За его спиной

И вот сейчас, глядя на нежную домашнюю Лялю, Бродяга недоумевал, что ей мешало просто стукануть на подонка отцу. Если бы его дочку в школе доставал какой-то урод, Бродяга без сомнений бы вырвал ему ноги и руки. И тут вообще никакого значения бы не имело, какой у этого урода папаша и какие связи.

— Потому что… — она наклонила голову еще ниже, полыхнула краснотой по щекам опять, — стыдно… Он бы сказал, что я сама виновата… И запер бы дома, чтоб… Хвостом не трясла перед парнями…

— Это он так говорил?

— Да… Он считал, что если пристают, то девочка сама виновата… Одевается не так, смотрит не так, может, ведет себя распутно…

Бродяга ничего не сказал на это. Ну, а что тут скажешь?

— А мама?

— Мама… Она болела уже тогда сильно… Если бы рассказала, она начала бы переживать, а ей нельзя было категорически…

Бродяга смотрел на девчонку, такую светлую, такую красивую, и думал, что зря он, наверно, завидовал в детдоме домашним детям. Наверно, очень страшно, когда ты вроде и с родными, а в то же время беззащитна… И нереально страшно осознавать, насколько одинока…

Особенно, когда маленькая совсем.

Бродяге в этом плане повезло: у него был дружок Каз, с которым они вместе появились в детдоме и, как-то сдружившись, вместе давали отпор всем вокруг. А потом, через пару лет, они прибились к Хазару, и все стало гораздо веселее… Их было много, веселых, безбашенных, уверенных, что они, волчата, выгрызут свое зубами.

И у них, в принципе, все получилось…

Вот только жизнь — штука сложная… И за все в ней надо платить. В том числе, и за удачу.

— И как ты выкрутилась? — спросил он.

— А что, похоже, что выкрутилась? — невесело усмехнулась Ляля, и эта взрослая, усталая усмешка на ее нежном кукольном личике поразила Бродягу своей чужеродностью. И породила злобу на судьбу, тварь такую. Потому что не должны такие карамельные девочки так улыбаться! Нельзя этого допускать!

Он промолчал, опасаясь, что злоба эта вырвется, что не сможет удержать ее внутри. И напугает еще больше маленькую доверчивую девочку…

— Я просто перестала оставаться одна, — продолжила, между тем, Ляля, опять потянувшись к кружке, и благодарно кивнула, когда Бродяга долил ей чай, — через год все пошло на убыль… Ну, то есть, я так думала… Марату отец подарил мотоцикл…

— А разве можно несовершеннолетнему? — удивился Бродяга, и Ляля посмотрела на него невыносимо снисходительным, взрослым взглядом. Типа, о чем ты говоришь, дядя?

И Бродяга кивнул, соглашаясь, что ляпнул глупость.

— Сразу рядом появились друзья, тоже повыклянчивавшие у предков байки, девчонки… — продолжила, усмехаясь, Ляля, — короче говоря, ему стало не до меня, наверно… Я думала, что переболел он, забыл… А в выпускном классе как с цепи сорвался… Приставать начал, и вообще по-другому, не так, как до этого, гадости всякие говорить… И его бесило, что я не соглашалась… Все соглашались, а я нет… Он злился, предлагал много чего, бешеный такой стал… А я не могла никому сказать даже, понимаете? Папа как раз женился, ему вообще не до меня было. И дела в магазине не особенно шли, продавцов поувольнял, меня и Алю, жену свою, поставил к прилавку… Марат приезжал вместе со своими придурками, права качали, показывали, какие крутые… — Ляля усмехнулась, — Алю пугали… Она вообще такая… Тихая очень. Она умоляла меня их успокоить, тоже боялась отцу говорить…

У Бродяги возникли закономерные вопросы, что это за мужик такой, к которому боятся обратиться за помощью не только дочь, но и жена, но их он тоже проглотил. Смысл обсуждать личность Лялиного папаши? Он от этого лучше не станет. И его дочке тоже не станет легче.

— Аля мне говорила, что он просто в меня влюблен, вот и бесится… И что мне надо его до загса довести, а просто так не гулять ни за что… А я и до загса не хотела! — Ляля неожиданно подняла на Бродягу взгляд и сверкнула своими желтыми кошачьими глазами, да так, что у него даже сердце замерло на пару мгновений, а в голове стало пусто-пусто, — я на него смотреть без тошноты не могу! Сразу перед глазами тот котенок задушенный! Понимаете?

