Страница 6 из 11
Когда я оправился от первого нервного потрясения, конструкция действительно не показалась мне такой уж опасной.
Мы передвигались длинными, невысокими прыжками, машина редко поднималась более чем на фут от земли, и само движение было, конечно, неповторимым и довольно приятным.
Тем не менее я испытывал навязчивый страх перед всем, что было изобретено Хокинсом, и мой разум настойчиво возвращался к мыслям о доме.
– Вы ведь не собираетесь в город, Хокинс? – спросил я с той беспечностью, которую мог изобразить.
– Только на минуту. Я хочу купить сигары.
– Хокинс, – пробормотал я, – вы довольно тяжелый человек. Когда вы выйдете из этого дирижабля, он ведь не взлетит в небо вместе со мной?
– Если бы я вышел, то взлетел бы, – с приятной уверенностью ответил изобретатель. – Но я не собираюсь выходить. Лучше пусть сигарный мастер принесет нам товар.
Значит, она поднимется, если хоть один предмет покинет машину! Это была пища для размышлений.
А что, если Хокинс, управлявший машиной в соответствии с журнальными фотографиями шоферов-гонщиков, наклонившись далеко вперед, вывалится на дорогу? А может быть, шальной ветерок наклонит машину и выкинет какую-нибудь деталь?
Несомненно, мы должны были подняться вверх, и казалось, что там, наверху, открытое пространство, по которому мы можем ехать бесконечно долго, не задевая ничего, что могло бы помешать нашему небесному путешествию.
– Как вы выпускаете газ из воздушного шара, Хокинс? – спросил я.
– О, кран находится внизу, под аппаратом", – коротко ответил тот. "Не волнуйтесь, Григгс. Ведь я здесь.
Вот, вкратце, то, что меня настораживало, но, похоже, сказать больше было нечего. Я снова погрузился в молчание.
Мы вкатились, или вплыли, или впрыгнули, или как это еще можно назвать, в город без происшествий и инцидентов. Люди с интересом наблюдали за кенгуриными выходками нашей машины, а у одной или двух лошадей после первого взгляда на нее тут же развился furor transitorius (скоропреходящее состояние возбуждения); но Хокинсу удалось остановиться перед своим сигарным магазином, который находился на окраине города, не вызвав никаких серьезных беспорядков.
Забрав на борт сигары, я рассчитывал повернуться в сторону дома. Но не тут-то было.
– Сейчас мы спустимся на площадь, – бодро кричал он, – сделаем поворот перед зданием суда, проплывем прямо над городом, а потом унесемся домой. Думаю, это заставит туземцев посудачить, а, Григгс?
– Ваши штучки обычно приводят именно к этому, Хокинс, – вздохнул я. – Но зачем демонстрировать что-то сегодня? Это только первая пробная поездка. Что-нибудь может пойти не так.
– Мой дорогой мальчик, – рассмеялся изобретатель, – это одна из тех пробных поездок, которые просто не могут пойти не так, потому что каждая деталь отработана до совершенства.
На этом все было решено, мы отправились на площадь.
Площадь, надо заметить, находится в центре города. С одной стороны располагается здание суда, с другой – почтовое отделение, а сама площадь представляет собой ухоженную лужайку.
Мы как раз находились на лужайке, когда мне показалось, что я услышал какой-то стук.
– Что это за шум, Хокинс? – спросил я.
– Отставить. Что-то в механизме. Ничего страшного.
– Но мне кажется, что я чувствую необычную вибрацию в машине, – продолжал я.
– Вы, похоже, чувствуете очень много несуществующих вещей, Григгс, – заметил Хокинс с оттенком презрения.
– Но…
– Эй, мистер! – крикнул маленький мальчик. – Эй! У вас отваливается заднее сиденье!
– Что он сказал? – пробормотал Хокинс, слишком увлеченный своим делом, чтобы повернуть голову.
– Эй! Эй! – закричал мальчик, преследуя нас. – Заднее сиденье отвалилось!
– Что! – вскричал Хокинс, крутясь на месте. – Боже правый! Так и есть! Лови, Григгс, лови быстрее!
Я повернулся. Мальчик был прав. Задние сиденья автомобиля успели отсоединиться.
Действительно, когда мы посмотрели на них, оказалось, что они висят на одном болте, головка которого отсутствовала.
