Страница 38 из 148
— Благодарю вас. Если вы будете так любезны переговорить с ними от моего имени...
— С удовольствием. Куда и когда они должны будут явиться к вам?
— Сегодня в девять часов в городской скотобойне. Около неё расположились торговцы скотом, поэтому появление людей и лошадей не привлечёт особого внимания. Вот деньги за лошадей и жалованье людям за полмесяца. Остальное я уплачу им перед отъездом. Не забудьте, что две лошади должны быть под дамским седлом.
— Отлично. Я всё устрою.
Маклюр сам торговал лошадьми, у него их всегда можно было найти.
— Благодарю вас, — молвил он, получив деньги от Магнуса. — Прощайте, желаю вам всяческого благополучия.
Секретарь вынул из кармана письмо и попросил Маклюра передать его завтра утром епископу. Они пожали друг другу руки и расстались.
Магнус отправился занимать денег — вещь довольно трудная для такого гордого человека. Но он решился на это без колебаний. Он направился к мастеру Шварцу. Шёл он быстро, ибо надо было попасть на другой конец города и перейти мост между Констанцем и Петерсгаузеном. Здесь, на берегу озера, у Шварца был свой дом, прятавшийся в зелени садов и огородов.
Секретарь застал его сидящим перед дверью. Перед ним лежало озеро, а в отдалении высилась величавая цепь гор, едва позлащённая солнечными лучами.
— Вот неожиданная честь, — промолвил Шварц, поднимаясь и снимая шляпу.
— Сказать по правде, я пришёл не ради чести, а для того, чтобы попросить вас сделать мне одолжение.
Мастер Шварц опять насмешливо снял шляпу.
— Тем больше чести для меня! Я уже думал, что после ссоры в таверне «Чёрный орёл» вы не удостоите больше меня своей дружбы.
— Вижу, что вы обиделись на меня, мастер Шварц, и очень сожалею об этом.
— Чем могу служить вам?
— Мне нужно занять двадцать — тридцать флоринов. Я рассчитываю уплатить их через месяц или, самое позднее, через два. Не можете ли вы ссудить мне эти деньги?
— Тридцать флоринов! По нынешним временам это сумма не малая. Какое же ручательство вы можете представить?
— Никакого, кроме моего слова, мастер Шварц. Я даже хочу предупредить вас, что всё в руках Божиих и вы можете потерять эти деньги. Тем не менее я прошу вас одолжить мне эту сумму: она пойдёт на хорошее дело.
— Каждый называет своё дело хорошим.
— Я не для себя прошу деньги. В этом отношении вы меня знаете.
— Да, да. Но с некоторого времени нам всем стали нужны деньги. Тридцать флоринов — сумма немалая и без ручательства, да ещё с риском потери, я не могу исполнить вашу просьбу.
— Вспомните о вашей покойной жене, мастер Шварц. Однажды, когда она была ещё жива, вам также понадобились деньги. Ради её памяти, исполните мою просьбу. Вспомните о ней.
— Я и без того часто вспоминаю о ней. Это мучительно, но дела теперь уж не поправить. Теперь я думаю только о своих удобствах. Если же удариться в разные фантазии, то всегда найдётся человек, который пойдёт в них ещё дальше. В конце концов всё это вздор, ибо не можете же вы переделать весь мир. Если, например, я дам вам просимую сумму, то мне придётся экономить и отказывать себе в моём любимом итальянском вине, которое я обычно пью для пользы желудка. И никакого удовлетворения за это самопожертвование я не получу, кроме того, что вы, быть может, будете сердиться на меня за то, что я не дал вам вдвое больше. Этого вы можете требовать только от человека, которого вы, помните, искали днём с огнём. А я, как вам известно, не таков.
— Если я тогда обидел вас, то очень сожалею об этом. Моё почтение, мастер Шварц. Извините, что побеспокоил вас.
И секретарь повернулся спиной к красивому дому мастера Шварца, цветник которого спускался до самого берега сияющего озера. Пройдя тёмный, крытый мост, он снова вступил на мрачные улицы города.
Мастер Шварц посмотрел ему вслед и пробурчал:
— Он начинает пожинать, что посеял. Не нравится это ему. Ну, пусть это его научит уму-разуму.
