Ненужный. Начало пути

Девки во время баловства, конечно, старались его удивить своим умением. Так его поцелую, и эдак. Ногу сначала сюда закинут, потом — туда. Ягодицы топырили так, что за сохранность из спины начинаешь переживать. Вода от всех этих акробатических номеров в бочке аж закипела.

Только все наоборот получилось. Это он их удивил своим умением и знаниями в любовных утехах, которых оказалось, словно в роге изобилия.

А едва они от усталости пищать начали и передышки запросили, то он и сам расспрашивать их начал.

—… Значит, говорите хозяин добрый, хороший, богатый? Грошей полны подвалы и погреба? Интересно? Чай врете, поди…

Оказалось любовная истома и пара стопок медовухи развязывала языки не хуже кнута. Девки, только услышав про ложь, тут же обиженно запищали. Оправдываться начали, только успевай записывать.

—…Полно грошей! Макар Силыч на золоте и серебре сесть и спит! Ничего не считает! — у Анфисы даже груди от возмущения подпрыгивать начали, когда она фыркать начала. Занимательное зрелище выходило: она вся красная, глаза сверкают, а полушария ходуном ходят. — Хочет аглицкого вина, берет! Хочет голландские часы, покупает! Хочет актриску из спектакля, пожалуйте…

—… Вот такенная бочка у него золотых червонцев! — в разговор влезла Проша, прильнувшая к нему с другого бока и обвившая его своими длинными ногами. — Сама видела в подвале! А еще два сундучка было с ассигнациями и банковскими билетами…

От горячей «ванны» и медовухи их еще больше развезло. В конце они уже начали все подряд нести: и нужное, и ненужное. И нужно было лишь отделять одно от другого.

—… Помолчи, дура! Я же рассказываю! — Анфиса толкнула соседку, когда та начала ее прерывать. — И вот… Прохор, дурень, упился, как сапожник, и давай срамные песни орать. Прямо умора была. Я тогда чуть не уписалась, на него глядя…

— Ха⁈ Умора? — пьяно фыркнула Проша, выставив ногу из воды чуть не до самых ягодиц. — Вот Минька, хозяйский кучер, так горло драл, что со всей улицы бывало люди сбегались… Только помер, бедолага, — тут она, всхлипнув, попыталась перекреститься. — Царство ему не…

— А нечаво болтать было, — Анфиска сразу же подхватила разговор, наморщив лобик. — Это он же помогал хозяину того барчука пристукнуть…

Словом, все сложилось, как нельзя лучше. Искупавшись, Рафи уже имел полный расклад по всему, что ему было нужно: большую часть денег Могута хранил в подвале дома, важные бумаги на втором этаже в кабинете, шкатулку с драгоценностями в своей спальне. Удалось узнать даже про самую настоящую темницу, где купец время от времени кого-то держал.

— Во-от же, сука, — усмехнулся парень, удивляясь поразительной наглости купца. Тот же совсем «берега попутал», занимаясь такими делами под самым носом столичной жандармерии. Девки только что на добрый десяток уголовных статей для него наговорили. — Да такого сам Бог велел грабить. Это я удачно зашел… Ладно, а теперь доиграем роль до конца.

В гостиной комнате, куда Рафи вышел, был уже накрыт праздничный стол, ломившийся от разных яств. Не желая ударить в грязь лицом, купчина расстарался. На длиннющей столешнице плотно лежали десятки и десятки тарелок, подносов, блюд, фужеров, кубков, вазочек, в которых все шкварчило, шипело, хлюпало. А над всем этим, вдобавок, плыл восхитительный аромат.

— Вижу, что доволен, — раскрасневшийся Могута широким жестом приглашал его к столу. При этом улыбался, как самому дорогому гостю. — Расстарались, значит, Анфиска с Прошкой. Они такие затейницы, что ни в сказке сказать, ни пером описать, — понимающе подмигнул парню, скабрёзно причмокнув большими губами. — Доволен, значит?

Видно было, что на благодарность напрашивался. Все крутился вокруг да около.

— Хорошо, Макар Силыч! Доволен, — горячо закивал парень. Всем видом показывал, что доволен и даже счастлив. — Хорошо тут! Все батюшке с матушкой расскажу: и про помощь, и про прием, и про гостеприимство.

Могута аж зарделся от удовольствия. Каждое это слово едва не на лету ловил.

— Все хорошо, только вот… — Рафи припустил на лицо печали, словно вспомнил что-то плохое.

