Страница 8 из 20
Вместе они закупали продукты в дом, выбирали портьеры, меняли ковровые покрытия, туда где это было необходимо, но обе считали, что розовая комната (небольшая гостиная с камином, которую когда-то обустроила Нерис Россер) должна оставаться неприкосновенной. Она была центром материнской любви и памяти, ведь не просто так белый особняк назывался Нерис-Хаус. Вместе они и ходили на рынок, где по старой памяти продавали вещи Руни, из которых она выросла. И когда приближалось, тринадцатилетние девочки они в очередной раз пошли на рынок, прихватив с собой пару платьев.
Вдвоём они прошли мимо прилавков с овощами, Глэдис тщательно осмотрела продаваемый картофель и попросила немного взвесить, а мало заинтересованная этим Руни в этот момент рассматривала серых птиц, которые лениво ходили вокруг и клевали что-то с земли. Они были откормленными, перья их блестели, и они могли смело послужить обедом для кого-нибудь из бедняков. Затем они всё же прошли глубже в рынок, и Глэдис повела дочь в сторону скупщика ношенной одежды. Она уже знала, что назовёт символическую цену, но прикидывала какую, поэтому обращала мало внимания на окружающих людей.
– Мисс, мисс, – торговец явно был рад её видеть, – снова платья Вашей дочери.
– Да, два платья, – ответила Глэдис.
Руни же в этот разговор не вникала. Она разглядывала других торговцев и то, что они предлагали. С одного из прилавков свисали разноцветные ленты, явно бывшие до этого в пользовании, так как на некоторых них были явными, грубые затяжки. Кто-то торговал шляпами с большими разноцветными перьями, но они совершенно не нравились Руни. Казались слишком тяжелыми и крупными – на голове женщины такой головой убор выглядел бы слишком вульгарно. Руни проводила свой взгляд дальше и вдруг замерла. Между прилавками шли двое мужчин, их слегка покачивало от слабости, кожа на босых ногах казалась сероватой, и первая же мысль, которая возникла в голове девочки: «Надо бы принести в следующий раз туфли отца, которые он уже не носит», но когда вдруг один из них закашлял, Руни почувствовала, как внутри неё всё сжимается от ужаса.
– Мам, они кажутся больными, – произнесла Руни, и Глэдис, положив на деревянный прилавок платья, подняла взгляд на двух мужчин, что шли между продавцами рынка.
Глэдис мысленно согласилась с дочерью. Они были слишком худы и бледны, чтобы считаться здоровыми. Один из них был бледен настолько, что его кожа слилась бы со свежим снегом. Волосы были же чёрными, сальными, слипшимися, словно он спал головой в грязи. Одежда на них была старая, потертая, на коленях были дыры, и миссис Россер вдруг задумалась, что на рынок можно приносить и устаревшие костюмы Энтина.
Продавец в свою очередь обернулся к мужчинам, которые вызвали интерес:
– Ах, проклятье! Было же велено на рынок не являться! – крикнул он им. В ответ мужчины фыркнули, и пошатываясь двинулись дальше, пока один из них вдруг громко не закашлял, зажимая рот руками.
– Сюда идти не смейте, сукины сыны! Только двиньтесь! – кричал им продавец, а потом обернулся к миссис Россер. – Не понимаю, почему законом не ограничено передвижение больных! У них чахотка, а они гуляют по рынку и стыда не знают.
– Чахотка? – переспросила Глэдис и, не получив ответа, взяла Руни за руку и бегом направилась с территории рынка.
Она забыла даже про платья, про выручку, пусть и не большую, которую могла получить. Единственной её целью было, как можно скорее спасти от возможного заражения себя и свою дочь.
– Мама, куда мы спешим? – запыхавшись, спросила Руни.
– Домой, – ответила Глэдис.
– Они больны чем-то страшным?
– Они больны тем, что не лечится, – ответила миссис Уанхард, спеша по улице. Её дочь едва за ней успевала.
– Значит, они умрут?
– Умрут, – ответила женщина, не задумываясь над ответом.
– Это будет мучительно?
В этот момент Глэдис остановилась и перевела взгляд на дочь.
– Откуда у тебя в голове такие вопросы?
