Страница 80 из 81
Палач молча кивнул и открыл футляр со шприцом. Ввел иглу в вену женщины.
— Адреналин, — пояснил Враг, — теперь она долго не отключится.
Все подсистемы требовали спасти!
«Да как я спасу-то⁈» — начал я вести внутренний диалог с самим собой. — «Я не знаю, где она. Не знаю, кто мой враг. Я даже не могу выполнить их требования, потому что их нет!»
Мне было всё равно на эти отмазы. Я требовал у себя правосудия, справедливости… силы.
Которой не было.
Мама открыла глаза. Сначала она не поняла, что происходит. Видимо, надеялась, что всё это было сном. А потом пришла отрезвляющая боль. Вырвать зуб мудрости и так непросто, а ведь надо сделать это максимально больно.
Никто больше не пытался подобрать цифровые комбинации. Тьмушники жили в эпоху технологий и компьютерной графики. Они видели расчлененку, боль и кровь. Они были членами крутой подпольной организации, майнили для нее деньги и информацию каждый день, вот уже какой год. Им часто казалось, что они покинули реальность. Они считали, что смело встретят смерть, когда та придет за ними. Некоторые представляли, как их пытают, а они, все в крови, так и не выдают местоположение своей базы. На их страдания смотрят коллеги и плачут, восторгаясь силой погибающего ради общего дела коллеги. Потом они выбьют на мраморной плитке его имя…
Красочная картина потускнела, когда пришел Крит. Потом тусклые краски стали расплываться в мазню из черного и красного. Крит показал им как они не правы.
Половина присутствующих просто не смотрела. Другая половина закрыла глаза и зажала руками уши. Наталья была среди них. Она смогла выдавить из себя:
— Паш, помоги ему… помоги. Выдерни провод…
Павел тоже не смотрел. Он знал, что на компьютере идет запись и не боялся что-то упустить.
— Ты знаешь, что я не могу, — тихо ответил главарь тьмушников.
Послышали всхлипывания.
— Они же… они же… зубы рвут. Зубы. За что? Почему, Паша? Почему?
— Я не знаю.
— Помоги ем…
— Я не могу!!!
Впервые за пять лет, одиннадцать месяцев и четыре дня Павел при всех вышел из себя. На его крик вздрогнули все. Даже Дрон, который безуспешно пытался вскрыть бронированную гермодверь.
Говорили, что в Айвале увечье нанести самому себе невозможно.
— И это всё, что ты можешь? — разочарованно спросил голос из тьмы.
Я дал волю орку. А точнее, я просто не мог больше сдерживать его инстинкты и волю, которые уже были единожды пробуждены от вековечного сна. Он успел попробовать крови. Он был «Островным Берсеркером».
Я что-то говорил на непонятном наречии, вгрызаясь зубами в железные прутья. Существует поверие, что орки никогда не пользуются в бою клыками. Кто-нибудь говорил это орку-берсеркеру, чью мать медленно убивают на его глазах? Мои губы были разорваны, с рук свисали лоскуты зеленой кожи по самый локоть. Я, или уже не я, пытался протиснуть широкие руки между прутьями, разрывая себе плоть. Это получилось. Но устремившиеся во тьму пальцы так и не смогли нащупали и раздавить врага. Я пытался прорваться. Моей вычислительной мощности не хватало, поэтому я только сам себе вредил. А мое человеческое мышление преобразовало эти попытки в визуальные кровавые эффекты.
— И зачем так убиваться? Я бы открыл. Но ты даже не попросил.
Щелк.
Решетчатая створка камеры открылась.
Глубокая диагностика не работала. Я был в режиме «Берсеркера».
Не жалея себя, орк внутри меня стал выдергивать руки. Хрустело, чавкало, капала густая кровь. Но не прошло и двух секунд, как я освободился. Одна рука обессилено обвисла вдоль туловища.
Как глупо. Враг думает, что большой уровень его персонажа или мои ранения спасут его от страшной смерти? Бушующую ярость, которую не знал мир, не осилит никто.
Рекламный транслятор мельтешил перед глазами, но мне было плевать. Одним стремительным движением я вырвался из камеры и нырнул в тень, где прятался трус. Его ещё не видно, но правая рука уже устремилась и…
Замерла в трех сантиметрах от головы эльфа.
Чернявый эльф в самой дешевой магазинной экипировке и с «Железным кинжалом хулигана» в руках, усмехнулся:
— Ты чего это детей обижаешь, а?
— Что? Не можешь? — эльф вздохнул. — Ясно. А то мы уже переживать стали.
Я смотрел на него с ощущением полного опустошения. Вычислительных мощностей не хватало ни на что. Вообще. Полный ноль. Мама застонала в агонии. Очередной зуб полетел в железную миску. Палач спрашивал её о чем-то, но она не проронила ни слова.
— Не будем тратить больше времени, — сказал эльф, — так… где тут…
Видео переметалось вперед. Так это была запись…
— Я люблю тебя… иду к тебе…
— Это тебе для драматизма, — хмыкнул эльф. — Вряд ли она в своего лечащего врача влюбилась, да? Хотя кто её знает. Кстати, она так больше ничего и не сказала. Та-а-ак…
Видео переметалось еще дальше. Оно было очень длинное. Мама не умирала долго. После зубов они… еще много чего делали.
— Ага. Вот.
Мама еще дышала, когда…
Бам!!!
Выстрел в голову окончил её жизнь.
— Это я приказал, — гордо сказал эльф, — они еще хотели, но я это закончил. Два дня было достаточно. Ты мне благодарен?
Если бы существовали спящие боги, то они бы проснулись от безудержного рёва слабого существа. Рёва, искажающего реальность консистенцией ненависти и боли. Орки никогда не плачут. Они не умеют. Так говорили старейшины и шаманы орды.
Ложь.