777

«Который день воет метель, и из участка не выйти. Подобрал эту тетрадь в замке, попробую опять что-то сделать с дневником, все предыдущие мои попытки позорно провалились. А тут такой золотой обрез – тетрадь-то наверняка старинная – выбрасывать будет жалко, надо непременно продолжать. В Ярнэ мы были с патрулем несколько дней назад: оттуда опять поступил странный сигнал. Но все пока тихо. Впрочем, близится циклон, по сравнению с которым нынешняя метель покажется полным штилем, вот тогда-то и жди беды. Никогда не знаешь, чего ждать от этих стен. Что-то паршиво мне в последнее время, сердце так и тянет, так и ноет, будто предчувствует чего. Иногда по ночам даже вскакиваю от выплесков адреналина. И спасает только алкоголь и ничего более… К психотерапевту что ли обратиться? Не пойму, что происходит, так и спиться недолго и работу потерять… Как бы вернуть ее, как бы ее вернуть… Да не работу! Тьфу ты, ну ты, даже мысль нормально выразить не могу, а туда же, за дневник взялся… Как Владу вернуть? Как вернуть ВЛА-ДУ? Нежная моя, красивая моя… Как так вышло, что ты не стала моей, хотя была так близко? Все губит моя работа. И что я делаю такого важного? Какую пользу приношу? Я не врач, не писатель. Сле-до-ва-тель по-ли-ци-и. Где я живу? В доме, который ты так хотела разделить со мной, или в чертовом отделении и в головах преступников? Влада, я многое забываю. Я забываю, где оставил машину, забываю, что я за рулем и просыпаюсь, лишь когда слышу сигналы и крики сзади. Я забываю дни рождения – даже свой собственный могу не вспомнить. Прости меня, драгоценное мое существо. Тебе, верно, нужен совсем не такой фанатик, как я. Ты тогда правильно заметила, что не можешь делить постель с полицейской картотекой. Да и картотеке не женщина нужна рядом, а новая мебель. Черт побери, вот она правда, разве можно ее скрывать.

Метель воет… неужели и сегодня ночевать в участке? Все дороги замело… Вчера звонила Влада, спрашивала, когда сможет застать меня дома, чтобы забрать оставшиеся вещи. Ирония судьбы – даже для этой короткой встречи я никак не могу выкроить нескольких минут. И продолжаю удивляться, что она не со мной».

Вторая запись была немного длиннее и начиналась очень странно, так что Злата насторожилась:

«Вчера из Ярнэ снова поступил тревожный сигнал, и нам с напарником пришлось, невзирая на разыгравшийся циклон, отправляться на гору. Насилу вырвали у начальника снегоход, горные все давно зафрахтованы на месяц вперед. Место это, конечно, совершенно жуткое и абсолютно безлюдное. Иногда мне кажется, что смотритель нарочно дает эти сигналы, чтобы увидеть людей и перекинуться с ними хоть парой слов – сменщик его теперь до весны не появится, а снегоход с провизией и лекарствами приходит всего раз в месяц. Немудрено лишиться рассудка на почве одиночества. Как он нам рассказал, в его обязанности входит ежедневный обход как самого Ярнэ, так и прилегающих помещений, а одним из таких оказалась старинная психиатрическая лечебница – давно заброшенная, но вполне пригодная для проживания. К чему властям такие формальности… давно бы уже снесли все эти строения и отремонтировали замок, водили бы сюда экскурсии, а не заставляли нескольких смотрителей постоянно дрожать от страха за свои жизни. В этот раз смотритель был перепуган до смерти: в окнах Ярнэ горел свет и наблюдалось какое-то движение, хотя электричество туда так и не провели. Когда мы с напарником вошли внутрь, в холле и вправду горели свечи, но как мы ни пытались отыскать того, кто их мог зажечь, нам это не удалось. В конечном итоге, мы пришли к выводу, что смотритель, похоже, сам не ведает, что творит, и его опасно оставлять тут одного. Мы погасили свечи и забрали его с собой, намереваясь утром отправить наверх одного из его сменщиков. Он радовался как дитя и всю дорогу лопотал о том, что лечебницу скоро откроют и завезут туда самый буйный и неадекватный контингент со всех больниц Румынии. Возможно, именно от этой новости он и повредился рассудком.

