Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 32



Добровольно поменяв даже, как и пятидесятипятилетний господин, после обряда крещения, собственные имена и фамилии. На русский лад.

Сам князь Кургоко Кончокин, ставший теперь Андреем Ивановым, ехал в том самом передовом экипаже, с развивающемся на крыше сине-золотым штандартом. В крытой кибитке с господином находились двое телохранителей. Вся же остальная челядь князя – включая семью, близких и дальних родственников – разместилась где-то в середине обоза.

Маленькие оконца головного экипажа, были сдвинуты в сторону. И кибитка продувалась теперь порывами степного ветерка насквозь… Обдавая, словно тёплым дыханием, бородатые лица Кургоко Кончокина и его молчаливых спутников.

Время от времени, к экипажу князя подъезжал, гарцуя на разгорячённом коне, казак в черкеске, с короткоствольным ружьём в чехле за спиной. Это был старший передового дозора. Вооружение казака ещё составляли кремниевый пистолет за поясом, кинжал и шашка.

Здоровенный возница-черкес на облучке, при приближении главного разведчика, тут же приостанавливал кибитку. И Кургоко Кончокин выслушивал из своего открытого окошка короткий рапорт дозорного.

Отчитавшись и получив новые указания, казак разворачивал коня… И быстро исчезал впереди, растворяясь в знойном степном мареве. А княжеская кибитка с трепещущим имперским штандартом медленно катилась дальше, задавая направление движения всему каравану.

Кургоко Кончокин с полным правом командовал казаками и прочими армейскими подразделениями, входившими в обоз… И всеми русскими офицерами, младше по званию.

После принятия православия год назад, а затем и подданства, с торжественным принесением присяги на верность государыни, ему был пожалован Екатериной Второй чин подполковника. Отныне князь состоял на военной службе.

…Кургоко Кончокин рассматривал задумчиво медленно проплывавшие мимо покачивающейся кибитки земли. Эта обширная территория принадлежала ему по праву благородного рождения, после смерти могущественного отца.

Но разглядывал князь свои владения без особой радости… Даже с какой-то досадой. Сколько ценной земли его кланом почти не используется!

А тут было где разгуляться рачительному хозяину… Привольные пастбища для овец и лошадиных табунов, чистые родники, озёра, полные рыбы, леса, изобилующие непуганым зверьём! И всё это фамильное богатство, из-за вечных междоусобиц с соседями и соплеменниками, нынче заброшенно… Оно разворовывается и нагло используется всеми кому не лень!

Ничего, утешал себя мысленно кабардинский князь, сжимая яростно кулаки. Под защитой будущей русской крепости в моём родовом урочище и при поддержке мощного гарнизона, я быстро наведу здесь порядок!

Кургоко Кончокину уже рисовались в воображении бесчисленные отары и табуны, пасущиеся среди этого буйного разнотравья. Его бараны, козы и лошади! А ещё бескрайние поля и виноградники, возделываемые подвластными крестьянами…

Однако, до претворения заманчивых планов в реальность было пока далеко. И светлейший князь Андрей Иванов (Иванович) Кончокин-Черкасский – так теперь полностью, после святого крещения полагалось официально величать круто изменившего собственную судьбу кабардинского владельца – неспешно, под скрип рессор, перебирал в памяти бурные события последних лет своей жизни…

Новым русским именем его мало кто звал. Пожалуй, только педантичные царские чиновники. Вот уже год они обращались к князю в официальных посланиях, как к Андрею Иванову. Остальные же знакомцы, включая соплеменников, и даже многие русские офицеры, продолжали величать кабардинского владельца по-прежнему – Кургоко.

Из глубин памяти новоиспечённого подполковника неожиданно всплыли два имени – Никита Михайлов и Терентий Тимофеев. Кажется, так звали этих пришлых на его землю христиан – раскольников… Они появились со своими семьями, скарбом и малой группой единомышленников в урочище Мез-догу, как неожиданная заразная болезнь! Князь тогда ещё был совсем ребёнком.

