Портрет Лукреции

Взгляд Альфонсо на мгновение задерживается на ней, затем муж берет ее за руку.

— Вы замерзли, дорогая. Возьмите еще оленины, согреетесь.

Семь галей[19] с золотом

Палаццо, Флоренция, 1550-е

В детстве Лукреция имела чудну́ю привычку постоянно спрашивать родителей, как они познакомились. Она уговаривала Элеонору, потом Козимо, затем опять Элеонору, пока мама с папой не сдавались под ее натиском. На самом деле супругам нравилось пересказывать этот эпизод: им было приятно, что их сложный пятый ребенок так увлечен романтикой — они видели в том проявление женской чувствительности, которой дочери временами не хватало. Однако Лукрецию интересовали отнюдь не романтика и нежности. Она снова и снова слушала, как родители впервые увиделись, потому что пыталась понять этих загадочных, ярких людей, благодаря которым появилась на свет и на которых была столь не похожа. Она слушала версию Козимо, затем сравнивала с версией Элеоноры, потом вымаливала у Козимо продолжение и сопоставляла сходства и отличия. Она пыталась разобраться, в чем суть брака, что заключает в себе союз мужчины и женщины.

В бессонные ночи или во время причастия она перебирала в уме обрывки и фрагменты родительской истории, словно азартный игрок — жетоны; взвешивала их, пыталась упорядочить. Пока братишки сопели во сне или родители вторили священнику на латыни, она представляла отца: вот он, пятнадцатилетний юноша, всего лишь паж, гость при дворе неаполитанского вице-короля, сквозь тонкую завесу видит младшую дочь хозяина — тринадцатилетнюю Элеонору. Лукреция воображала комнату с колоннами и тяжелые портьеры по обе стороны резного камина. Элеонора, наверное, носила блестящую длинную косу, а подбородок поднимала чуть выше, чем позволяли приличия. Взгляд ее скользил по потолку не мечтательно, а беспокойно. Лукреция так хорошо знала подробности этой давней истории, что они стали походить на потрепанные временем самоцветы: их уголки стерлись, а прежний блеск потускнел.

Конечно, необычная красота Элеоноры заинтриговала отца, а платье в испанском стиле и украшения в косе придавали ей особое очарование. Козимо вернулся во Флоренцию и два года лелеял образ юной испанки в сердце, а когда получил титул великого герцога Тосканы и возглавил династию, попросил полюбившуюся девушку в жены. Нет, какую бы политическую выгоду ни сулил брак с принцессой голландской или дочерьми соседних правителей, ему нужна была красавица из Неаполя, и больше никто! Вице-король обдумал его просьбу и предложил старшую дочь, но напрасно: Козимо от нее отказался. Он хотел жениться только по любви, а любил он Элеонору. В конце концов вице-король согласился, и молодых людей поженили по доверенности[20]. Элеонора начала учить тосканский диалект, чтобы самой переписываться с мужем, а не просить переводчика расшифровать его послания.

И вот через четыре года после первой встречи Элеонора отплыла из Неаполя в сопровождении пяти служанок, старой няньки Софии, а также семи галей приданого: золота, столового серебра, шелков, парчи, бус из драгоценных камней, масел. Папа любил рассказывать, как ему не терпелось получить весточку от Элеоноры, как он не спал ночами в ожидании глашатая, как молился о попутном ветре. Когда корабль прибыл в Ливорно, отец покинул Флоренцию и отправился за невестой. Придворные советники не одобряли его пыла: где это видано, чтобы мужчина сам ехал к женщине! Элеонора должна знать, кто в семье главный, а Козимо следует ожидать ее в палаццо. Однако герцог не слушал. Он встретил возлюбленную в Ливорно и привез домой, как желанную награду. А когда они вошли в город, жители высыпали на улицы посмотреть на новую экзотическую герцогиню.

До свадьбы Лукреция лишь однажды виделась с будущим мужем; в то время он был помолвлен с ее сестрой Марией.

Они шли мимо Лукреции по самой высокой зубчатой стене у колокольни. Сестра взволнованно щебетала, а ее жених, чуть наклонившись, слушал. Десятилетняя Лукреция, еще по-детски худенькая, держала в ладони ручного мышонка. Жених отвернулся от Марии, от ее красных щек и дрожащего подбородка, и обратил взгляд на Лукрецию, потом на зверушку, затем опять на лицо девочки и криво усмехнулся. Мария одной рукой вцепилась в зеленый бархатный рукав спутника, а другую положила ему на плечо — словно боялась, что убежит. Когда они поравнялись с Лукрецией, она вся вжалась в каменную стену, а мышонка прижала к груди. Жених Марии — будущий герцог, потомок старинного семейства, берущего начало со времен Римской империи, как неоднократно упоминал папа, — замедлил шаг и спросил:

— Что за девочка?

