Страница 42 из 52
Он сплюнул себе под ноги и вынул из пачки очередную сигарету (предыдущая три секунды назад огненным метеором улетела в темноту).
— Так значит, всё дело в Солнцеве, — сказал Зоин отец. — Ты пытался вывести его из поля зрения следствия. И наворотил глупостей. Такое вполне в твоём стиле, зятёк: в стиле князя Мышкина. Витька-то ты уберёг: он даже не появлялся в списке подозреваемых…
Каховский закурил, взмахнул уже дымящейся сигаретой.
—…Но, чёрт побери, зятёк! — произнёс он. — Ты понимаешь, что смерть Локтевых… как ты говоришь: в этот раз… полностью на твоей совести? Что была возможность спасти девчонку. Но вместо этого ты ещё и угробил её мамашу. Поздравляю тебя с удачно проведённой операцией!
Я неуверенно повёл плечом.
— Дядя Юра, мне кажется, что вы преувеличиваете…
— Их смерти на твоей совести, Михаил! — повысил голос Юрий Фёдорович. — Даже и не спорь со мной. Кем бы ты себя не считал, но у тебя явно не семь пядей во лбу. Девчонку можно было спасти. Как и её мать. У тебя была такая возможность — если бы сразу мне всё рассказал. А так…
Каховский развёл руками.
—…Как говорят врачи, у тебя теперь есть собственное кладбище, — сказал он. — Можешь относиться к этому, как угодно. Доказывай себе, что убивал не ты. Убеждай, что у тебя не было выбора: ты спасал Солнцева. Но выбор был, Михаил. Выбор есть всегда. Но не всегда мы его замечаем.
Юрий Фёдорович затянулся дымом.
— Знаешь, зятёк, что стало твоей главной ошибкой в случае с Оксаной Локтевой? — спросил он. — Ты обрёк девчонку на смерть, когда решил, что сумеешь спасти её в одиночку. Но у тебя не было шансов. Тебе могло помочь её уберечь только чудо. Но оно не случилось.
Зоин отец посмотрел на меня — сверху вниз.
— Но меня радует, что ты всё же попытался её спасти, — сказал Каховский. — Всё же пошёл к квартире Локтевой в тот день, хотя мог ограничиться Витькиным алиби. Алиби его, если тебе интересно, не проверяли. Потому что не видели в этом надобности. Но ты уверен… что он не уходил от твоей мамы в тот день?
Я кивнул.
— Уверен, дядя Юра: на все триста процентов. Проверьте, если хотите. С ним рядом в тот день находились несколько женщин. Они подтвердят, что Солнцев не отлучался из нашей квартиры. Он не выходил из своего дома и в прошлый раз… когда вы всё же задержали его из-за того дурацкого ножа.
Каховский взмахнул рукой.
— С чего ты взял, что Витька не выходил тогда? — спросил он. — Если бы у него было алиби, мы бы его не задерживали.
— В прошлое двадцать третье сентября этого года Виктор Егорович Солнцев провёл весь день в своей квартире, — сказал я. — Он был там вместе со своим семилетним сыном Павликом. Вот только вы, Юрий Фёдорович, тогда поставили этот факт под сомнение.
«Дядя Юра» повёл плечом.
— Показания семилетнего ребёнка — ненадёжная информация, — сказал он. — Это доказанный факт. Родственники подозреваемых часто лгут, выгораживая своих близких. Я бы на месте Витькиного сына тоже стал на защиту папаши. Ты уверен, что мальчик попросту не выгораживал своего отца?
Я усмехнулся.
— Уверен, дядя Юра. Полностью уверен, что мальчик не обманывал. Потому что я весь тот день провёл вместе с Солнцевыми. Считайте, что я был с ними в качестве «бестелесного духа». Я чуть ли не поминутно могу вам рассказать, чем отец и сын Солнцевы занимались в тот день…
— Лучше бы ты в качестве «бестелесного духа» побывал тогда у Локтевых, — сказал Юрий Фёдорович. — Это здорово бы нам помогло сейчас. Потому что до твоего Солнцева следствию теперь нет дела. И не будет, если он в воскресенье не порешит Терентьеву. Не там ты шарился, зятёк, в этом своём сне. Ой, не там!
Я развёл руками.
— Так уж получилось.