Старшие в роду Кургоко Кончокина говорили, что самовольные русские поселенцы, нахально обосновавшиеся на чужих землях, нарушили какие-то важные обычаи у себя на родине. И поэтому были вынуждены бежать на Кавказ от мести своих правителей и гнева священников.





Но всё бы ничего… Свободной территории у семейства Кончокиных хватало! И компромисс между владельцами земли и переселенцами был вполне возможен… Однако, эти русские не желали платить дань его прадеду и деду! А потом и отцу.

Мало того – раскольники стали охотно принимать в свою общину всех желающих! Среди них оказались и беглые солдаты, и вероотступники разных конфессий, и бывшие рабы…

Кормились эти люди, поначалу, одним лишь рыболовством и охотой. Но как-то незаметно слабая, нищая община, до которой у кабардинских владельцев не доходили руки, доросла до скотоводства и меновой торговли с ближними соседями… А потом – и до земледелия!

За несколько лет раскольничье поселение, особо никем не притесняемое, сильно разрослось за счёт всевозможного, примкнувшего сброда. И укрепились в урочище Мез-догу настолько, что выбить отсюда незваных гостей законным хозяевам земли стало уже непросто. По крайней мере – своими силами и малой кровью.

Князь вновь ощутил давнюю, детскую тревогу. Он её чувствовал малышом, а потом и подростком… Когда речь в доме заходила о фамильном урочище Мез-догу – одном из угодий, принадлежащих клану Кончокиных.

Беспокойство и раздражение взрослых передавалось тогда и беспечному мальчишке, ничего не понимавшем в назревающем конфликте. Рано или поздно этот болезненный нарыв должен был лопнуть.

Надо признать, что Никита Михайлов и Терентий Тимофеев руководили вдвоём своей раскольничьей общиной дружно и умело. Всего за каких-то пять-шесть лет они сумели превратить её в вооружённое и укреплённое поселение… К которому уже так просто было не подступиться.

Раскольники наладили круглосуточную охрану общины, частично огородили жилища частоколом, а частично – окопали рвом… Понаставили везде рогаток. А количество поселенцев выросло настолько, что они даже возвели себе две молельни со старообрядческими восьмиконечными крестами, видимыми издалека!

Раскольники осеняли друг друга двуперстным сложением… Читали псалмы по ветхим рукописным книгам, принесённым с собой. Поклонялись древним иконам.

Община христианских старообрядцев и дальше бы продолжала омрачать жизнь семейству Кургоко Кончокина, потомкам славного и древнего княжеского рода Джиляхстановых… Но тут (подполковник злорадно улыбнулся!) об относительно благополучной жизни русских еретиков прознало, наконец, командование Кизлярской крепости. Слух почти одновременно дошёл и до самой столицы губернии, до Астрахани!

Всё это было не случайно, естественно… Возмущённые владельцы Малой Кабарды передали сигнал, кому надо, когда дерзкие русские раскольники умудрились отбить несколько атак горцев. Своими силами семейству Кургоко Кончокина прогнать поселенцев с захваченной земли не получилось.

А в то время, в которое жил кабардинский князь, любое искажение религиозных канонов у православных христиан считалось серьёзным государственным преступлением. Еретики в Российской империи беспощадно преследовались и правительством, и церковью. Каждого выявленного и арестованного вероотступника, после дотошного разбирательства, ждало суровое наказание… И вообще – религиозный вопрос являлся одним из основополагающих для законопослушных подданных империи.

Надо признать, что и действия князя Кургоко Кончокина, связанные с его внезапным желанием принять православие, не сразу нашли понимание у русских властей… С чего это вдруг целый владелец Малой Кабарды решил изменить вере предков и стал, с подозрительной настойчивостью, проситься в подданные у тогдашней государыни Елизаветы Петровны?

Причём, письма свои он слал в Санкт-Петербург неоднократно… Начиная с конца пятидесятых годов 18 века.

И просился у русской императрицы не только взять его со всеми слугами и фамильными землями под вечное покровительство… Но и немедленно привести себя с родственниками и челядью ко святому крещению!