Страница 22 из 26
“ПОЭТИКА МОЯ ПРОСТА”
Виктор Боков
* * *
Из ваших уст
летит строка Есенина.
Она, как юность, милая, далекая.
Я одобряю это увлечение,
Но почему не выучите Бокова?
Он натурален, искренен, певуч,
Ругаться могут
его строки смелые.
Он ливень летом
выпустит из туч,
Согреет душу, руки охладелые.
Послушайте! Я вам стихи прочту.
- Вы сами не поэт, случайно?
В поэзии люблю я простоту
И неразгаданную тайну.
Я утаил фамилию свою.
Стихи живут, поэты умирают.
Те люди, что меня везде поют,
Что это Боков -
даже и не знают!
30 июля 97 г.
утром, на даче
* * *
А мать моя была поэтом,
Не видел я ее с пером.
Она не думала об этом,
Она блюла хозяйство, дом.
Корову, лошадь, кур с гусями,
Корма им сыпала ведром.
Не барыней садилась в сани,
Въезжала в рощу с топором.
Валила белые березы,
Колола жаркие дрова.
Ходила в сильные морозы,
Копила добрые слова.
Она свое живое слово
Дарила, как кольцо с руки.
Ей с улицы кричали: - Соня!
Твои коровы у реки…
Жила и очагом, и кровом.
Понадобится - шла в метель.
Ее частенько добрым словом
Все поминают и теперь!
25 авг. 97 г.
днем, на даче
* * *
Я не вписываюсь в строй,
Где господствует нажива.
Звал я жизнь родной сестрой,
И душа была счастлива.
А теперь везде разор,
Беспорядок, беззаконье,
Разве это не позор -
Держат власть в руках драконы!
Банки, как грибы в лесу,
Сам банкир, как жук в навозе.
Вряд ли я перенесу
Время это в крупных дозах?!
Безнаказанно теперь
Землю частники кромсают,
Губят женщин и детей,
В нищенство людей бросают.
Провались ты, этот ад,
Сгинь, приспешний вице-рыжий.
Что же ты, пролетарьят,
Бросил праведный булыжник?!
27 авг. 97 г.
в девять вечера, на даче
МОЯ ПОЭТИКА
Поэтика моя проста,
И потому не умирает.
Стою я около куста,
И шмель мне рифмы собирает.
Я не пугаю жизнь тоской,
Зазря не шевелю страницами.
Давно живу я под Москвой
Со снегирями и синицами.
- Чирик! Чирик! -
мне воробей
Дает стихи четырехстопные.
Под воркованье голубей
Я изучаю Аристотеля!
Пастух мой хлопает кнутом,
Спускается к реке по насыпи.
Слова бегут ко мне гуртом
И строятся в мои анапесты.
Под тонкой ивой родничок,
Там пьют телята белолобые.
И я ловлю его звучок,
Как метрику моей мелодии!
16 авг. 97 г.
утром, на даче
* * *
Кругом родня, а все чужие.
А все, как мамонты из тьмы.
Не узнаю свой род, Россия,
Переродились, что ли, мы?!
- Пошли грибы! Какая радость!
Сказал об этом - все молчок.
- А где они? Нельзя ли адрес?
Спросил приезжий старичок.
- Пошли грибы! - я повторяюсь.
Мне говорят:
- Отстань ты, псих!
А я все больше укоряю
За безразличие своих.
Они молчат. Событье лета
Находят все теперь в другом.
Волнует всех одна примета,
Что много жуликов кругом!
- Пошли грибы! -
Да черт бы с ними,
Гриб - он в желудке не жилец!
Когда же наконец мы снимем
И лень, и сон с живых сердец?!
14 апреля 97 г.
утром, на даче
* * *
Россия! - говорят поэты.
Россия - говорят политики.
Все выраженья перепеты,
А ты свое словечко выкати!
Простое, как роса на травах,
Как руки женские с мостка,
Как скрип весла на переправах,
Как звон точильного бруска.
Бери словечко из-под сердца,
Пускай дымится горячо.
Россия! Мне с тобою спеться,
Спаяться, сблизиться - ничто!
Как ярко вспыхнул мак на грядке,
Озарено твое лицо.
Россия! Друг мой, все в порядке,
Я для тебя нашел словцо!