Меня весьма заинтересовала эта ситуация, и наутро я отправился в областную администрацию, чтобы выяснить, что происходит в окрестностях Ярнэ. Мне действительно подтвердили, что на днях старая лечебница возобновит свою работу: такое обособленное местечко словно создано для того, чтобы прятать в нем тех, кто не должен мозолить глаза приличным людям. И смотрителя Ярнэ тоже туда отправят: за годы работы он окончательно лишился вменяемости.

Хорошо, конечно, что все так завершается, только меня пугает другое – кто же станут истинными постояльцами лечебницы? Администрация уже наметила в качестве жертвы смотрителя, хотя по всем законам человека невозможно упечь в такое заведение без его письменного согласия. И неужели же смотритель согласится вновь вернуться в то место, которое наградило его душевным недугом? Впрочем, боюсь, к моему мнению там никто прислушиваться не станет: подумаешь, какая-то полицейская ищейка чего-то заподозрила. Кому до этого вообще есть дело? Пойду-ка я лучше домой. И надо позвонить Владе, сказать, что я готов вернуть ей ее вещи. На днях она выходит замуж. Странно быстро она устроила свою жизнь после нашего расставания, и двух месяцев не прошло… Наверняка у нее кто-то был еще до того, как она хлопнула дверью моей квартиры, чтобы никогда больше не появляться на ее пороге. Зачем тогда нужен был весь этот спектакль с полицейской картотекой? Она, вероятно, хотела выставить виноватым меня, чтобы все жалели ее. Впрочем, теперь это у нее вряд ли получится. Влада, у тебя даже не хватило мозгов повременить со свадьбой! Неужели же ты полагаешь, что кто-то после этого будет думать, будто в нашем с тобой расставании виновата моя занятость! Глупая, глупая…»

IV

. Война клонов

– О чем это он, а? – Павел догнал спешившего к машине Алексея и толкнул его в бок. – Что еще за генеральный прогон?

Рядом переминалась с ноги на ногу нахмурившаяся Лара.

– Я, пожалуй, поеду к… кхм… другу Тимура. По поводу Новой Земли поговорю. Я позвоню, – бросила она и, сжавшись в комок, не дожидаясь ответа, скрылась за углом.

– А ты понравился девчонке, – хохотнул Марков, снова толкая коллегу в бок. – Амурдинов-то как в воду глядел!

– Тебе напомнить, что он еще вещал в студии, а? – и Муров грозно навис над игриво сжавшимся от ужаса Павлом.

– Не вели казнить, великий государь! – и Павел отвесил ему поясной поклон и весело расхохотался. – Так о каком собрании он там говорил?

– Поехали завтра со мной и узнаешь, раз так вышло, – дернул плечом Алексей, садясь за руль. – Тебя подбросить до дома?

Павел расшаркался, как мушкетер перед дамой, и, хохоча, запрыгнул на заднее сиденье.

– Ты приглашаешь меня на свидание? – Марков картинно захлопал глазами, по-девичьи сложив у груди ладони.

– Паша, заканчивай, ты же серьезный человек, сотрудник ФСБ, а ведешь себя, как актер дешевого провинциального театра…

– Тренируюсь перед твоим завтрашним собранием, – усмехнулся тот и уставился в смартфон, замолчав до конца поездки.

Когда на следующий день электромобиль Мурова затормозил у Рэдиссон, Алексей обернулся к традиционно сидевшему сзади Павлу и схватил его за руку:

– Паш, только умоляю, без этих твоих штучек. И вообще лучше молчи, обсудим все после собрания. Сделай мне такое одолжение, а?

– Заинтриговал, – пожал плечами Павел. – Ну хорошо, я попробую продержаться.

В роскошном холле гостиницы, словно сошедшем с экранов голливудских фильмов о начале 20-го века в США, приветливая девушка за стойкой администрации, радостно кивнула Алексею, будто знала его уже давно. Павел беспокойно озирался по сторонам: мир, возникший перед его глазами, пах слишком большим количеством долларов – значительно больше того, что ему когда-либо приходилось видеть. В лифте не менее приветливый лифтер с приклеенной улыбкой столь же радостно закивал при виде Алексея и тут же нажал кнопку 17 этажа.