Страница 4 из 42
Матрос, зачарованный серебряной гладью эполет, в ответ только кивнул, и старший майор поднялся на квартердек. Координация закончилась, и Глазьев немного постоял, опершись о фальшборт и наблюдая за прощанием на пирсе командора с адмиралом. Уставший от дальней дороги и от выходок гардемарина, он присел на капитанскую скамейку и задремал.
В придвинутом бочонке что-то тихо пробарабанило по стенкам. Федор Аркадьевич на секунду задумался, потом резким движением ловко выбил крышку. Внутри бочонка перекатывались лимоны. Глазьев взял один фрукт и понюхал.
— Немного незрелый, — тихо проговорил он и присел рядом с гардемарином. — И куда же мы направляемся, господин младший адепт?
Первоначальная координация, разработанная Поворовым, резко изменилась, когда фрегат «Императрица Анна» вышел из порта под прикрытием утреннего тумана. На мостик поднялся Глазьев и развернул длинную подзорную трубу, принявшись осматривать море. Корабль встал на нужный курс и боцман уже хотел свистнуть поднятие парусов, но тут старший майор негромко сказал:
— Я бы посоветовал не спешить с постановкой парусов.
Поворов резко повернулся и посмотрел на Глазьева с величайшим изумлением.
— Сударь, мы, кажется, обо всем договорились!
— Так я и не лезу в ваши дела, командор. Только высказал совет, — старший майор невозмутимо глядел в трубу. — Впрочем, извольте посмотреть сами…
Он протянул трубу Поворову. Внушительных размеров прибор и на вес оказался нелегким, и командору стоило немалых усилий удерживать его у глаз. Но командор увидел два ряда кораблей, спешащих куда-то под всеми парусами, и насчитал двадцать вымпелов.
— Мне видится, — сказал Глазьев, — что саксонские галионы двумя кильватерными колоннами спешат именно к тому месту, где «Императрице Анне» положено быть, согласно координации.
Фрегат резво резал носом водную гладь, слегка покачивая бушпритом и мачты чуть поскрипывали, когда корабль менял галс.
Старпом негромко отдавал команды рулевому и боцману, Поворов нервно покусывал ногти и только Глазьев невозмутимо осматривал горизонт в свою тевтонскую трубу. Казалось, что на мостике царит благодать.
— Да не нервничайте так, командор, — сказал старший майор, не отрывая глаз от трубы.
— Вам легко говорить, сударь. А там гренадеры Мамонтова гибнут под огнем саксонских галеонов, и виноват в этом буду я.
— Полноте себя казнить… Генерал Мамонтов отличный стратег и наверняка адмирал Кочетов дал ему воспользоваться новыми пушками.
Капитан резко повернулся к Глазьеву, хотя до этого делал вид, что не замечает его.
— А откуда вам известно про пушки?!
Глазьев продолжал смотреть на горизонт.
— Так я их сопровождал по приказу императора. Восемьдесят стволов, сударь… неужели Кочетов не даст Мамонтову хотя бы двадцать? Я уверен, что дал… Так что, неизвестно, кто кого там расстреливает…
Поворов немного успокоился.
— Хотелось бы в это верить… А, хороши ли пушки?
Старший майор опустил трубу.
— Новейшей конструкции — ядро летит почти на милю. Так что, вряд ли саксонские корабли смогут подойти к берегу на расстояние своего залпа. Кстати, а вы знаете, что адмирал прихватил с собой вашего канонира? Нет? А я думал — он вас предупредил…
Поворов прикусил губу. В суете прошедшей ночи он больше был озабочен координацией своего плана и раздумьями о прибытии неожиданных гостей. На просьбу адмирала командор только махнул рукой, соглашаясь в том, что два бомбарда на корабле не нужны.
— Меня сейчас беспокоит — где еще три галеона саксонцев, — Глазьев снова навел трубу на горизонт. — Стоят ли они на рейде у входа в пролив или патрулируют…
— Я бы патрулировал, — пробурчал Поворов.
— Хорошо, если бы саксонские капитаны думали бы также как вы… Плохо, что солнце садится на западе, и мы будем, как на ладони. Я бы подождал наступления ночи… как вы думаете, командор?