Мария мельком глянула на Лукрецию.

— Моя сестра, — бросила она.

Парочка обошла Лукрецию и направилась мимо колонн к противоположной стороне башни, откуда, по словам Марии, было видно купол.

А по пути жених Марии — юноша, чьи потомки защищали самого императора! — провел пальцем по щеке Лукреции, а затем быстро — столь быстро, что она потом так и не поняла, показалось ей или нет — сморщил нос, как мышка! Будто учуял вкусненькое: сыр или хлебную крошку.

Лукреция рассмеялась. Надо же, всеми почитаемый человек корчит рожицы, и до чего похоже! Откуда он так хорошо знает, как выглядят мыши? И ведь проделал свой фокус тайком от Марии, только для нее одной! Довольная Лукреция посмотрела вслед сестре и ее будущему мужу.

Конец ужина

Fotrezza, неподалеку от Бондено, 1561 год

— Вы озябли, любовь моя.

Лукреция качает головой и, как нарочно, вздрагивает от холода. Наклонившись поближе, Альфонсо внимательно ее разглядывает; прядь волос падает ему на глаза, а на лице написано участие.

Вдруг муж встает, берет Лукрецию за руку и ведет к огню. Ее мышцы напрягаются под слоями юбок и промокшими чулками. Бежать немедля!

Она шагает было к маленькому креслу, но муж усаживает ее себе на колени и обхватывает руками за талию. До чего странно… Он так проявляет заботу или хочет покончить с ней прямо здесь и сейчас?

Тяжело смотреть ему в глаза, но Лукреция перебарывает себя. Альфонсо отвечает ей ласковой улыбкой. Да, он красив. Все так считают. Он крепко сложен, широкоплеч, руки сильные. А вот рассмотреть как следует его лицо не получается в тусклом свете, да еще с такого близкого расстояния. Что читается во взгляде мужа — доброта или угроза? Она видит только отдельные черты: бровь, щеку, завиток уха.

Неужто она ошиблась, неправильно поняла произошедшее в fortezza? Вдруг Альфонсо и правда человек слова и привез ее сюда отдохнуть, для перемены обстановки? Возможно, всему виной ее воображение (бурное, болезненное, как ей всегда твердили) либо причудливая игра разума, и Альфонсо вовсе не желает ей вреда?

Он не расцепляет рук, держит Лукрецию у себя на коленях, а она касается пальцами его ворота. В янтарно-желтых отблесках огня ей кажется, будто на Альфонсо та самая одежда с зелеными бархатными рукавами. Конечно, на самом деле он в дорожном костюме из камвольной шерсти.

Поддавшись порыву, Лукреция целует мужа в щеку. Губы колет щетина, отросшая за день в дороге. Альфонсо смотрит на жену с приятным удивлением.

— Зачем это?

— Чтобы… отблагодарить, — сочиняет она.

— За что?

— За то, что… привезли меня сюда. — Она лихорадочно ищет слова, способные его разжалобить, если он и впрямь задумал недоброе. — За заботу. За…

Он сжимает ее крепче, и косточки корсажа тихо скрипят.

— Не стоит благодарности. Впрочем, можете еще раз меня поцеловать.

Отвернувшись от света, он подставляет другую щеку. Замешкавшись, Лукреция чмокает мужа. Тогда он смотрит на нее и поднимает подбородок.

Она выдавливает улыбку. Наклоняется к нему. Его черты расплываются, и она закрывает глаза. Нет, Альфонсо не желает ей зла, ведь он попросил его поцеловать, и вот она касается его губами, а он в ответ давит на них своими, кладет ей на затылок свою большую ладонь — не делают так, если хотят… собираются… замышляют… Нет, невозможно, она ошиблась, наверняка он ее любит, и ценит, и уважает: нельзя ведь целовать с такой страстью, ласкать губами и кончиком языка, всю душу вкладывать в поцелуй, а самому думать об убийстве. Ведь нельзя же?..

19

Галея — небольшое парусное судно, предназначенное для плавания в средиземноморских условиях.

20

Свадьба по доверенности — бракосочетание, при котором вместо жениха и невесты присутствуют их представители.