Тысяча шагов в ночи

Затем последовал удар о воду, и река Озоцо с плеском засосала кричащую Миуко в свои бурлящие глубины.

4

Мрачный жрец

Стояло уже утро, когда Миуко очнулась на берегу реки, обнаружив, что потеряла башмак. Пока вода ласкала пальцы ног, словно нетерпеливый пес, она отошла от берега и жалобно простонала. Она никогда не была тем, кого обычно называли «жаворонком», и даже тот факт, что уже наступил день после встречи не с одним, а с двумя духами, не улучшил ситуацию.

Впрочем, Миуко взбодрило воспоминание о доро ягра [9], восседающем на коне и направляющемся в Нихаой. Вскарабкавшись по склону берега, Миуко надеялась, что запущенных врат духов будет вполне достаточно, чтобы помешать демону войти в деревню, хотя и сомневалась в этом. Она не знала точно, какого именно демона повстречала, но учитывая, что он смог овладеть кем-то с таким количеством духовной защиты, какая, несомненно, имелась у доро, девушка не сомневалась, что демон был куда могущественнее, чем какая-то увядающая защитная магия. Оставалось только гадать, какую бойню он мог учинить в ее родном городе ночью.

Взобравшись по склону, Миуко очутилась всего в четверти мили от границы деревни. Быстро поклонившись и вознеся благодарственную молитву духам реки за то, что они принесли ее так близко к дому, она заковыляла по мягкой траве в сторону Нихаоя.

Не успела она отойти далеко, как заметила мрачного жреца, который пружинистым шагом спешил к ней. Его одеяние причудливо развевалось на худощавой фигуре, а нитка с деревянными четками подрагивала на шее. Миуко не могла удержаться от усмешки.

Только один из жрецов был таким высоким и имел настолько смешную походку, и именно он оказался вторым в списке Миуко среди наименее предпочтительных жрецов. Низкорослый мужчина по имени Лайдо страдал галитозом – изо рта у него вечно воняло гнилью и всякими душистыми травами, которыми он пытался скрыть запах, но вовсе не дыхание стало причиной неприязни Миуко.

– Миуко! – выкрикнул он.

Она быстро поклонилась, чтобы скрыть выражение своего лица. Ее охватило чувство вины; она знала, что должна радоваться тому, что кто-то выжил после встречи с доро ягра, поскольку это означало, что отец Миуко тоже мог спастись.

Но почему это обязательно должен был быть Лайдо?

– Лайдо-джай[10], – сказала Миуко. – Что случилось? Мой отец?..

– Так ты жива! – провозгласил он глубоким голосом. Его зловонное дыхание обдало ее, и Миуко снова поклонилась, скрывая на этот раз свой сморщенный нос. – Твой отец был вне себя от тревоги. Где ты была?

Выходит, ее отец находился в безопасности. Ужасающий узел беспокойства, затягивающийся было внутри, начал распускаться, и Миуко испытала облегчение.

– Я… – начала она.

– Он умолял нас найти тебя, знаешь ли. Мы всю ночь обыскивали Старую Дорогу.

У жреца имелась раздражающая манера говорить, он был излишне назидательным и чересчур настойчивым, как будто Миуко являлась одновременно и младенцем, и искусительницей: слишком простодушной, чтобы осознать даже элементарные понятия, и коварной, чтобы позволить ей заговорить.

– А что насчет…

– Он, конечно, пошел бы и сам, если бы не его нога… – Лайдо схватил Миуко за руку, хоть она не нуждалась в помощи и даже не просила о ней.

– Ты не поверишь, кто прибыл в трактир прошлой ночью. Это был…

– …доро! Я знаю. Он…

– …значит, ты понимаешь, как важен этот визит, и все же не удосужилась явиться на помощь своему бедному отцу? Когда доро уезжал этим утром, он…

– Лайдо-джай! – Миуко снова включилась в разговор, на этот раз во весь голос. – Доро одержим демоном!

Остановившись (и, следует отметить, рывком остановив и ее тоже), Лайдо исподлобья посмотрел на Миуко, склонив подбородок ближе к шее, как он обычно делал, когда был взволнован, что придавало ему вид недовольной черепахи.

– Что за чепуха! Ты, должно быть, ударилась головой.

Миуко вырвалась из хватки жреца, когда тот протянул руку, намереваясь пощупать ее лоб.