— Я думаю, — Поворов нервно поправил на боку палаш, — что нам нечего бояться каких-то трех саксонских галеонов. Видывали мы…
— Ну, это вы зря, — протянул Глазьев. — Капитаны саксонцев изрядно умны и хорошо ведут бой. Когда вы месяц назад топили галионы-разведчики, наших кораблей было в десять раз больше. А сейчас нас ровно в три раза меньше. Хотя…
Он повёл трубой и удовлетворенно усмехнулся.
— Галионы стоят на рейде со спущенными парусами. Необдуманно…
Командор взглянул на паруса «Императрицы Анны», прикинув направление и силу ветра.
— Корабль к бою, — громко проговорил он и с удивлением проводил взглядом старшего майора, который поспешил на нижнюю палубу фрегата. Потом сообразив, что бомбарду именно там и место в бою.
Глазьев по достоинству оценил задумку Поворова — разогнавшись под сильным попутным ветром и под прикрытием прибрежных скал, фрегат на большой скорости мог проскочить пролив, используя внезапность появления и мощь своих мортир. Пролив из моря в океан всего-то пятнадцать миль, «Императрица Анна» проскочит их при таком ветре минут за сорок, если не быстрее. А один точный залп закроет саксонским галионам выход из бухты, пока они будут поднимать паруса. Остается, правда, форт около бухты, с которого простреливались все подходы к проливу, но Поворов резонно рисковал, рассчитывая огнем своих мортир накрыть батареи противника.
Под свист дудок боцманов Глазьев шустро спустился на нижнюю палубу и встретил настороженные взгляды канониров.
— Заряжай, братцы, полный заряд!
И увидев проснувшегося Величинского, пнул того сапогом в зад.
— Господин гардемарин, не пристало русичу спать при драке! Будете подносить ядра к пушкам. Увижу, что замешкались — суну вас вместо ядра в ствол!
— Сударь! Но я туда не влезу! — Величинский не сразу оценил приказ Глазьева.
— По кускам запихну!..
Командор вёл фрегат почти вплотную к отвесным береговым скалам. Лотовый матрос раз за разом докладывал на мостик глубину прохода.
— Лишь бы не заметили рано, — шептал командор сам себе, поглядывая в трубу на форт перед проливом. — Да Глазьев бы не сплоховал.
Старший майор в то же время, наводя головную мортиру фрегата на форт, твердил себе под нос то же самое:
— Лишь бы не заметили наш манёвр, да командор не сплоховал…
Знали бы Прохоров и Глазьев, что османы в форту увлеченно режутся в нарды да пьют вино, а саксонские матросы в кубриках рассматривают гравюры из Камасутры да играют в карты, то не стали бы столь увлеченно бубнить «невидимое заклинание». Османам и саксонцам было невдомёк, что мортиры на нижней палубе «Императрицы Анны» уже заряжены…
Фрегат выскочил на расстояние залпа совершенно неожиданно. Османский офицер береговой батареи форта, водрузив ноги на бочонок с порохом, только подносил ко рту чашечку ароматного кофе, как увидел высокий форштевень и натянутые от ветра паруса незнакомого корабля. Засуетившись, офицер поставил чашку на поднос, пролив кофе на грудь и пытался дотянуться до подзорной трубы. Но опоздал… Рявкнули мортиры и двадцатикилограммовые ядра снесли со стены форта пушки, солдат, нарды и офицера вместе с кофе. В передовой саксонский галион, стоящий на якоре около выхода из бухты, полетела шрапнель кулеврин средней палубы. Тысяча тяжелых шариков впились в борта и снасти галиона, разнося в щепы всё, что попадалось на пути. За борт полетели карты и оторванная рука с зажатой в пальцах гравюрой из Камасутры. Через минуту прогрохотал ещё один залп мортир фрегата русичей, превращая израненный шрапнелью галион в груду бесполезного горящего хлама. И этот хлам, немного по дрейфовав, затонул аккурат посреди фарватера на выходе из бухты. А еще через минуту в набережную перед фортом, усыпанную столпившимися османами и саксонцами, влепились ядра из кулеврин…
Выжившие потом говорили, что трупы из моря доставали рыболовными сетями с полдня.
Глазьев поднялся на мостик, и Поворов протянул ему руку.
— Сударь, я рад, что у меня на корабле такой искусный канонир! Право, я в большом изумлении… всего-то четыре залпа, а какая виктория!