– Григгс! Григгс! – кричал Хокинс, пытаясь заглушить двигатель. – Хватайся за сиденья, пока они не упали! Я не прикручивал их гаечным ключом, только руками, но я предполагал, что они держатся очень крепко. Боже! Если они упадут, мы улетим…
Как раз в этот момент резкий толчок отправил сиденья на дорогу.
Двести фунтов твердого материала покинули аэромобиль Хокинса!
Хокинсу не пришлось заканчивать фразу.
Стало до боли ясно, куда именно мы должны направиться.
Мы поднимались вверх!
Вверх, вверх, вверх! От неожиданности мне показалось, что мы летим прямо на полуденное солнце, что еще тридцать секунд – и мы будем жариться в солнечном пламени.
Схватившись за край подушки, я, кажется, вскрикнул от ужаса.
Но Хокинс, как ни был он напуган, не потерял голову. Машина не перевернулась. Она медленно поднималась в обычном положении, и, по правде говоря, мы поднялись не более чем на тридцать футов, когда Хокинс заметил, трясясь:
– Так, так, Григгс! Сиди спокойно! Все в порядке. Мы в безопасности!
– В безопасности! – прохрипел я, когда дыхание восстановилось. – Выглядит так, как будто мы в безопасности, а?
– Неважно, как это выглядит, Григгс. Мы в безопасности. Винт работает.
– И что это нам даст? – спросил я.
– Что ж! – воскликнул изобретатель, взяв себя в руки. – Мы просто долетим до крыши какого-нибудь дома и сядем.
– При условии, что эта проклятая штуковина не снесет нас раньше!
– О, это не так, – улыбнулся Хокинс, снова усаживаясь за свой механизм. – Дорогой мой, Григгс, посмотри, какая толпа!
Толпа действительно была. Они возникли мгновенно и мчались под нами по дороге, совершенно не обращая внимания на знаки "Не ходить по траве".
– Как они будут пялиться, когда мы ступим на крышу, не правда ли? – заметил Хокинс.
– Если мы не ступим им на голову! – буркнул я. – Держись подальше от телеграфных проводов, Хокинс.
– Да, да, конечно, – сказал изобретатель, нервно оглядывая тридцать или сорок проводов, протянутых прямо через наш путь. – Странно, что эта штука не реагирует более энергично!
– Ну так заставьте ее реагировать! – взволнованно воскликнул я, так как провода находились в опасной близости.
– Я делаю все возможное, Григгс, – ворчал изобретатель, крутя то одно, то другое колесо и дергая за рычаг. – Не волнуйся, мы проплывем над ними. Мы просто… черт!
Мягко покачиваясь, машина остановилась. Мы заземлились, так сказать, на телеграфные провода.
– Вот и конец этой пробной поездке! – едко заметил я. едко заметил я. – Эпилог будет состоять из картины, которую мы создадим, разбрасывая наши мозги по зеленой траве внизу.
– Ой, тьфу, тьфу! – сказал Хокинс. – Ничего серьезного. Я просто включу пропеллер на реверс, и мы поплывем назад.
– Ну, подожди минутку, прежде чем запустить его, – сказал я. – Они что-то кричат.
– Не прыгайте! Не прыгайте! – кричала толпа.
– Кто, черт возьми, собирается прыгать? – сердито ответил Хокинс, перегнувшись через борт.
– Дураки! – заметил он обращаясь ко мне.
– Крюк и лестница уже на подходе! – продолжал задорный голос.
– Ну, что ж, они получат по заслугам, – огрызнулся Хокинс. – Мы будем на земле раньше, чем они сюда доберутся.
– Почему бы не подождать? – сказал я. – Так мы точно спустимся в целости и сохранности, и неизвестно, что можно натворить, запуская механизм. В нем запутались провода, и они могут оборваться и утащить нас вниз, или покалечить нас, Хокинс.
– Кряк! Кряк! Кряк! – кисло ответил Хокинс. – Продолжай крякать до самой смерти, Григгс. Если кто-нибудь когда-нибудь объявит конкурс на пессимистичного алармиста, послушайте моего совета и участвуйте в нем. Вы выиграете. Я собираюсь запустить двигатель и выбраться из этого места.
Он потянул за рычаг заднего хода, и двигатель весело зажужжал. Машина издала серию нездоровых судорожных содроганий, но не сдвинулась с места.