Страница 5 из 26
Ромас перемахнул через плетень и застыл в изумлении. Обе двери, расположенные в противоположных концах дома, были распахнуты. С одной стороны доносились переливистые звуки гармошки, с другой — вой магнитофона. Стараясь быть незамеченным, он прокрался в сени и заглянул внутрь. За столом на длинной лавке сидела сморщенная старушка и смотрела, как, извиваясь в такт оглушительной музыке, выбрасывая высоко ноги и взмахивая руками, танцуют три пары: Костас, Зигмас и Йонас с какими-то девчонками. Среди танцующих очень странно вел себя Костас: казалось, он не танцует, а просто ходит туда-сюда, шаркая ногами, раскачиваясь из стороны в сторону и кивая в такт головой. Порой он и вовсе останавливался, не зная, что делать дальше. Тогда партнерша, хорошенькая невысокая девчушка с темными глазами и распущенными по плечам медными волосами, дергала его за рукав, и Костас снова принимался возить по полу ногами и трясти головой.
Вдруг посреди танца девочка оставила его, выбежала из комнаты и взяла Ромаса за руку:
— Пойдем потанцуем?
Он и сам не заметил, как очутился в комнате, как ринулся танцевать.
Избавившись так неожиданно и просто от мук, Костас подошел к старушке и опустился рядом на скамью. По правде говоря, он совсем не прочь был поболтать с девочкой, но боже упаси танцевать с ней! И вообще, какой смысл в танцах? До сих пор он ни разу не танцевал с девочками. Не по душе ему было это занятие. Одноклассницы обычно пользовались его услугами, лишь когда надо было решить задачку по алгебре или перевести с немецкого. Костас охотно соглашался и не особенно горевал. Правда, порой ловил себя на мысли, что, пожалуй, променял бы свои математические и лингвистические способности, свою отменную память на что-нибудь другое. Скажем, не отказался бы стать чуточку повыше и постройнее, как Ромас или хотя бы Йонас — к тем девчонки так и льнут.
Музыка оборвалась, но по инерции все продолжали танцевать.
— Хочешь есть? — предложила темноглазая Ромасу.
— Спасибо, я сыт, — высокомерно отказался тот, хотя проголодался как волк.
— Не упрямься, я ведь знаю, что хочешь, — сказала девочка и потащила его к длинному столу.
Больше упрашивать не пришлось: очутившись за столом, Ромас принялся уписывать все подряд, а старушка укоризненно следила за каждым его движением.
К Ромасу подсел Зигмас и стал делиться впечатлениями:
— Молодец, что пришел. Мы бы и сами за тобой смотались, да вот они не пустили. Говорят, невелика птица, сам придет.
— А по какому поводу веселье? — полюбопытствовал Ромас.
— Вроде день рождения чей-то. Кажется, отцу этой рыженькой сто лет стукнуло. Ее, кстати, Лаймой звать.
— Сто лет?! Да ты, никак, спятил!
— Может, и не сто, а шестьдесят, откуда мне знать. В общем, это ее дом. А те, другие, по соседству живут. Я хотел расспросить, а они отмалчиваются. Им бы только потанцевать. По-моему, девчонки они ничего. Особенно та тоненькая, Эгле. Вертлявая, как змейка!
Ромас допил квас и встал из-за стола. В другом конце комнаты в окружении девочек сидел Йонас и, судя по всему, плел небылицы: то и дело подружки прыскали от смеха. Ромас направился к двери, но девочки преградили ему путь: «А танцевать кто будет?» Снова включили магнитофон, темноглазая потянула Ромаса за руку, Йонас с Зигмасом пригласили ее подружек, и веселье возобновилось.
— Здорово тут у вас, — произнес Ромас. — И часто вы так собираетесь?
— Каждый день.
— Так уж и каждый?
— Ну, пожалуй, не каждый, но все равно часто.
— А с кем танцуете?
— Нам никто не нужен, мы сами по себе…
— У вас что, ребят нет?
— Хоть пруд пруди! Да только одни под хмельком заявляются, цепляться начинают, другие двух шагов по-человечески не сделают. Совсем как этот ваш Костас.
— Костас?! Да ты знаешь, что он за парень?
— По-моему, ничего особенного.