Бродяга кивнул. Он очень хорошо понимал.

— И, к тому же, я учиться хотела… Хочу, то есть. Я на дизайнера поступать хочу в московский институт… Я уже выбрала специальность, все узнала, планировала с отцом поговорить, время выжидала… А он…

Ляля отвернулась, прикусила розовую губку, сглотнула ком в горле.

И Бродяге захотелось прикоснуться к ее щеке, провести пальцем, убрать эти все-таки выступившие слезы. Или опять обнять, пожалеть.

Но то, что было уместно совсем недавно, сейчас казалось неправильным. Опасным даже. Нет, Бродяга не думал, что он может быть опасен для нее, как мужчина, с этим проблем не было никогда. Уж чего-чего, а держать себя в руках он умел, иначе бы не дожил до своих лет.

Он переживал, что Ляля воспримет его заботу и попытку утешить неправильно. И опять испугается.

Бродяга прислушался к себе, к необычному такому душевному трепету, которого никогда ни к кому не испытывал, и удивился. Но слабо, лениво даже. Потом он все обдумает, и свое странное отношение в этой девочке и ее рассказу, времени-то у него вагонище.

А пока надо дослушать. Хотя, в принципе, Бродяга уже все прекрасно понял и прикинул, как события дальше развивались, уточнений особо не требовалось. Но Ляле надо было выговориться, и он слушал.

— Я после Нового года узнала, что Марат к отцу приходил, сватался… И отец согласился.

— А тебя спросить?

— Спросил…

— И ты согласилась?

— Нет, конечно! — Ляля невесело усмехнулась, — тогда отец сказал, что если я откажусь, то он… Перестанет со мной разговаривать и отречется. В тот момент это мне показалось ужасным… К тому же, мне еще восемнадцати не было… И я подумала, что окажусь на улице, одна… Я плакала, переживала, хотела отца умолять, даже хотела рассказать про Марата, но он так разозлился, что вообще меня видеть не хотел. И говорить. Я так думаю, Марат ему много за меня пообещал…

— Слушай, ну это же пи… то есть, неправильно, — высказался Бродяга, вовремя заменив мат приличным словом, — на дворе двадцать первый век, у нас не крепостное право, и не средневековье…

— Смотря где… — горько рассмеялась Ляля, — у нас не принято перечить родителям. У меня была знакомая девочка, мы учились тоже вместе… Она вышла замуж за парня из Климовки. Не хотела, но родители настояли. Она с этим парнем погуляла один раз только, вообще ничего не было. А родителям понравился он, потому что в полиции служит, они с его родителями встретились и все решили… Знаете, более несчастных жениха и невесты я не видела…

— Да бред!

— Нет, — помотала головой Ляля, — не бред, реальность… Моя подруга, Аделька, не верила до последнего, удивлялась… А потом… Потом предложила уехать. Она тоже планировала, но одной страшно, а вместе как-то проще…

— Вы сегодня должны были рвануть?

— Да… Она билеты купила… И я документы ей все отдала свои, чтоб, если что, налегке бежать…

Глава 6

Я смотрела в яркие синие, неожиданно живые и молодые глаза Бродяги и думала о том, что в самом деле, со стороны мой рассказ звучал бредово.

И неудивительно, что Аделька фыркала, когда я делилась с ней.

Потому что, с точки зрения любого нормального человека, то, что я рассказывала, было полной ерундой.

Что значит, не могла отказать отцу?

Что значит, сама согласилась выйти замуж на нелюбимого? Мало нелюбимого, а того, кто отвращение вызывает! Да как такое может быть вообще? Какие бы ни были отношения с родителями, но это уже чересчур! Слишком!

И я все это понимала. И, наверно, нет, наверняка, даже разделяла… Вот только…

Только я всегда была трусиха редкостная, нерешительная и тихая девочка, не умеющая и слова грубого сказать… И просто не представляла, как это: отец откажется… Как это: из дома выгонит? А что же я делать буду? Я же не проживу… Умру…

Я до того себя довела, что иногда реально появлялись мысли закончить все именно так. Что так будет легче, потому что жить с Маратом я не смогла бы. Да и, судя по его замашкам, не долго бы и прожила…