Триктрак

«Не забудь – он спит с Ларкой», – напомнила себе Ася, словно это могло помочь – и не помогло, – беспринципное нутро противно замирало и ёкало.

– А Ларисы здесь нет, – сказала она, отворачиваясь от синего взора.

– Я, собственно, не к Ларисе.

– А зачем? – поинтересовалась она.

Оставалось только кокетливо улыбнуться.

– Навестить больную, – заявил он.

– Неужели?

Это краска смущения ударила в лицо или снова поднялась температура?

– Пробегал мимо, подумал…

– … что оставил здесь свой магнитофон… – продолжила Ася. – Вот он, в целости и сохранности. Спасибо.

– Как это ты всегда всё знаешь?

– Я не всегда всё знаю, я ничего не знаю, потому что ты меня совсем не знаешь, – Ася выдала абракадабру, проклиная себя за косноязычие и глупость.

– Стоит узнать получше? – спросил он.

– Не стоит… – отрезала она, замирая от собственной смелости.

– Как хочешь, – ответил он и замолчал, оглядываясь.

«Вспоминает, как тут с Лариской…», – злобно подумала Ася.

– Но ты права, я за магом, – продолжил он как ни в чём не бывало. – Тебе, смотрю, получше?

– Спасибо, да.

– Что да?

– Да. Получше,

– А я было подумал ты насчет «у-узнать», – протянул Лёня, усмехнувшись.

Асе хотелось, чтобы он поскорее ушёл, слишком сильно было её смятение. Она подошла к столу, выдернула вилку магнитофона из розетки и взялась за массивную пластмассовую ручку.

– Э-э… давай я, – Лёня шагнул, чтобы помочь, она рванулась в сторону, но, конечно, не в ту, и столкнулась с ним, ударившись плечом. Он подхватил её за талию, словно только и ждал подобного момента, и прижал к себе.

«Я без лифчика и в ночной рубашке…», – в ужасе подумала Ася, но замерла от ощущений, обрушившихся на неё, словно струи водопада. Серая в рубчик влажная ткань его пальто, в которую она уткнулась носом, пахла дождём, уже знакомым одеколоном и еще чем-то, мужским. «Нос распухший, и губа треснула!» – вспомнила она и рванулась.

– Отпусти…

– А если нет? – прошептал он ей в ухо, обжигая щеку горячим дыханием.

– Сейчас Лёля придет… – пробормотала она. – И я заразная… наверно.

– Ну и что?

– А тебе всё равно? Всё равно кто? Ты же здесь с Ларисой был!

Ася вырвалась из его рук, запахнула плотнее халат.

– Это несерьёзно… – произнес он, ничуть не смутившись.

– Меня это не касается! – зачем-то заключила Ася, сама не зная, что же её не касалось – его неразборчивость или объятия.

Лёля, вошедшая в комнату в сей исторический момент, появилась как нельзя вовремя, помешав Асе наговорить глупостей, о которых придётся пожалеть. Впрочем, кое-что она всё-таки успела сказать.

Что это было? Насмешка? Невольный порыв? Случайность? Череда вопросов подобного рода не давали покоя Асе, сцена столкновения у магнитофона прочно застряла в голове и в теле, словно на грязновато-бежевой стене комнаты рядом с фотографией Боярского, вырезанной из журнала, постоянно крутили один и тот же кинокадр – она в объятиях Акулова.

На следующий день в комнате собралась компания девчонок поболтать и посмотреть очередную серию «Трёх мушкетеров». Притащили банку огурцов домашней засолки и буханку бородинского хлеба. Ели огурцы с хлебом, обсуждали сладкоголосого Д’Артаньяна, и его роли в питерском театре; Констанцию Бонасье и самую красивую актерскую пару Союза; отъезд однокурсника в Израиль; слухи о том, что завтра в Пассаже выбросят финские сапоги, и просто хохотали без причины так, как можно хохотать в двадцать с небольшим, когда жизненные силы рвут тонкую кожу внешних неурядиц.

– Лёлька, мне нужны сапоги! – заявила Ася, после того как девчонки разошлись по своим комнатам.

– Думаешь? Хочешь рискнуть?

– Какое там! – Ася тут же сыграла отбой своему порыву. – Надо рублей сто двадцать, если не больше! И даже если найду, все равно не повезёт, они передо мной закончатся.

Сапоги, тем не менее, вписывались в упомянутый выше кинокадр, став в нём необходимой деталью. Они нужны были не только ради практической цели, взамен старых со сломанным замком, но и чтобы появиться перед Лёней, и он увидел, что она – не робкая, больная и несчастная, бросающаяся на шею любому, а гордая красавица в новых финских сапожках.

