Тяжелый хлеб

-- А ты его и накачал! -- весело воскликнул Селиванов,

-- Ловко! -- одобрил учитель.

-- Обмануть полицию -- это всегда подвиг! -- заявила Ахалцыкова.

-- Ха-ха-ха! -- заливался доктор, радуясь проделке Сусликова.

-- Выпьем! -- решительно возгласил учитель, двигаясь к столу.

-- Мишель, пойдем отсюда. Они будут пить! -- брезгливо сказала казначейша своему мужу с желтыми, словно из мочала, баками. Мишель уныло вздохнул и послушно пошел следом за своей женою, жалея в душе, что теряет случай провести весело время.

-- Так ты его коньяком? -- надрываясь от смеха, спрашивал доктор.

-- Два стакана!

-- А посему и мы -- с коньяку начнем! -- заявил учитель, -- барыня, начинайте!

Ахалцыкова бросила недокуренную папироску, ухарски подняла рюмку и выпила ее залпом, проговорив:

-- За посрамление полиции!

-- Браво! -- одобрил учитель.

-- Фокусник, пей! -- приказал Селиванов. Сусликов взял рюмку, но ему было не до питья. Едва он окончил представление, как тревожное беспокойство овладело им и увеличивалось с каждой минутою.

Он не находил себе места и то вставал, то садился, то снова вставал и суетливо начинал укладываться.

-- Брось! -- кричал на него Селиванов. -- Ты лучше научи меня, как это железо грызть. Я тебе синенькую за науку.

-- Здесь есть фокус, но в такой же степени и риск. Не проходит разу, чтобы я не сжег себе губы и язык, а зубы окончательно пропали.

-- Коли так, так и черт с твоею наукою!

-- А ты бы выучился, сытый буржуй! -- бормотал язвительно учитель: -- может тогда понял бы, во что деньги обходятся!

-- Деньги, милый человек, мы и без тебя отлично понимать можем, -- добродушно отвечал Селиванов.

-- Не ссорьтесь, миленькие! -- говорил доктор.

Ахалцыкова, положив ногу на ногу, раздумчиво курила папиросу за папиросой и не сводила взгляда с лохматого учителя.

Попойка принимала все большие размеры. Учитель затеял спор с Селивановым, стараясь убедить его бросить свое кабацкое дело и раздать все имущество бедным.

Доктор заливался визгливым хохотом и смотря масляными глазами на Ахалцыкову, предлагал ей выпить брудершафт. Ахалцыкова сочувственно кивала головою на филиппики учителя и кокетливо улыбалась доктору.

Вся компания на время забыла о Сусликове и тот, томимый беспокойством, незаметно уложил свой чемоданчик, выскользнул за дверь и бросился бежать к своему печальному жилищу...

XV.

Никита честно исполнял свое дело, и когда Антон с Авдюхиным вошли в комнату, он сидел подле Ольги, только что переменив снег.

-- Ну что? -- вполголоса спросил Антон.

-- Хрипит... -- ответил Никита, оживляясь при входе Антона.

-- Она все время хрипит, -- сказал Антон, снимая пальто.

-- Ну раздевайся и ты! -- обратился он к Авдюхину.

-- Не приказано... приказано, беспременно чтобы... -- начал Авдюхин, как бы нехотя стаскивая с себя шинель.

-- Приказано! -- перебил его Антон: -- не видишь разве -- больная. В минуту не соберешься!

-- Оно так, а все-таки... -- Авдюхин снял шинель, сел на табурет и разгладил усы.

-- Нешто кончили? -- спросил Никита.

-- Я кончил и пришел, тебя сменять...

Никита встрепенулся.

-- Так я побегу! Может поспею!

-- Поспеешь! Ты только сперва добудь нам водки два штофа, да солонины, что ли! -- и Антон вытащил из кармана горсть медных монет.

-- Разжились! -- встряхивая головою, проговорил Никита: -- и мигом!

Он, действительно, почти тотчас вернулся назад, принеся требуемое, и также быстро снова исчез, в надежде добежать до школы и застать представление.

При виде водки Авдюхин приободрился и крякнул. Антон стал откупоривать бутылку.

Ольга лежала раскинувшись, без сознания, и глухо хрипела. Снег понемногу таял и вода монотонно капала на пол.

-- Вот пока он вернется, мы и дернем по маленькой, -- говорил Антон, наливая уряднику чайную чашку водки.