— Что? — купчина тут же «сделал стойку». С мест вскочил, расправил плечи. Мол, я тут, я помогу. — Что такое? Что случилось? Может нужда в чем-то? Так говори, рассказывай. Я помогу! Все знают, что за Макар Силычем Могутой не заржавеет! Говорит, что надо? Грошей? Может девок? Любых найдем. Или маль…

Не дав ему договорить, Рафи тяжело вздохнул. С виновато опущенной головой, что-то неопределённое пробормотал.

— Что? — вытянул шею Могута.

— Я ведь жеребца своего упустил, да и костюм порвал. Батюшка теперь сильно гневаться изволит. За этого ведь жеребца большие деньги уплачены… А еще часы, батюшкой на именины подаренные, потерял… Вот, — в этот самый момент чуть-чуть всхлипнул, боясь переиграть. Купчина, хоть и выпивши был, но мог заметить. — Что теперь делать не знаю.

Замолчав, Рафи поднял жалостливый взгляд на хозяина дома. Парень такой знатный пас ему передал, что им грех было не воспользоваться. Если Могута хотел как-то «привязать» к себе «липового» княжича, то сейчас было именно то самое время.

И тот не подкачал!

— Ха-ха! Пустяки! — Могута с такой силой хлопнул по столу рукой, что с него волной посыпалась посуда. — Неужто с такой мелочью не помогу⁈ Помогу! Пусть все знают, что Макар Силыч Могута самого князя Милославского выручил!

Из внутреннего кармана пиджака он тут же вытащил толстенную пачку красненьких, то есть сотенных, ассигнаций и бахнул ими по столу.

— А коли этого мало, то сейчас еще будет!

С этими словами Могута скрылся за одной из дверей, но буквально через минут вновь появился.

— Вот! — с торжествующим воплем он стал разбрасывать в воздухе здоровенные купюры. — Вот! Вот! Здесь и на жеребца! И на одежу! И на часы! На все хватит!

Эта пачка денег закончилась, он вытащил из кармана еще одну. Потряс ею перед лицом Рафи, а после тоже раскидал по комнате.

— Видишь⁈ Это все мое!

Мужика, похоже, изрядно развезло к этому времени. Его радостный гогот не умолкал. Ассигнации, поднятые с пола, снова взлетали в воздух[1]. Под ногами уже образовался красный ковер из сотенных купюр, общая стоимость которых было даже сложно представить. Пожалуй, даже одного этого Рафи могло хватить на обучение…

— А теперь по чарочке! Я сказал, по чарочке! — устав, купчина рухнул в свое кресло и сразу же ухватился за пузатый графин. — Давай, княжич, прими! Полную и до дна!

И пошло-поехало…

Рафи покачнулся, но устоял на ногах. После выпитого его изрядно штормило. Его счастье, что маг. Если бы не это, то, как и купчина, сейчас валялся бы на полу.

— Сука, чуть не споил… А мне еще все это собирать.

Со страхом посмотрел на пол, плотно заваленный толстым слоем красных ассигнаций. Все это добро ни в один кошелек или сумку не влезет. Может в мешок? Или, на худой конец, в наволочку? Где-то он даже видел кровать с подушками и одеялом.

Усиленно растирая лицо, прошелся по комнатам. В одной из них наткнулся на пьяного доходягу с монстроподобным фотоаппаратом, в другой — на бочку с дрыхнувшими девахами. Повезло лишь в третьей комнате, где и разжился здоровенной наволочкой от одеяла.

— Б…ь, реально мешок получается, — вроде и сгреб-то немного, а уже наволочка раздулась до размеров дирижабля. — Может надо складывать по пачкам… Черт, времени ни хера нет.

Задерживаться тут, вообще, идея не очень здравая и небезопасная для собственного здоровья. Слуги вроде и попрятались, опасаясь пьяного хозяина. Но все могло измениться в любой момент.

— Еще немного…

Ноги и руки уже отваливались, пока ползал по полу и собирал деньги. В добавок голова начала крутиться. Спиртное все еще никак не могло выветриться.

— Охренеть, неужели все?

Парень рухнул у порога входной двери, со стоном массируя спину.

— А ведь в подвале еще куча бабла.

Его взгляд скользнул в сторону одной из дверей, которая, как он слышал, вела в подклеть. Судя по всему, судьба снова повернулась к нему той самой частью тела, откуда появляется все самое хорошее. Может стоит рискнуть?