вспотели, предчувствуя очередной громкий скандал.

Весь путь превратился для меня в одно размазанное пятно.

Пока я поднималась по лестнице и шла к входной двери, вся тряслась, не зная, чего ожидать.

Живот сводило судорогой от страха, и мои опасения оправдались, когда в гостиной я увидела всё семейство в сборе.

Лилия сидела на диване и, закинув правую ногу на левую, раздраженно махала ей вверх-вниз. Поджатые губы и глаза, мечущие в мою сторону молнии, не предвещали мне ничего хорошего.

Перевела взгляд на отца, но первое, что мне бросилось в глаза, вид опущенной головы Алисы. Выглядела она какой-то побитой и несчастной. От бойкой девицы не осталось и следа.

— Объясни мне, Нина, что это такое? — отец осторожно коснулся подбородка своей любимицы и поднял ее лицо вверх, демонстрируя запекшуюся рану на щеке.

Ту самую, которую она получила в ходе драки с одной из соперниц за Глеба.

Я разомкнула губы, спеша оправдаться, но прикусила их обратно. Похлопала себя по карманам в поисках телефона, но в спешке, видимо, забыла его в комнате. Тяжело задышала, нервно оглядываясь по сторонам и не видя ни одного листка. Не тешила себя иллюзией, что кто-то из присутствующих одолжит мне свой смартфон.

— Это всё из-за Глеба, папа, — произнесла Алиса, и я потеряла дар речи, слушая очередную ложь, так легко слетающую с ее уст. — Нина ненавидит меня за то, что я ему нравлюсь, и хочет заполучить его любым способом.

Ее глаза наполнились слезами, и даже я бы, не знай правды, могла бы поверить в ее игру.

— Мы же сестры, Нин, зачем ты так со мной? — протянула ко мне руки, и от шока я отшатнулась, не веря, что всё это, действительно, происходит со мной здесь и сейчас.

Судорожно на эмоциях заработала пальцами, забывая о том, что никто из них не читает жесты. Их лица скривились, и отец кивнул жене.

— Дай ей телефон, Лиля, пусть напишет свои жалкие оправдания.

Женщина не двинулась с места, но я не беспокоилась по этому поводу. Повторяла про себя отцовскую фразу и смотрела на него, как на предателя, ощущая, как что-то лопается внутри меня. С хрустом, треском и болью.

Качнула головой, отступая на шаг и обхватывая себя руками. Не отец он мне, не семья. Никогда им не был, видимо, и сейчас я лишний раз убедилась в том, что мои слова никакой роли бы не сыграли.

Он уже сделал выводы и отступать от них был не намерен.

— Молчишь? Значит, согласна и признаешь свою вину, — кивнул равнодушно отец и нахмурился. — В моем доме правила просты, и ты их знаешь, Нина. За каждый проступок следует наказание. И твое…

Он не договорил. Его жена вскочила с дивана и практически подлетела к нему, требовательно трогая за локоть.

— Она посмела ударить мою дочь, испортила ее красоту. Почему я не могу наказать ее? — оскалилась, морща свой явно исправленный хирургом нос.

— Никакого рукоприкладства в моем доме, Лилия, — с суровым видом произнес отец.

От стрельнувшего облегчения я чуть не потеряла сознание. Побоялась, что отдаст меня им на растерзание. Но радость моя была недолгой.

— За кого ты меня принимаешь, дорогой? — холодно улыбнулась женщина, и глаза ее блеснули ядовитым торжеством, словно ей вся эта ситуация доставляла небывалое удовольствие. — Ни пальцем не трону твою дочь.

Она ненавидела и ревновала мою мать, усопшую жену своего нового мужа и отыгрывалась за собственные чувства на мне. Я не хотела этого принимать, но находилась на полном попечении отца, полностью зависела от его воли.

— Хорошо, решай сама, но чтобы без глупостей, — предупредил ее напоследок Михаил.

В этот момент похлопал себя по карманам и достал смартфон. Видимо, звонили по работе.

Мы остались женским составом в гостиной, и каждая хранила молчание. Если они ждали ухода отца, то у меня просто не было возможности вставить ни слова.

— Мама, и что мы сделаем с ней? Отец ведь разрешил, — сразу же изменилась в лице Алиса, и от вида великомученицы не осталось и следа. — Может, оставить ей такой же шрам на щеке? Уж больно у нее гладкое личико.

— Угомонись, Алиса, — сразу же осадила мать свою дочь. — Никакого рукоприкладства, ты слышала своего отца.

— Но мама…

— Молчи.

Сводная сестра обиженно насупилась, а вот я стояла мрачнее тучи, но сделать ничего не могла. Хотелось орать изо всех сил, громить всё, что попадется под руку, но я была не в том положении, чтобы позволять себе глупости. Такими темпами скоро меня окончательно выживут, и от финансовой поддержки отца не останется и следа.

— Наказание должно быть соизмеримо с проступком. Ты так ценишь ваш с матерью старый хлам, и я посчитала это разумной платой за красоту моей дочери. Я взяла на себя смелость и распорядилась выкинуть всё на мусорку еще до твоего приезда.

Не сразу поняла, о чем женщина говорила, но она повторила эти слова в нескольких вариациях, словно ей доставляло удовольствие мучить меня и измываться над любым упоминанием старой жизни отца.

Меня затрясло, и я кинулась к лестнице, отчаянно молясь, что она соврала и не посмела сделать этого. Но чердак был пуст, я видела лишь голые стены, даже пыли больше не было.

Спускалась, чуть ли не спотыкаясь, и пробежала мимо этих змей, даже не глядя в их сторону. Пожалуйста, пусть всё будет на месте, пожалуйста.

Так и оказалось. Мусорка, расположенная невдалеке за воротами дома, вся была заполнена мамиными и моими вещами. Ее любимое пианино, туалетный столик, удобный пуфик и старый гардероб.