Лёля, послушав Асины стенания, сжалилась и предложила в долг пятьдесят рублей, которые ей прислал отец-алиментщик. Воспев щедрую подругу, Ася отправилась собирать деньги, слабо представляя, как будет отдавать долги, но мысль о новых сапогах стала всепоглощающей. Существовало несколько уже изведанных способов улучшить материальное положение: отпахать несколько ночных смен на хлебокомбинате, устроиться на почту разносить утреннюю корреспонденцию, сняться в массовке на Ленфильме или, в крайнем случае, выпросить у тетушки. На комбинате платили по пять рублей за смену, иногда удавалось стащить буханку хлеба или пакет пряников, на почте за месяц – сорок рублей, а тариф массовки составлял трешку за день.

Ей удалось разжиться двадцатью рублями у однокурсниц, но остальные попытки оказались тщетными – середина месяца, весна, какие деньги? Богатая Борисова открывать кубышку не стала, и Ася вернулась в комнату, решив отказаться от затеи с сапогами. Помощь пришла с неожиданной стороны – под вечер забежали Володины, Валентина с Юрой, и принесли вафельный торт – мечту эстета-сладкоежки – огромный, украшенный по периметру шоколадными розами, с шоколадным Медным всадником в центре.

– Зашли прийти в себя после визита к Юриным родителям, – шепнула Валя ахающим над кулинарным шедевром девчонкам. – А это чудо купили в «Тортах», мы же давно мечтали такой фирменный попробовать!

– Разорились! – подтвердил Юра.

Лёля помчалась разогревать чайник, а Ася собрала на стол разнокалиберные чашки и кружки, достала из тумбочки заветный пакет индийского чая со слоном.

– И как тебе эта вещь? Сильно написано, смело и правдиво… – сказал Юра, когда все устроились за столом, и Ася отдала ему прочитанную книгу.

– Не могу поверить, что талантливых образованных людей вот так держали в заключении и заставляли работать на государство, – ответила она.

– Автор ведь сам был в такой шарашке, это идеальная иллюстрация, какой ценой оплачены достижения сталинской эпохи.

– Иллюстрация, конечно, но это очень нелегко переварить, – вставила Лёля, успевшая прочитать книгу, как обычно, по диагонали.

Со сталинских шарашек и самиздата разговор плавно перетек на джинсы, которые принес Юра – приятель просил продать, – и слово за слово перешел на финские сапоги и недостаток финансов.

– Можем занять, если очень надо, – сказал Юра.

– Но ненадолго, – засуетилась Валентина, – мне же рожать вот-вот.

– Ничего, справимся. Сколько тебе, Ася?

– Рублей пятьдесят.

Валентина ойкнула, то ли из-за величины суммы, то ли прислушиваясь к движениям наследника. Юра достал из кармана деньги.

– Предки выделили на покупки, так что бери, сохраннее будет. Вот тебе полтинник.

– Но я смогу отдать только в следующем месяце, – пробормотала Ася. – Или завтра, если ничего не выйдет.

– Ничего, в следующем, так в следующем.

По правде говоря, девчонки втайне завидовали подруге и негодовали – уж слишком большим диссонансом звучала эта пара: общительный энергичный Юра и томная, себе на уме, Валентина, но он запал на неё еще на втором курсе, долго обхаживал и все-таки уломал – мужская душа потёмки.

Шоколадные розы пошли на ура, но ни у кого не поднималась рука резать Медного всадника. В конце концов за дело взялся мужчина, и лезвие ножа уже подбиралось к вздыбленному над глазурной бездной коню, как рука его дрогнула – Валентина громко ойкнула, испуганно округлив глаза.

– Юра, девочки… я, наверное, рожаю…

– Что, Валёк, что? – нож полетел на стол, а муж кинулся к жене.

– Всё! Ой! Мамочки!

Больше ничего членораздельного, кроме ахов и охов, услышать от неё не удалось. Лёля рванула на вахту вызывать скорую, Юра запрыгал вокруг жены, исполняя панический ритуальный танец. Ася держала охающую Валю за руки, пытаясь успокоить. Когда приехала скорая, Валентина идти уже не могла, уверяя, что у неё отошли воды, и субтильный Юра потащил жену вниз на руках. В общаге начался переполох, скорую провожали дружной толпой, стоя на крыльце и желая удачи! Подвыпивший Саша Веселов даже побежал вслед за машиной, пытаясь ухватиться за бампер.