— Мы его в классе Мудрецом называем. Он у нас самый способный. И вообще во всей школе второго такого нет. На одни пятерки с первого класса учится. По-немецки запросто разговаривает, по-английски кумекает, даже итальянский знает, а уж задачку позаковыристее решить — для него что конфету проглотить.
Девочка задумалась, потом вдруг решительно направилась в сторону Костаса.
— Потанцуем, Костас?
Тот отрицательно мотнул головой.
Лайма положила ему руку на плечо.
— Тебе что, не нравится у нас?
Застигнутый врасплох ее вопросом, Костас смущенно пробормотал:
— Нет, почему же, нравится…
— Может, ты с Юргой или Эгле хочешь потанцевать? Не смущайся, скажи.
Костас, выведенный из терпения ее расспросами, в отчаянии выпалил:
— Да не хочу я вовсе танцевать, не умею и не хочу!
— Ладно, и мне что-то не хочется, — спокойно сказала девочка. — Давай лучше посидим. Знаешь что, Косту́кас, я хочу попросить тебя об одном одолжении…
«Ах, вон оно что! Начинается…» — поморщился Костас.
— Видишь ли, у меня «хвост» по немецкому. Текст такой трудный задали, хоть плачь. Вот если б ты мне помог…
— Ладно, тащи сюда, — вздохнул Мудрец.
— Я мигом!
Девочка убежала. Вскоре она вернулась и положила перед мальчиком учебник, тетрадку и шариковую ручку.
— Вот здесь, где красным подчеркнуто…
Сказала и снова пошла танцевать с Ромасом, а Костас уставился в раскрытый учебник. Буквы мелькали перед глазами, он никак не мог сосредоточиться. Лишь спустя немного времени взял карандаш и принялся автоматически записывать перевод.
Кончив, он захлопнул тетрадь и вышел во двор. Под забором копошились уже оперившиеся гусята. Склонив набок голову, косилась на них индюшка, а чуть поодаль горделиво вышагивал впереди своего куриного войска красавец петух.
Оставив в доме Ромаса, Лайма выбежала вслед за своим неожиданным помощником.
— Трудно было?
— Ничуть.
— Сколько перевел?
— Все.
— Не может быть! Так быстро?
— Можешь сама посмотреть.
— И правда, все! Ну и умный же ты! Вот бы мне такую голову!
— А на что тебе такая — танцевать большого ума не надо.
Девочка ничего не ответила. Теперь она уже не глядела на него ласково, как в тот раз, губы ее дрогнули от обиды.
Вскоре вся компания с гомоном вывалилась во двор.
— Чем займемся? — спросил Йонас и, подхватив белокурую Юрги́ту, с которой он протанцевал все время, закружил ее вокруг себя.
— Я предлагаю выкупаться, — крикнул Зигмас. — Ну, кто со мной?
— У меня купальника нет, — пожаловалась Эгле.
— С каких это пор детям занадобились купальники? — удивился Ромас.
Юная тоненькая Эгле, младшая из всей компании, и впрямь казалась ребенком. Она обиженно выпятила губку:
— Если я ребенок, то ты гусак! Гусак, гусак, больше никто!
— Ну да, я и есть гусак, — улыбнулся Ромас и забавно вытянул шею. Ребята расхохотались.
Потом все уселись в беседке, увитой плющом. В ней было прохладно, хотя на дворе нещадно палило солнце. Ребята шумели, дурачились, а над их головами, в зарослях плюща, с громким чириканьем ссорились воробьи.
— Айда к Заколдованной горе, — предложила Лайма.
— Пошли! — подхватили остальные.
Никто из ребят не знал, что это за гора, но девочки наперебой затараторили, что пойти туда нужно непременно, потому что там ужасно красиво.
Миновав ульи в саду, ребята вышли к озеру. Берег здесь был довольно крутой, поросший редким ольшаником. Сразу же под ним начиналась бездна — без отмели, без зарослей рогоза у берега. Кажется, сделаешь шаг и ухнешь в глубину, словно в колодец.
— Вы идите вперед, а я за удочкой сбегаю, — остановился на полпути Йонас. Но его и слушать не захотели: раз все, значит все.
Подростки свернули в лес, пересекли тропинку и вскоре очутились у подножия холма. Это и была Заколдованная гора. Она возвышалась над молодым леском своей округлой, усеянной соснами вершиной, напоминая издали огромный стог сена.