Страница 41 из 148
Ответ был очень прост и сокрушил её именно своей простотой. Она не могла не подумать, что сказал бы на это Магнус, если б он был здесь.
— Разве церковь когда-нибудь проклинает несправедливо?
Много ещё говорил отец Гальмот. Она не сказала ему ни одного имени, но отец Гальмот был монах и знал, как добыть то, что было нужно. Как-то постепенно ей стало казаться, что она говорит на исповеди, хотя это и не была исповедь. Когда она кончила, оставалось договорить немногое. Но монах задержал её, то уговаривая, то угрожая, пока не пробило одиннадцать часов.
Услышав звук колокола, она быстро сорвалась с места, едва веря своим ушам. Не обращая ни на что внимание, она ринулась на улицу. Желая спасти себя, она не хотела губить его.
Отец Гальмот стоял и улыбался. Он был, как все говорили, хорошим духовником. Он никогда не бранил духовных детей и не тянул с них деньги. Он не был предан ни чревоугодию, ни пьянству, и вообще в нём не было обычных пороков. Не легко было дьяволу соблазнить такого человека.
Но дьявол всё-таки добился своего. Что про него ни говори, нельзя не сознаться, что он обладает опытностью и тактом. У отца Гальмота было одно слабое место. Он был ревностным поборником церкви и страстно желал власти, чтобы, конечно, служить делу Христову. Подслушав это, дьявол улыбнулся. Он внушил кардиналу Бранкаччьо мысль намекнуть кое о чём отцу Гальмоту, когда кардиналу, по причинам ему одному известным, захотелось наложить руку на некоего Магнуса Штейна, секретаря доброго города Констанца.
Поэтому-то отец Гальмот и отправился прямо из церкви к кардиналу — доложить его преосвященству, что ему удалось сегодня узнать.
Фастрада шла, не останавливаясь и едва переводя дыхание, пока не достигла собора св. Павла.
Месяц ещё не поднимался, но сделалось как-то светлее. Она могла уже у калитки различить Магнуса, который стоял на паперти, опершись на свою шпагу. Сзади него виднелись неопределённые очертания какой-то женщины. То была его сестра.
Увидев Фастраду, Магнус что-то сказал ей, и она скрылась в темноте.
— Прости! — прошептала Фастрада, едва переводя дух. — Я не знала, что уже так поздно. И...
Она не знала, что сказать. В отчаянии она сняла кольцо, которое он ей когда-то дал, и протянула его ему. Конечно, он поймёт этот жест.
— Прости меня, — беспомощно бормотала она.
Магнус понял всё.
— Может быть, ты пожелаешь сохранить его на память обо мне, Фастрада? — мягко спросил он.
Она взглянула на него в смущении и удивлении. Она ожидала, что он скажет ей что-нибудь грубое, резкое. Но этот мягкий бесстрастный голос был в десять раз хуже!
Она не знала, ценой какой внутренней борьбы он принудил себя прийти сюда так поздно, когда назначенный для встречи час уже прошёл!
Фастрада не могла говорить и только протягивала ему кольцо: она знала, что оно стоит дорого, и чувствовала, что не имеет права удерживать его теперь у себя.
— В таком случае и я должен вернуть тебе твоё, — сказал Магнус, снимая своё обручальное кольцо.
Он хотел положить его в её вытянутую руку, но она отдёрнула её, бросилась бежать со всей скоростью, на которую только и была способна, словно её действительно хватали сзади демоны и привидения.
Кольцо Магнуса упало на землю и закатилось в щель мостовой. Несмотря на темноту, бриллиант продолжал сиять слабым блеском, и Магнусу не стоило большого труда его найти. Кольцом Фастрады и своим собственным он мог заплатить обоим наёмникам, которые ждали его.
— Теперь я получил право располагать вашими гнусными мускулами, как мне угодно, — сказал он.
— Да, капитан, — отвечали те. — Теперь всё правильно.
Кольца стоили вдвое дороже, чем нужно было им получить.
ГЛАВА XI
У городских ворот
Они быстро поехали к Эммишофтерским воротам, хотя Магнус знал, что найдёт их запертыми. Надо было, впрочем, попробовать.
Завидев башню над воротами, которая высоко поднималась в небо, уже засветлевшее от всходившей луны, маленькая кавалькада остановилась. Магнус приказал одному из людей поехать вперёд и разузнать, как обстоят дела.
Через несколько минут посланный вернулся.
