Страница 14 из 17
– Вели вынуть из кареты свертки и отнеси их в кабинет. Возьми два футляра из карманных дверец и ступай со мною.
Шардон, передав эти приказания слугам, выбежавшим встречать барина, сам взял футляры и не говоря ни слова пошел за Гильбоа, который прямо отправился в свой кабинет.
– Ты готов? – вдруг спросил Гильбоа, даже не оборачиваясь к своему управляющему.
– Вы всё ещё намерены? – ответил тот на вопрос своего хозяина другим вопросом.
– Да… – надо непременно кончить сегодня; но где твои люди?
– Одно слово, одно движение, и они здесь.
– Ты уверен в них?
– Как в себе самом. Их прошлая жизнь отдает их в мою власть… Правда, что и я также в их власти… ни им, ни мне нет никакой выгоды изменять друг другу. Призвать их?
– Как! они так близко?
– В двух шагах.
– Послушай, Шардон, – сказал хозяин управителю: —пятиться назад нельзя. Савари намедни сказал мне: «Почему это, любезный; господин де-Гильбоа, вы лишаете двор двух особ, таких очаровательных, как девица де-Леллиоль и её кузина? Говорят, у первой огромное состояние. Вторая же по красоте своей достойна обожания самых знатных наших сановников. Стало быть, удалять от двора двух девиц, которые могут служить ему украшением, преступление против воли императора, желающего женить своих генералов на знатных девушках». Ты знаешь, что значит эта любезность?
– Император хочет, – сказал Шардон – чтобы все знатные имена, все богатства столпились около него. Мадемуазель Жанна и знатна, и богата. Это ясно.
– Стало быть, ты понимаешь, что пятиться нельзя?
– Конечно.
– Вели же призвать твоих людей.
Шардон засвистал особенным образом. При этом звуке оба нищих перестали тянуть свою заунывную песнь. Слепой, ведя калеку, позвонил у калитки. Привратник не хотел его пропускать.
– Не препятствуйте, нам собирать милостыню, – загнусавил калека: – Господь вас вознаградит. Посмотрите, управляющий хочет, чтобы вы нас пропустили.
Привратник, взглянув на окна, действительно увидал, что управляющий знаками велит ему впустить нищих. Чрез минуту оба нищие явились пред Гильбоа.
Тот ждал с некоторым волнением людей, о которых ему говорил Шардон; но увидев нищих, вскрикнул от удивления. Слепой! калека! – для того, чтоб сделать похищение! Выбор показался ему язвительной насмешкой.
– Вот каких людей привел ты ко мне! – сказал он Шардону. – И вы приняли эти предложения? – обратился он к нищим.
– Как же быть, добрый барин, – захныкал слепой: – надо же как-нибудь кормиться.
– Но ваши недуги не позволяют вам быть мне полезными, – продолжал владелец Магдаленского замка.
– Деньги лучше всякого лекарства, – хныкал нищий: – они возвращают зрение слепым и ноги калекам.
Когда он это говорил, его маленькие, серые, лукавые глазки замигали под бровями. Ноги калеки вдруг выпрямились, он вскинул свой костыль на правое плечо и обошел кругом всей комнаты как солдат на часах. На лице Гильбоа выразился восторг к хитрости, употребляемой этими негодяями, чтобы возбудить сострадание публики. Он сказал им смеясь:
– Великолепно! Но к чему вам заниматься таким утомительным ремеслом? Каково тебе таскать его на плечах?
– Не обижайте меня, – ответил мнимый калека: – Я не употребляю во зло сил моего товарища, он не всегда служит мне вьючным скотом. В оврагах, в кустах я возвращаю ему свободу. Я влезаю на него только при входе в деревню.
– А все-таки ремесло утомительное, – возразил Гильбоа.
– А зато выгодное! Шестьсот ливров дохода, хлеб, мясо и случайная прибыль!
– Это еще что?
– А видите ли, есть богачи, которые имеют обыкновение давать нам положенное количество денег и пищи. А то, что дают нам прохожие в дилижансах и каретах, это сверх того, это доход случайный. Потом есть предприятия выгодные, как например похищение, которое замышляете вы и которое принесет хороший доход.
Намек был прямой.
– Будет об этом говорить! – сказал барон. – Сколько Шардон вам за это обещал?