– Они не просто пришли на рынок, – ответила Руни, – они пришли заразить людей. Наверное, их ждёт мучительная смерть, и это обижает и злит их. Поэтому они пытаются поделиться своим заболеванием, чтобы не только они умирали в мучениях.
– Я так не думаю, они могли прийти купить себе продуктов, – ответила Глэдис, и они направились дальше.
– А я как раз не думаю так, потому что они в рваной старой одежде, сомневаюсь, что у них есть деньги купить себе продукты.
– Хм, ты очень наблюдательна, – сделала вывод Глэдис, – как думаешь, стоит ли нам в следующий раз взять с собой и папины костюмы?
– Конечно, если он не будет против этого.
Стоило им переступить порог Нерис-Хаус, как Руни забыла образы больных людей с рынка. Она побежала к себе наверх, к своим куклам и зеркалу, чтобы покрутиться возле него с новыми ленточками и шляпкой приятного голубого цвета. А Глэдис направилась к своему кабинету, где также своими делами занимался её муж Энтин. Она тихо открыла дверь, бросив взгляд на письменный стол, за которым сидел мужчина, и прошла к своему секретарю, на котором лежали два невскрытых письма. Одно было из налоговой службы, другое из её поместья с севера.
– Два письма, – проговорила она вслух и села.
Энтин поднял на неё взгляд:
– Ты пришла без настроения, а где Руни?
– Она у себя, очень хотела похвастаться своим куклам новой шляпкой, – ответила Глэдис, а потом посмотрела на своего мужа очень внимательно, – мы видели кое-кого на рынке.
– Ты так говоришь, что мне становится волнительно, – признался он, откладывая перьевую ручку, – что-то случилось?
– На рынке мы встретили больных, они были совсем рядом. Они пришли на рынок, несмотря на то, что им запретили.
– Колокольчики были? – спросил Энтин, насторожившись.
– Нет, это не прокажённые, это чахотка, – ответила Глэдис, – они разносят туберкулёз, Энтин!
– Только без паники, Глэдис, – проговорил мужчина, – я знаю, насколько ты боишься оставить Руни без матери, но это не значит, что нужно бояться всего. Ты не заразилась, я больше, чем уверен.
– Я боюсь за Руни, – ответила женщина, – за мисс Нидвуд также, ведь она и так ослаблена и больна.
– Давай выждем неделю, и я вызову врача на всех осмотреть, а пока не делай поспешных выводов и не паникуй. Я понимаю твои страхи, выросшая без матери, ты очень боишься, что Руни будет вынуждена пройти через нечто подобное сама, но…
– Энтин, у меня умерла мать, у моего отца умерла мать, я просто боюсь, что я стану следующей матерью…
– Ты думаешь, что всё это не просто так? – спросил Энтин. – Что это не случайное совпадение?
– Я не знаю, что думать, будучи мамой двенадцатилетней девочки, – ответила Глэдис, – я очень боюсь, что меня не будет рядом, когда она особенно будет во мне нуждаться.
– Милая, прости меня, но это уже похоже на навязчивую мысль, – Энтин покачал головой, – ты должна быть сильнее страхов и сомнений.
Глэдис понимающе закивала.
– Подождём неделю и посмотрим, – повторила она слова мужа.
– Именно.
Глэдис вновь опустила взгляд, она хотела отвлечься от пугающих её мыслей и открыла конверт из налоговой службы. Ничего такого, что могла она не ожидать – всего лишь кругленькая сумма, которую она должна заплатить за Нерис-Хаус в этом году. Второе письмо она открыла с более живым интересом, так как оно было от людей, которые сейчас арендовали её поместье.
«Уважаемая миссис Уанхард…» – люди, писавшие ей, плохо знали английский, но она всё равно сдала им поместье, так как они предложили сумму выше той, которую Глэдис запрашивала. – «сообщаем Вам, что в ближайшие три месяца мы будем искать новое жильё ближе к Лондону, о чём и решили Вам сообщить» – Глэдис нахмурилась. – «Ваше поместье прекрасно, и мы довольны оплатой, но нам хотелось бы жить ближе к столице Англии. Надеемся на Ваше понимание! Через три месяца мы съедем из поместья».
Глэдис тяжело вздохнула и посмотрела на мужа:
– Они съезжают, через три месяца. Хотят жить ближе к Лондону.