Обладатель Белого Золота

У самой кромки испаряющейся грязи кучкой стояли друзья. Первая и двое харучаев удерживали Хоннинскрю. Красавчик удерживал Линден. С болью отвернувшись от них, Ковенант вновь устремил свой взгляд в темное жерло тоннеля. Входить туда он не стал, ибо знал об оберегающих проход тайных бойницах. Не стал он и возвышать голос, поскольку интуитивно чувствовал, как неотрывно и внимательно следит за ним затаившийся Ревелстоун. В пыльном воздухе разрастающейся безбрежной пустыни перед громадой цитадели голос его казался тихим и слабым.

– Гиббон, я пришел к тебе. Пришел за тобой. Если ты выйдешь, я сохраню жизнь твоим Всадникам...

Насмешливое эхо, отражаясь от стен тоннеля, заставило Ковенанта прерваться, но едва оно стихло, он продолжил:

– ...Не выйдешь, я разнесу твердыню вдребезги, но доберусь до тебя. Ты знаешь, у меня хватит на это сил...

«Ты гораздо опаснее, чем когда бы то ни было».

– ...Сам Фоул не думает, будто ты способен одолеть меня. Он использует тебя для того, чтобы я сам себя погубил. Но сейчас мне наплевать на его ухищрения. Так или иначе ты умрешь. Выходи, и покончим с этим.

Казалось, будто его слова повисли в воздухе, так и не долетев до конца тоннеля. Ревелстоун нависал над ним мрачно, словно то был остов города, умершего много веков назад. По спине Ковенанта, обжигаемой палящими лучами солнца, струился едкий пот.

И тут в створе тоннеля на фоне освещенного внутреннего двора вырисовалась казавшаяся черной человеческая фигура. Человек шел навстречу, и звук его шагов отдавался негромким эхом.

Ковенант попытался сглотнуть – и не смог. Солнце пустыни схватило его за горло.

Жаркая боль пронзила его предплечье, шрамы засверкали, словно клыки. Невидимая тьма устремлялась из прохода ему навстречу, обволакивая его пламя пеленой порчи. Эхо приближавшихся шагов становилось все громче.

Солнечный свет высветил обутые в сандалии ноги и кайму красного одеяния, и Ковенант ощутил минутную слабость от сознания того, что его первый гамбит проигран. Свет быстро пробежал вверх, высветлив черную ризу, придававшую облачению торжественный вид, и руки. Руки, отнюдь не сжимавшие обычный для каждого Всадника увенчанный открытым треугольником металлический стержень, бывший неотъемлемым атрибутом всякого Всадника рукх. Но все же незнакомец в тоннеле был Всадником. Не Гиббоном – на-Морэм носил только черное. Этого пребывавшего в привычной отрешенности человека с напоминавшим епископский посох жезлом Ковенант не знал.

Торс Всадника был необычайно грузным, хотя руки и ноги его оставались худыми, а поросшие щетиной щеки запали то ли от дерзости, то ли от неизбывного страха. Пряди волос, беспорядочно липшие к лысеющему черепу, придавали Верному вид фанатика, хотя глаза его были тусклыми и бесцветными.

Он держал перед собой открытые ладони, словно показывая, что пришел безоружным.

Совладав, наконец, со своей усталостью, Ковенант ухитрился, наконец, сглотнуть немного слюны и обрел способность говорить. Тоном, который должен был обескуражить Всадника, он произнес:

– Не трать время попусту. Мне нужен Гиббон.

– Приветствую тебя, Полурукий, – произнес Всадник. Голос его звучал ровно, хотя что-то в нем наводило на мысль о близости к панике. – Гиббон на-Морэм знает о тебе все и не собирается утруждаться ради тебя. Скажи лучше, с какой целью нарушаешь ты наш покой.

Ковенант не знал, где таится угроза, но опасность близилась – он чувствовал это всей кожей. О том же говорил и медный привкус страха во рту. Мало того что торс Всадника казался непропорционально толстым – ткань его просторного одеяния шевелилась сама собой, словно под ней бурлила вода. Шрам на предплечье Ковенанта жгло, будто в его плоть вгрызлись крысы. Он почти не слышал собственных слов.

– Это продолжается слишком долго. Вы изгадили весь мир, но я положу конец вашим бесчинствам.

Всадник оскалил зубы, но усмешка не получилась. И он никак не мог встретиться с Ковенантом взглядом.

