Гамлет XVIII века

ГЛАВА X

Анна с Валерией ходили, обняв друг друга, по дорожке сада, возле лужайки, на свежей молодой траве которой они играли вчера в серсо с Денисом Ивановичем. Валерия смотрела мечтательно вверх, потому что она так привыкла устремлять взор в небо, что могла это делать даже днем, не мигая. Анна шла, печально опустив голову, и смотрела себе под ноги.

– Я понимаю так, – сказала Валерия, – уж если полюбить, то так, чтобы никто не знал этого, и навсегда...

– Нет, а, по-моему, напротив, – возразила Анна, – я хотела бы всем рассказать, чтобы все знали, если бы это только не было стыдно...

Валерия помотала головой, как опытный начетчик старовер, которого хотят научить чему-то новому по знакомым ему старым книгам.

– Тут дело не в том, что стыдно, – заметила она, – а нельзя метать бисер. Каждый любит по-своему, и другим не понять; значит, нечего и говорить им. Все равно не поймут.

– Ну, а он, – спросила Анна, – тот, которого любишь?

– Он должен знать об этом менее, чем кто-нибудь.

– Но тогда как же?

– А так, не должен. Пусть сам полюбит... Или нет. Этого не может быть...

– Отчего?

– Потому что тогда слишком большое счастье. Его не может быть на земле. Только в небе. Там, когда души встретятся, там все будет известно.

– Браки совершаются на небесах, – сказала Анна.

– Да, но не так, как это думают, то есть мы здесь, на земле, а на небесах браки... Нет, это тогда, когда мы перейдем туда...

– Как же, если, например, кто дожил до старости? Ну, вот, хоть твоя тетка. Ей уже поздно, я думаю, даже на небесах думать о браке...

– Ах, милая, на небесах нет ни старых, ни молодых; там вечность.

– А для меня, Валерия, вечность – что-то такое далекое! Когда она еще будет?! А пусть лучше хоть несколько годков, но на земле, пока мы молоды.

– Анна, я думаю, грешно даже говорить так.

– Почему же грешно? Венчают же в церкви...

– Но так редко с тем, кто любим. На земле это исключительное счастье. Нет, когда очень любишь, то этого не бывает, потому что это нездешнее и не может быть здесь...

– Неужели не может?

– А ты как думаешь? Ну, вот ты любишь...

– Люблю.

– Но ведь не здешнею, не человеческою любовью, ты любишь совсем идеально.

– Отчего же? Я люблю и здешней, как ты говоришь, любовью.

– Но постой, ведь такого человека нельзя... к нему нельзя относиться обыкновенно. Он не такой, как другие.

– Правда, он лучше всех. Но ты почем знаешь?

– Потому что я знаю, кого ты любишь и кто он.

Анна вдруг густо покраснела, так что ее большие, прекрасные черные глаза даже подернулись влагой.

– Откуда же ты знаешь? – спросила она.

– Случайно, – восторженно ответила Валерия, – то есть не случайно, но, очевидно, тут перст судьбы... Анна, ты знаешь, я ведь тебе такой друг, такой друг, что если бы я кому-нибудь сказала, что на душе у меня, то только одной тебе... И вот, как бы в награду за мою дружбу к тебе, судьба мне открыла твою тайну. Пойдем сюда... сюда!.. – и она повлекла Анну вперед по дорожке и, быстро переведя ее через мостик по пруду на остров, где была скамейка под березой, показала ей свежевырезанные на белом стволе дерева буквы: «Павел». – Это ты вырезала, – сказала Валерия.

– Уверяю тебя, не я, – покачала головой Анна.

– Ты отнекиваешься?

– Нет. Но, право, я не вырезала.

– Ну, хорошо! Но скажи только, что его не так зовут...

– Нет, так, – опуская голову, чуть слышно произнесла Анна и села на скамейку.

– Ну, вот видишь. А разве он – обыкновенный человек?

– Нет, он лучше всех.

– Не только лучше, но и выше.

– Как выше?

– По положению.

– По положению?

– Разумеется. Анна, голубушка, я так понимаю тебя. Ты не думай. У меня была подруга, так она влюбилась в священника. Это узнали. Все смеялись над ней, но я ее понимала и сочувствовала, потому что любовь ее была идеальная, безнадежная, такая, как твоя...

– Но почему, как моя? Я не влюблена в священника.

– Но в императора! – выговорила Валерия. – И я тебе скажу, что это многие уже подозревают и говорят об этом...

– Как подозревают? Как говорят? – воскликнула Анна. – Вот вздор!.. – и она рассмеялась весело и звонко.

– То есть что, по-твоему, тут вздор?

– Нет, мой друг, я не влюблена в императора, – серьезно проговорила Анна.

– Ты скрываешь от меня, твоего друга! – укоризненно сказала Валерия. – Как же это имя «Павел»?

– Павел, но не тот... вовсе не тот...

– А кто же?

Анна ответила не сразу.

– Хорошо, я скажу тебе, – протянула она наконец, – потому что, действительно, видно, судьба... Или нет, не скажу – догадайся сама! – Она подняла валявшийся на земле друга, и вывела им на песке: «Павел», потом поставила букву «Г» и за нею семь точек... – Ну? – сказала она. – Прочти...

Валерия наклонилась, долго глядела на букву «Г» и точки и старалась подобрать все знакомые фамилии на Г. Но именно потому, что она старалась вспомнить и подобрать, у нее ничего не выходило.

– Не могу, – сказала она, – на меня словно затмение нашло. Ни одной даже подходящей фамилии не могу вспомнить.

– Ну, это «н» и «ъ», – показала Анна на две последние точки.

– Я прочла! – проговорила Валерия. – Неужели он?

Анна заглянула ей в лицо, стараясь по глазам ее узнать, догадалась она или нет.

– Это какая буква? – спросила она, показывая на вторую точку.

– «А».

– А эта?

– Опять «р», а потом опять «а»...

– Отгадала, будет! Ну, теперь знаешь? – остановила ее Анна.

Валерия прочла и по проверке не ошиблась: написано было «Павел Гагарин».

Князь Павел Гаврилович Гагарин был один из офицеров, вращавшихся в московском обществе, бывавших в числе прочих молодых людей у Лопухиных и танцевавших с Анной на балах. Валерия знала, что он вместе с целым рядом своих сверстников был «без ума» от Анны, как говорили тогда, но и не подозревала, что сама Анна чувствует к нему склонность и что он является счастливым соперником остальных и избранником ее сердца. Для Валерии до сих пор Гагарин был самым обыкновенным, земным существом и больше ничего.

– Но я думала, что для тебя... что ты... – силилась подобрать она нужное выражение, – что ты, изберешь более... Ведь он простой офицер...