Каховский сошёл с места — жестом велел мне следовать за ним. Снег не хрустел, но и не чавкал — беззвучно проминался под нашими ногами. Освещённые островки тротуара чередовались с тёмными. Запас снежинок в небе истощился. Белые пушинки падали теперь только с веток деревьев. Около моего лица клубился пар — Юрий Фёдорович выдыхал из носа струи табачного дыма. Людей по пути мы почти не встречали (горожане будто испугались похолодания — прятались в тёплых квартирах). Да и стаи бездомных собак в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году ещё не разгуливали по улицам Великозаводска. Я прятал руки в карманах. Не отставал от Каховского, который без устали высказывал мне своё недовольство.
—…И нож ты напрасно выбросил, — говорил Зоин отец. — Совсем не факт, что мы бы не нашли на орудии убийства ничего интересного. Сомневаюсь, что ничего не обнаружили и тогда. Могли попросту не зафиксировать свои находки в протоколе. Или изъять записи о них — позже. В милиции… своя, особенная кухня, зятёк.
Юрий Фёдорович покачал головой.
— Теперь-то уже всё, — сказал он. — Теперь тот нож нам не нужен. Сомневаюсь, что достоверно объясню его внезапное появление в деле. Так можно и нарваться на неприятности. Да и поезд ушёл. Дело-то… М-да. Но алиби Витьки Солнцева я проверю. На всякий случай.
Каховский щёлкнул пальцем — щелчок прозвучал, будто треск сломанной ветки.
— И к Дмитрию Григорьевичу Лещику я тоже присмотрюсь, — добавил он. — Уж очень… хорошо его кандидатура подходит на роль подозреваемого. Такое редко происходит случайно. Можешь мне поверить, зятёк. Либо, как ты говоришь, на него переводят стрелки, либо…
Юрий Фёдорович сощурил глаз.
— Картину портит только его поездка в Новосибирск. Но если допустить, что алиби Лещика липовое… Тогда вся эта история с девицами смотрится совсем иначе: может и не простой, но вполне понятной и объяснимой. А ваш учитель истории тут же превращается в главного злодея.
Каховский взглянул на меня.
— И если подтвердятся твои слова о месте убийства Терентьевой, — сказал он, — получится совсем уж неприглядная картина, в которой этот Лещик точно не выглядит законопослушным советским гражданином. В том твоём долгом сне девчонка пропала. Но если предположить, что в нём её всё же убили, причём, там же…
Юрий Фёдорович хмыкнул
— Выходит, что ваш учитель истории избавился от её тела, — сказал Каховский. — Он убил Нину, или не он — пока это дискуссионный вопрос. Но уже то, что он не вызвал милицию, когда обнаружил труп девчонки, наводит на определённые мысли. Так что к Дмитрию Григорьевичу я внимательно присмотрюсь.
Зоин отец сбавил шаг, а потом и вовсе остановился — рядом с дорожкой (вымощенной крупной квадратной плиткой), что через газон вела к Надиному дому. В квартире Ивановых горел свет: в гостиной. Мне показалось, что в прямоугольнике окна я разглядел человеческий силуэт. Вспомнил, что Надежда Сергеевна сегодня весь вечер была одна. Подумал, что она сейчас переживала в ожидании сына. Надя, наверняка, уже позвонила Солнцевым: узнала, когда я от них ушёл. А может, побеспокоила и Каховских — поговорила с Зоей. «А ведь могла бы просто позвонить мне на мобильный телефон, — подумал я. — Если бы те уже существовали». Прикинул, что в Великозаводске сотовая связь появится лет через двенадцать — не раньше.
Я спросил:
— Дядя Юра, а мне что теперь делать?
Каховский щелчком отправил недокуренную сигарету в кусты, сплюнул в сугроб.
— Уроки учи, Иванов, — ответил Зоин отец. — В дело этих девиц не лезь. И дочь мою держи от него подальше. Узнаю, что не послушался — всыплю тебе ремня. Я не шучу, зятёк. Обязательно всыплю. Кто-то же должен вправить тебе мозги. Пусть и не самым педагогичным способом.
* * *
Юрий Фёдорович показал мне фотографии квартиры Лещика в среду вечером. Он разложил их передо мной на столешнице в точности, как тогда, когда я рассматривал снимки, сделанные в квартирах старшеклассниц. Выжидающе посмотрел мне в лицо. Каховский не пояснил, как именно раздобыл эти фото со слегка расплывчатыми изображениями (сказал, что это не моё дело). Допытываться я не стал — склонился над столом. И без труда опознал на любительских фотографиях ту самую комнату, которую видел во время «приступа». Кровать, стол, плафоны — всё в точности, как в моём видении (вот только страниц повести я на снимках не заметил). Уверенно сообщил Каховскому, что именно в этой комнате уснёт Нина Терентьева.