– В таком случае знай, что на-Морэм говорить с тобой не желает. Если хочешь, я передам тебе его послание.

«Что еще за послание?» – хотел спросить Ковенант, но не успел, ибо в этот миг Всадник обеими руками развязал свой пояс и распахнул одеяние. Все его тело, от плеч до колен, было покрыто осами. Огромными, размером с большой палец человека, желтыми осами. И едва их коснулось солнце, рой загудел. Несколько мгновений осы оставались на месте. Они извивались, жужжали, а принесший их Всадник походил на одно из омерзительных порождений Солнечного Яда. Затем желтая туча поднялась в воздух и обрушилась на Ковенанта.

В одно мгновение мир в его глазах потемнел. Порча тараном ударила прямо в сердце.

Черный огонь, черный яд, черная гибель! Ковенанта должно было окружить белое пламя, серебристое, как порождающий его металл, но этот огонь оказался совсем иным. Вокруг него разверзлась черная бездна, грозившая поглотить и воздух, и землю, и твердыню – пожрать весь мир, не оставив от него и следа. Усилия, предпринимавшиеся им, чтобы вернуть пламени белизну кольца, приводили лишь к одному – жаждущий разрушения черный огонь вздымался все выше.

Линден даже не пыталась кричать, ибо знала, что он все равно ее не услышит. Он был далеко, в центре обжигающей, клокочущей пустоты, и его переполняла сила. Но он слышал ее – слышал крик, некогда донесшийся до него сквозь ауру Червя и гул белого пламени.

«Это то, что хочет Фоул!» Слышал и заново чувствовал, как ее рука силится оттащить его от края пропасти. Слышал, чувствовал и знал – позволь он этому пламени разгореться, погибнут все – и она, и его друзья, и сама Страна. Все будет поглощено черным неистовством.

Невероятное напряжение от попыток овладеть собой и неудержимо рвущейся на свободу мощью едва не повергло его в отчаяние, и тогда уже не было бы пути назад. Но простое понимание того, что отступать некуда, позволило Ковенанту подавить кажущуюся неукротимой силу.

Черная пелена спала, и он увидел, что земля вокруг усеяна тысячами дымящихся угольков. В воздухе не осталось ни одной живой осы.

А вот Всадник каким-то чудом оказался цел и невредим. Вытаращив глаза и разинув рот, он в изумлении уставился на Ковенанта.

Ковенант не испытывал торжества – ему было не до столь мелких чувств. Однако случившееся, пусть даже только на время, укрепило его уверенность в себе. Голосом, в котором не было ни жалости, ни сожаления, он произнес:

– Ступай скажи Гиббону, что он упустил свой шанс. Пусть знает – я иду за ним.

Удивление медленно схлынуло с лица посланца на-Морэма. Он был потрясен, но оставался при этом Всадником Верных, искренне верившим в то, что Ковенант являет собой воплощение измены и Зла. Потерпев неудачу, он не отрекся от своей веры.

– Ты превзошел меня, Полурукий... – Голос его дрогнул. – ...Ты овладел своей силой и научился ею пользоваться. Но не думай, будто тебе будет позволено лишить наши жизни смысла, уничтожить все, чему мы служим. Сколько бы ты ни тешился своей мощью, нас тебе не одолеть.

С таким видом, будто он все еще мог не принимать Ковенанта в расчет, Всадник повернулся и исчез в тоннеле под сторожевой башней.

Гулкое эхо сопровождало его шаги.

Глядя ему вослед, Ковенант проклинал ложь, позволившую Лорду Фоулу овладеть душами самых стойких и смелых мужчин и женщин Страны, внушив им, будто деяния Верных единственно достойны и благородны. Собравшиеся в Ревелстоуне люди искренне считали себя ответственными за выживание Страны – и именно им предстояло умереть первыми. Не приходилось сомневаться в том, что Презирающий пожертвует ими прежде, чем подвергнет опасности своих истинных и верных слуг.

Однако остановиться Ковенант уже не мог. Даже ради этих людей. Пламя все еще бушевало – он не погасил его, а лишь обратил внутрь себя и замкнул там, не давая ему воли. Ибо опасался, что, высвободив, уже не сможет обуздать его снова.

С трудом переставляя ноги, Ковенант зашагал вниз по склону, к друзьям. Те, в свою очередь, поспешили наверх, ему навстречу. Вид у них был такой, словно Ковенант на их глазах вынырнул из горнила ада и они до сих пор не могли поверить своим глазам.