2 июля 97 г.
утром, на даче
* * *
Песни окопные не допотопные,
В них еще не высохла кровь.
Армия все еще помнится, вот она,
С приказанием: -
Встаньте в строй!
Лейтенант
невозможно молоденький,
Чуть поскрипывает ремень.
Мы, солдаты,
идем, как колодники,
Нас подсчитывают каждый день.
- Боков! - Тут я!
Пока целехонек,
Не окочурился от немчуры.
- Это что там еще за оханье?!
Не скулите, тут нет конуры.
- Запевай! Ну а как же иначе.
Песня мне подымает кадык.
- Мне сегодня
блондинка снилася,
Вот насколько я к ней привык.
Дружный хохот, душе облегчение.
Все ты выдумал,
младший сержант.
Он рассказывает с увлечением,
Даже хвастает: - Я талант!
А на фронте дела неважные,
Не смыкают очей военпреды.
Верьте нам, тыловые граждане!
Мы вернемся домой с Победой!
11 июля 97 г.
вечером, на даче
ФЕДОР ВЛАСОВИЧ
Люблю, когда беседа ладится,
Не угнетает куча дел.
Я не нашел сегодня адреса
Того, с кем в лагере сидел.
А кто он был? Да Федор Власович,
Из-под Калуги агроном.
Он помнил все стихи Некрасова,
Как хлеб держал их за столом.
Служил мой Федор
в царской армии,
Царь Феде саблю подарил.
Глаза его сияли карие,
Когда о прошлом говорил.
Он вспоминал свое венчание,
Свою невесту, свой венец.
Рассказ звучал, как величание,
Как ратный подвиг двух сердец.
Он скромен был,
не хвастал мудростью,
Не жаловался никому.
Любил побриться
ранним утречком,
И был опрятным потому.
Беседы наши продолжалися,
Нам нужные слова нашлись.
Мы с Федором за них держалися,
Своей беседой мы спаслись!
5 сент. 97 г.
днем, на даче
* * *
Не считай мои раненья,
У меня их через край.
Посчитай стихотворенья,
Песни, что я написал.
Я творя, как свечка таял,
Сердцем, разумом, душой.
Что я сделал, вам оставил.
Жил надеждою большой.
Братья! Люди! Помяните
Словом добрым вы меня.
Имя Виктор повторите
В голубом сиянье дня.
17 сент. 97 г.
вечером, на даче
Я БОЛЬШЕ НЕ ИГРАЮ ( фрагмент романа )
Юрий Хомутов
Этот отрывок из романа Юрия Хомутова - его первая публикация в московской печати. Живет он на Украине, в Донбассе, прозу пишет по-русски. У его романа - достаточно, как сказали бы строгие критики, претенциозное название: “Я соткан по Фрейду”… Действительно, эта фраза мало подходит к нынешней “незамысловатости” жизни, но ведь и роман свой Юрий Хомутов писал несколько лет: от той поры, когда простое нередко казалось сложным, - и до наших дней, когда представлявшееся сложным часто оказывается таким простым… Просто, и обыденно меняются взгляды, убеждения, чувства, люди и времена. Непросто только одно - понять: почему это происходит? Над этим и размышляют автор и его герой.
БАНКЕТ ПО СЛУЧАЮ юбилея Астрова в ресторане “Глория” был в самом разгаре. Алкоголь не придал мне той веселости, на которую я расcчитывал, и я все блуждал по залу в состоянии неизвестного ожидания. Несколько гостей тоже болтались без дела. Приглашенных было человек под шестьдесят, больше половины из них я не знал и знать не хотел. Иногда мы смотрели друг на друга, как сквозь стеклянную дверь, и сразу удалялись в разные стороны.
Пока еще все были чинны и благопристойны, но кое-где уже раздавался смех, а к юбиляру выстроилась длинная очередь женщин и мужчин с цветами. Т. Р. С. был сегодня в синем костюме, он источал любвеобилие к окружающим, улыбался рано поблекшей жене юбиляра, которая рядом с ним была по-настоящему весела. Она вела себя так, словно ее мужу вручили Нобелевскую премию, а от денежного вознаграждения половина полагалась ей - за ее вдохновение и ушедшую молодость.