-- Пей, а по второй закусим.

-- Многонько будет! -- колеблясь проговорил Авдюхин.

-- Мы иначе не потребляем! Пей!

Авдюхин стал тянуть водку,

-- Ну, вот это по-нашему! -- воскликнул Антон, когда Авдюхин допил последние капли: -- теперь еще, а там и закусывать! -- и он налил снова.

-- Хе, хе, хе, -- уже смеялся Авдюхин, принимая чашку: -- по-солдатски! Раз, два... а он пождет, ничего! -- подмигивая прибавил он, -- ты, говорит, их в шею! Ничего!.. А ты, что же?

-- И я выпью!.. Не задерживай!

-- За нами-то задержки не будет! Мы, брат, по-солдатски, раз, два! Вот как! На этот счет будьте без сумления! Не за-дер-жим!..

Свет лампы ярко освещал покрасневшее усатое лицо Авдюхина и равнодушное лицо Антона и бросал на стену их гигантские тени, которые качались по стене в переползали на потолок.

Ольга лежала, заслоняемая от света спиною Антона. Она лежала, безжизненно раскинув руки, с раскрытыми глазами, опухшим лицом, и грезила. Она видела себя в тесной маленькой комнатке подле Сусликова. Она обхватила его шею руками и дрожащая от страха молила его, чтобы он спас ее от Семенова; Сусликов обнимал ее и шептал ей такие речи, от которых проходил ее страх и чувство блаженства наполняло ее душу. Она улыбалась, слезы счастья текли по ее лицу, и она силилась поднять свои руки, чтобы крепче обнять ими шею любимого человека.

Но ее руки были безжизненны, слезы текли по ее лицу, и на лице не отражалось счастья; -- оно было искажена страданием и вместо ласковых слез, из ее запекшихся губ вылетали хриплые стоны...

-- Зверь, -- бормотал охмелевший Авдюхин: -- можно сказать, кровопивец. Сейчас это взятку чтобы и за всякую то есть малость -- в ухо!..

-- Известно, исправник! -- соглашался Антон, в пьяном угаре, не обращая внимания на предсмертное хрипение больной.

-- Теперь ежели выпимши, али что... -- бормотал Авдюхин, -- и сейчас в ухо. Опять лошадь. Нет, корми ты, а разве я должен?..

Ольге виделась ярко освещенная зала. Она в первый раз выходит на сцену. Ей хлопают, ее вызывают. Она бежит за кулису и там ищет Сусликова. В полусвете коптящей лампы она смотрит и не насмотрится на его лицо, а он сжимает ее руки и говорят ей о жизни и работе вместе и снова чувство блаженства наполняет ее душу и она не видит страшного призрака смерти, носящего над нею. Ее больной ум охватила вдруг страшная галлюцинация. Она увидела Семенова таким, каким он был увезен от нее в больницу. С налившимися кровью глазами, с пеной на губах, с тупым хриплым смехом, медленно приближался он к ней, сжимая свои кулаки и она чувствовала, что теперь он не будет знать пощады. Она застонала уже не от одной физической боли, и на ее хриплые стопы дружно отозвались опьяневшие Антон и Авдюхин богатырским храпом.

С невероятными усилиями Ольга протянула вперед свои руки и крикнула, но крик замер на ее губах болезненным стоном. Семенов все приближался и она слышала уже его тяжелое дыхание, пахнувшее ей в лицо.

Ближе, ближе... Он протянул к ней свои сильные руки и она почувствовала на шее его холодные, влажные пальцы.

-- Мама! -- не своим голосом закричала Ольга, заметавшись на лавке в предсмертной агонии...

Антон вскочил на ноги и в страхе замер.

Прислонившись к стене, с искаженным ужасом и страданием лицом, Ольга хрипела и вздрагивала в последних муках. Ее похудевшие руки сжимали складки платка, полуоткрытым ртом она жадно, захлебываясь, глотала воздух и страшное храпение зловеще раздавалось по всей комнате и наполняло ужасом душу Антона. Он вскрикнул и бросился к двери.

В эту минуту на площадку взбежал усталый, измученный Сусликов.

-- Умирает! -- закричал Антон не своим голосом.

Сусликов в один прыжок очутился в тесной каморке и скоро его плач смешался с предсмертным хрипением Ольги и пьяным храпом спящего Авдюхина.