— Без письменного разрешения от магистрата не пропускают никого, — сказал он.
— Кто дежурит у ворот? — спросил Магнус.
— Такая каналья, какую мне в жизни не доводилось встречать, — проворчал ландскнехт. — Его зовут мастер Швейнинген. Ведёт себя, как свинья.
Секретарь знал его. Этот человек, если заберёт себе в голову, способен потребовать пропуск, подписанный самим бургомистром. Магнус не знал наверное, можно или нет подкупить этого Швейнингена, но, не говоря уже об отвращении к такому способу действий, он не имел в своём распоряжении достаточно денег для этого.
Не стоило пытаться пройти через другие ворота: все они были, очевидно, уже заперты. Лучше попробовать рано утром незаметно выйти через эти, благо немногие ездили через них. Кроме того, из этих ворот они почти сейчас же попадали на швейцарскую территорию, где их не могли арестовать без приказания местных властей.
Поэтому Магнус решил ждать здесь до утра.
Недалеко от ворот стоял хлебный амбар, принадлежавший городу. Он был в нём всего несколько дней тому назад, чтобы посмотреть, какой для него требуется ремонт. Случайно ключ от него остался у него в кармане. Это здание и послужит им ночлегом. Улица, на которой находился сарай, лежала на самой окраине города и была довольно безлюдна и днём, а ночью уж, наверно, на ней не будет ни одного прохожего. А если кто-нибудь и пройдёт, то у всякого свои дела, и он не станет заглядываться на других.
Они устроили лошадей в пристройке, а сами вошли в амбар. Он был совершенно пуст: в это время года в нём не водилось ни одного зерна, не нужно было и сторожа. Валялось только несколько снопов соломы, на которых можно было спать. Магнус бросил штук пять в угол — для сестры и для себя. Люди улеглись поближе к дверям.
СЬать почти не приходилось: в четыре часа надо было уже вставать.
Эльза прилегла на своё ложе, но её брат не ложился, а стоял около неё, мрачно глядя на пол. Эльза закрыла было глаза, но новая жизнь, к которой она так внезапно проснулась, действовала на неё слишком возбуждающим образом, и ей не спалось.
Открыв глаза, она увидела, что её брат по-прежнему стоит на том же самом месте.
— Разве ты не устал? — спросила она.
— Нет, — коротко отвечал он. — А ты спи.
— Я тоже не могу спать. Не поговорить ли нам?
— Пожалуй.
Она стала щебетать о разных безразличных вещах, как ребёнок, потом вдруг воскликнула:
— Я теперь знаю, отчего я закричала на празднестве. Это из-за той, которая говорила с тобой на паперти. Я думала, что я всё это видела во сне. Но нет, это она. Тот же голос...
— Ты ошиблась, — сухо сказал он.
— Нет, нет. Но неужели это действительно случилось? Ты говорил, что я была больна...
— Не стоит думать об этом. Постарайся заснуть, — повелительно промолвил Магнус.
— Хорошо, — покорно сказала она. — А другая женщина, — заговорила она через несколько секунд, — видела я её во сне или наяву? Я хотела бы видеть её ещё раз...
— Молчи! — строго прервал её брат, так строго, что она взглянула на него с испугом: она не привыкла к такому суровому тону.
— Прости меня! — прибавил он мягче. — Мне показалось, что мне что-то послышалось....
Это была первая ложь за много лет, и ему стало досадно на самого себя.
Наступило молчание. Через несколько минут Эльза уже спала. Магнус по-прежнему бодрствовал. Он сидел на соломе, вперив взор в одну точку.
Мало-помалу узкое окно перед ним стало светлеть. По стёклам, покрытым слоем пыли и паутиной, начал разливаться бледный свет, становившийся всё ярче и ярче, пока не выступили из мрака тёмные балки, которых раньше нельзя было видеть.
Взошёл месяц. Его лучи не трогали ещё стёкол, но в небесах стало уже светло. Отблески этого света падали на пол сарая и на безмолвного человека, неподвижно сидевшего на своей соломе. Голова его опустилась на грудь, руки стиснули рукоятку шпаги в виде креста. Вдруг бледный свет ударил прямо в окно. Он как бы расплавил стёкла, которые жидкими блестящими каплями разлетелись по перекладинам. Но эти волны света не вывели сидящего на соломе человека из его безмолвия и не разгладили его насупленных бровей. Мрачно смотрел он на землю, как будто не замечая серебряного света.