Расул Гамзатов

Такса

И вот, Якова Козловского не стало. Сталин утверждал, что незаменимых людей нет. Но разве кто-то сможет заменить Козловского, Гребнева, Твардовского? И даже самого Сталина, нового пришествия которого многие ещё ждут.

Потеря близких друзей — всегда тяжёлое испытание. Эта печальная неизбежность, которая ожидает всех, навевала горестные мысли. Трудно было представить, что набрав знакомый номер, уже не скажешь: «Яша, приезжай, посидим!» И что Козловский тоже не позвонит, чтобы прочесть новый перевод.

Приезжая в Москву, теперь уже чаще на лечение, чем по делам творческим, он вспоминал свою студенческую жизнь и друзей, с которыми вступал в большую литературу. Их становилось всё меньше. Он жил в Москве на улице Горького, которая теперь вновь стала Тверской. Оттуда было рукой подать до Литературного института, до ЦДЛ, до Красной площади. Эти небольшие расстояния было уже трудно преодолеть. Но к памятнику Пушкину он, с одним из своих помощников, всё же приходил, сидел на скамье, смотрел на великого поэта, на влюблённых, по-прежнему назначавших здесь свидания, на детей, которые ещё не знали, по соседству с кем они резвятся. Кругом была жизнь, и поэт будто узнавал в окружавших его лицах своих однокурсников и вспоминал свои стихи, посвящённые им.

Сохранилось много фотографий Расула Гамзатова, было написано немало замечательных портретов.

ПОТЕРЯННОЕ, УТРАЧЕННОЕ, НЕИЗДАННОЕ

Расул Гамзатов продолжал творить. Что-то переводилось, что-то публиковалось в аварском оригинале, многое так и оставалось на писательском столе. Бумаг на нём становилось так много, что с трудом удавалось найти даже написанное недавно.

Порой поэт обращался к своим архивам, перечитывал неизданное, незаконченное. Старые рукописи опять ложились на стол, когда вспоминались чувства, запахи, звуки, краски, оживали образы... Вдруг рождались новые строки, и всё начиналось заново. Как у Пушкина:

Вместо ненайденного давнего стихотворения появлялось новое.

«Он создавал очень много, помнил на память, но вот хранить не умел, — вспоминала Салихат Гамзатова. — К большому сожалению, неаккуратно относился он и к своим рукописям и к архиву. Конечно, сохранением занималась мама, но что-то он даже потерял, переезжая из Махачкалы в Москву и обратно».

Многое из некогда написанного он никак не мог отыскать. Ему не хотелось думать, что это утрачено безвозвратно. Он не терял надежды найти главную пропажу — рукопись третьей книги «Моего Дагестана», искал снова и снова, но найти её так и не удалось.

О своей рассеянности он писал в том же «Моем Дагестане», в его опубликованной части:

«Теперь меня знают в ауле как поэта Расула Гамзатова. А было время, знали как растяпу и неряху. Я делал одно, а думал в это время о чём-нибудь другом. И получалось, что рубашку я надевал задом наперёд, пуговицы у пальто застёгивал неправильно, да так и выходил на улицу...»

Не раз предпринимал он и попытки систематизировать своё творчество, свои первые рукописи, разложить по датам и папкам... Но как разложить биение сердца, чувства, ощущения неосязаемого? Поэтическая канцелярия ему не давалась.

Неизданного оставалось немало. Но рукописями, удачными или не очень, он дорожил, ведь каждая из них была частью его жизни и за каждой вставали воспоминания.

Критик Камал Абуков видел в этом особую закономерность творческого процесса: «И потому, может, не стоит отчаиваться, ибо не сделано одно, зато сделано другое! А в принципе, кто из творцов ушёл и уйдёт, воплотив, реализовав всё задуманное?..»

У Гамзатова были большие планы, он ещё многое собирался написать. Это было лучшим спасением от одиночества, от невесёлых дум, от неприятия того, что творилось в мире. Сил физических оставалось у поэта всё меньше, но его творческая энергия была по-прежнему поразительна. Сила духа превозмогала немощь тела, листы его тетрадей покрывались мелкими ровными строками, и глаза поэта вновь озарялись творческим огнём.

«ЖИВОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ СОКРОВИЩЕ»

Близкие друзья Расула Гамзатова всегда были рядом. Они поддерживали поэта, издавали его книги, навещали, приглашали в гости, устраивали праздники поэзии Расула Гамзатова. Они хорошо понимали его высокую значимость для литературы, Дагестана, для России. Они называли его, как в Японии называют великих людей — «живое национальное сокровище». И пропадала грусть, исчезало уныние, светлело на душе поэта, когда он видел, что нужен своему народу и по-прежнему им любим.

Он тоже любил своих друзей и готов был для них на многое. Дочь поэта Салихат вспоминала: «Порой, уходя в гости, он мог забыть выпить лекарство и чувствовать себя отлично. В такие дни он мог побывать на нескольких свадьбах и ещё пойти в гости. Иногда я спорила с ним: мне казалось, что после того, как он жаловался днём, что плохо чувствует себя, ему вечером лучше было бы быть дома, но он радостно бежал к людям. Я и сейчас вижу эту картину: папа в распахнутом пальто и развевающемся шарфе, как ребёнок, бежит к машине. Я, расстроенная, завёртываю в бумажки его лекарства и пишу часы приёма, чтобы он принял их вовремя, а мой муж удивлённо говорит: “Я удивляюсь, как этот человек почти в 80 лет вот так спешит и радуется”. А я только сейчас понимаю, что не все люди почти в 80 лет так радуются, бегут общаться, забыв о своих болезнях».

Расул Гамзатов был дружен с мэром Хасавюрта Сайгидпашой Умахановым, который высоко чтил поэта. В 1999 году Умаханов создал и возглавил хасавюртовские отряды народного ополчения, которые не допустили вторжение в город боевиков.

197

Перевод Я. Козловского.

198

Перевод Ш. Казиева.