Увидев ее непокорность, Лайдо вздохнул.

– Миу-миу, – произнес он, снова притягивая ее к себе. – Если ты не будешь осторожна, закончишь как твоя мать.

Прозвище «миу-миу»[11] дала ей мать. Ее мать, которая покинула Нихаой с таким же драматическим пылом, с каким когда-то въезжала в этот город. Которая всегда мечтала о дальних краях, фантастических историях и приключениях среди насу. Первое время она очаровывала местных жителей, которые заходили в трактир и восторженно слушали, пока она угощала их сказками, превосходившими скудное воображение деревенских. Но чем дольше она оставалась среди них, тем больше распространялось слухов: она была чересчур свободолюбива, вела себя не так, как подобает настоящей женщине, но мать Миуко не принадлежала к их числу, она была тскегайра, к несчастью Рохиро, и вскоре то, что прежде притягивало к ней всеобщее внимание, стало тем, за что ее высмеивали больше всего.

– Но…

– Наяна была прошлой ночью, не так ли? – спросил Лайдо. Затем, не дожидаясь ответа, продолжил: – Никогда нельзя быть уверенным в том, какие козни строят туманы простодушным людям. Не волнуйся, миу-миу. Ванна, свежая одежда и хороший сон приведут тебя в порядок…

К тому моменту они уже добрались до храма на окраине деревни, где сады были усыпаны опавшими листьями, а черепица цвета индиго с годами потрескалась и осыпалась. Когда Миуко и Лайдо проскользнули через бамбуковые ворота на заднем дворе, она не могла не признать, что описанная им роскошь звучала божественно: теплая вода, чтобы успокоить ее продрогшие кости, чистые пеньковые халаты взамен грязного, – однако она также не могла отрицать своего желания ударить Лайдо ладонью по лицу.

Лайдо, словно опасаясь того, что Миуко продолжит рассказывать о доро ягра, затараторил о том, как жители деревни надеялись, что визит Омайзи Рухая вынудит его отремонтировать Старую Дорогу и восстановить разваливающуюся экономику деревни. Миуко ковыляла рядом с ним, тихо ступая по мху, устилавшему камни на тропинке, и чем ближе она подходила к деревне, тем сильнее уставала.

Раненая лодыжка Миуко ныла. Мысли затуманило изнеможение. По правде говоря, ей хотелось только убедить себя в том, что ее отец действительно сбежал от доро ягра, даже не подозревая об этом. Она настолько увлеклась своими мыслями, что, видимо, даже не заметила, куда идет, потому что следующее, что Миуко помнила, – она скользит по влажной листве, а земля уходит из-под ног.

Вскрикнув, она ухватилась за ближайшую опору, которой, к сожалению, оказался Лайдо. Он схватил Миуко за руку, удерживая ее в вертикальном положении.

– Ну вот тебе раз, миу-миу! – вскричал он. – Я держу тебя. Скоро тебя возвратят отцу, и…

Взгляд Лайдо переместился на тропинку, проложенную через храмовые сады, и задержался там. Зная, что ничто, кроме божественного вмешательства, не могло заставить его замолчать, Миуко с удивлением обернулась.

Позади них через равные промежутки виднелись засохшие, почерневшие пятна среди мха. Они тянулись через задние врата храма и пересекали росистую траву за границей деревни, напоминая узкую тропку, выложенную небольшими черными камушками, каждый из которых располагался именно в том месте, где босая нога Миуко соприкасалась с землей.

Схватив ее за ногу, Лайдо наклонился, чтобы осмотреть ступню. Миуко чуть было снова не вскрикнула, поскольку ее израненная лодыжка по-прежнему ныла, но сдержалась, увидев на своей бледной обнаженной плоти единственное пятно ярко-синего цвета. На мгновение Миуко показалось, что она наступила в священные чернила жрецов, и по привычке принялась извиняться за свою неуклюжесть, но Лайдо остановил ее.

9

Дословно «демонический принц».

10

Джай – почетное обращение, прилагаемое к именам и существительным для обозначения вежливости. Там, где англоговорящие люди используют обращение «мистер», «мисс» или «микс», например, то жители Авары используют «джай».

11

Дословно «странник-бродяга», прозвище, схожее с «мечтателем» или «витающим в облаках».