– О! добрый барин, – ответил бывший слепой: – господин Шардон правда очень расположен к своим бывшим знакомым, – негодяй с намерением сделал ударение на этих словах, – он говорил нам о тысячном билете, но теперь вы прибавите что-нибудь… Еще тысячный билетик, например? Я уже вам говорил, деньги могут возвратить ноги и глаза.
– Хорошо, – перебил Гильбоа: – вы получите две тысячи франков всего на двоих.
– Гм! – сказал нищий. – Почему бы не заплатить нам прямо сейчас? Мы с товарищем не сомневаемся в слове такого человека, как вы… Но времена такие тяжелые, и притом все мы смертны… К счетам могут придраться, а наличные деньги избавляют от неприятностей.
Как ни порочен был Гильбоа, а кровь бросилась ему в лицо при этих подозрениях, так ясно выраженных. Однако он воздержался.
– Возьми, – сказал он мнимому слепому.
Он подал ему билеты, так бесстыдно требуемые, и прибавил:
– Доволен ты?
– Как нельзя более.
Как бы для довершения унижения Гильбоа, негодяй повертел в руках билет, потом посмотрел сквозь на него на свет.
– Послушай, каналья, – сказал раздраженный Гильбоа – уж не принимаешь ли ты меня за вора?
– О, нет! – ответил негодяй смеясь – а то…
– Ну!
– Будь вы вор, риска бы не было.
– Это как?
– Очень просто: волки друг дружку не едят… Но так как вы честный человек…
– Что ж тогда?
– Тогда… доверять нельзя, – лукаво закончил нищий.
Гильбоа был поражен. Негодяй продолжал:
– Как же теперь быть вечером-то?
– Ничего не может быть проще, – ответил Шардон вместо своего хозяина, у которого от гнева захватило горло: – окна обеих девиц будут отворены, все люди в замке удалены; свечка, поставленная на окне моей комнаты, укажет вам удобную минуту. Вы свяжете девицу Марию, свяжете и унесете девицу Жанну. Потом броситесь к лесу и донесете племянницу барона до хижины Земного Леса. Остальное вас не касается.
– Может быть… однако… если мы рискуем… то приятно было бы знать…
– Я вам сказал, что дело идет только о том, чтобы сыграть шутку с этой молодой девушкой, у которой идеи слишком поэтичны и которая мечтает только о похищении. Дядя хочет только напугать ее и показать, что не всё в этих приключениях имеет розовый цвет.
– Даже есть шипы, – сказал слепой.
– Именно.
– Но когда этими шипами уколят девочку, она, конечно, вернётся к добрым чувствам… и всё закончится свадьбой, пиром, веселостями для гостей, богатством для барона, милостыней для нас, радостью для всех кроме баронессы, оттого что молодёжь любит молодёжь, а барон находится не в цветущей молодости.
– Поняли! поняли!
Оба нищие расхохотались. Гильбоа в бешенстве, что его разгадали, вскричал:
– Вон, негодяи! Ничего мне от вас не нужно.
– Невозможно! – дерзко ответили они. – Мы уже ваши сообщники.
– Вот какой вздор! – сказал Шардон.
– Помиримся! Вы больше нас проиграете, если мы поссоримся.
– Ну хорошо, помиримся.
– За это надо пятьсот франков.
– Дайте, – шепнул Шардон своему хозяину. – Барон согласен дать пятьсот франков, – прибавил он вслух: – но он заплатит после.
Нищий хотел настаивать. Шардон нахмурил брови. Бродяги согласились.
Когда они ушли, Гильбоа сказал своему управителю:
– Вели отнести эти футляры и эти картонки к моим племянницам… В них лежат наряды, которые я им дарю для бала при дворе… и скажи им, что я сейчас к ним зайду.
Чрез несколько минут управляющий пришел сказать своему хозяину, что приказание его исполнено, и прибавил:
– Если, как говорят, признательность есть самый верный путь к сердцу, то вы найдете ваших воспитанниц готовых обожать своего опекуна.
– Ты думаешь? – спросил Гильбоа.
– Еще бы! Царские подарки, удовольствия, обещаемые балом при дворе, и надежда найти обожателя – есть от чего вскружить голову молодым девушкам, которые до сих пор сидели взаперти.
Шардон не ошибся. Гильбоа получил очаровательный приём. Признательная Жанна подставила лоб дяде, который задрожал, напечатлев на нем просимый поцелуй. Полненькие ручки Марии, обнявшей опекуна в избытке признательности, возбудили в нем волнение, которого он не испытывал с молодости.