Он опять уселся на скамью и, сделав глоток из кувшина, с гримасой отставил его прочь.
— Это не того сбора, чёрт возьми! Никогда нельзя знать, что получишь, хоть и платишь дорого!
Он опять попробовал вино.
— Нет, это кислое. Пустая это штука жизнь, — неожиданно заключил он.
Он угрюмо стал смотреть на анютины глазки и незабудки, потом перевёл глаза на голубые воды озера, по которому от вечернего ветерка во все стороны шли серебряные полосы.
Он молча и недовольно сидел на скамье, а секретарь продолжал странствовать в поисках денег, пока ночь медленно не спустилась над городом, пока не погасли последние огоньки в окнах.
Магнус Штейн, несмотря на поздний час, ещё не нашёл денег. Знакомых у него было мало. Мужчины, с которыми он не пил и порокам которых не потакал, не любили его. Так же относились к нему и женщины, за которыми он не ухаживал и которых не понимал или делал вид, что не понимает, когда те предлагали ему свою любовь.
Теперь все под разными предлогами отклонили его просьбу. Наиболее благородным оказался один старый еврей, который готов был поверить ему на слово.
— Если вы обещаете уплатить мне деньги с процентами, то я достану вам эту сумму и даже большую без всякого поручительства. Ибо я знаю, что вы человек, ходящий перед Иеговой. Вы никогда не облагали меня незаконными налогами и никогда не лгали, как делают христиане.
Он достал деньги для секретаря, потребовав от него только его слова в том, что эти деньги будут непременно возвращены ему. Такого ручательства секретарь дать не мог и ушёл от еврея, оставив его деньги лежать на столе.
ГЛАВА X
Испытание
Хотя дни были уже достаточны длинны, но стало совсем темно, когда он добрался до ворот дома Фастрады. Он нашёл своих людей уже на месте, которое им было указано, хотя и было ещё рано. Лошади были в полной исправности и стоили денег, которые он за них заплатил. Но, как и предупреждал Маклюр, люди не хотели трогаться с места прежде, чем им не будет уплачено за месяц вперёд.
— Видите ли, капитан, — заговорил Мортье, он был француз и говорил лучше, чем его товарищ, — мы верим вашему слову и знаем, что вы прежде всего постараетесь заплатить нам. Но это совершенно необыкновенное предприятие. Тут человек рискует не только виселицей, но и костром, если правда то, что о вас говорят. Ваша храбрость тут не поможет: нас только трое да две женщины в придачу. Так что, если мы не будем чувствовать, как под нашими куртками золото согревает сердце, нам нет и охоты браться за это дело, хотя мы с удовольствием ушли бы от этого скряги шотландца и перешли бы на службу к вам. Мы помним, что вы спасли нам жизнь и какую клятву мы дали. Но ведь теперь никто не держит своих клятв, и все над ними смеются. Если и вы не сдержите свою, то мы на вас сердиться не будем... Не так ли, товарищ?
— Да, да, — отвечал Росс, не любивший тратить много слов.
— Видите, капитан. Костёр и возможность погубить душу тоже надо принимать во внимание.
— Да, вижу, — отвечал Магнус с презрением. — Ваша храбрость испаряется перед костром, а ваша честь перед деньгами, как, впрочем, у большинства людей. Я не могу дать вам сейчас всю сумму. Но подождите здесь немного. Я вернусь и уплачу вам сполна.
Он исчез, а люди, сконфуженные, продолжали стоять в тени, отбрасываемой огромной стеной скотобойни.
Магнус надеялся достать денег у Фастрады. Он думал, что она не оскорбит его гордость, естественную в подобном случае в мужчине. Он знал, что она располагает довольно значительной суммой, которая лежит у неё в столе.
Он вошёл в дом и спросил её. Уже отужинали. Ему неоднократно случалось заходить к ним в это время, чтобы захватить её на факельную процессию или какое-нибудь Другое вечернее гулянье.
Фастрада вышла.
— Не можешь ли ты выйти со мной на минутку? — спросил Магнус.
— Ведь ни зги не видно! — засмеялась она. — А луна взойдёт не раньше полуночи.
— Зато есть звёзды.