Страница 25 из 39
– Ну да, ну да, – откликается она. Я просто не могу понять, откуда столько злобы на ее лице. А может, и могу. – Тебя не интересует, сумасшедшую маленькую ведьму не интересует, вы невинные пушистые зайки…
Мне не нравится, что она упомянула Орфо. Не нравится слово «ведьма», в Гирии, как и почти во всем мире, это ругательство. Но я спокойно принимал штормовые перемены в Лине, месяцами. Я уже точно не сорвусь из-за таких глупых детских попыток меня разозлить.
– Давайте напрямую. – Я прокашливаюсь. Хочется держать их в поле зрения, но это невозможно; они специально встали так, чтобы заставить меня вертеться словно собаку, ловящую хвост. Этого делать я не стану. – Просто объясните, какие у вас со мной проблемы? Серьезно, мне нет особого дела до того, сколько времени Лин проводит с вами.
– Ему до тебя явно есть, – снова начинает свое Кирия и кривится. – И до малявки…
Еще одно омерзительное слово в адрес Орфо. Я не пускаю его в свой разум точно так же, как не пускаю, вот уже несколько минут, простое осознание: Лин в этой компании не следит за языком. Он рассказал что-то про… ошейник. Что-то про то, от чего я до сих пор просыпаюсь по ночам. Что-то, что я ему даже не доверил лично, хотя он допытывался, – нет, это он, скорее всего, узнал от отца, которому мне пришлось признаться, еще когда мы познакомились. Впрочем, нет, это я обсужу с ним потом. Когда…
– Мне кажется, – Кирия снова подходит ко мне, – Лину нужно Братство. Славные воины, а не рабы-физальцы. И не маленькие дурочки, которые еще и могут его убить.
Эти слова нравятся мне еще меньше, чем предыдущие. Я подбираюсь, чувствую, как учащается пульс. В висках стучит. Мир вокруг на пугающую секунду окрашивается багровым оттенком, будто мои глаза застит пелена. Холодок по спине – нервный озноб – все настойчивее, словно по хребту кто-то водит пальцами, готовясь его выдрать. А руку жжет: пробуждается перчатка. Железо. Та его суть, которая и отличает металл Святой Горы. Боги не коснулись его и не вдохнули жизнь, люди забрали сами, без разрешения, откупившись парой жертвенных ланей, и поэтому…
– Ему решать, нет? – уточняю как можно ровнее, но голос предательски охрип. Они без оружия, напоминаю я себе. Без оружия, а значит…
В голову что-то врезается, виски гудят. Камень. Падает у ног, на нем красное пятно. Это Гофу. Который, как и Гефу, держал руки в карманах и молчал. Теперь он пялится в упор.
– Откуда мы знаем, – вкрадчиво спрашивает Аколлус. Его голос, кажется, все ближе, а судя по тихому скрежету, меч за спиной все же есть, – что вы еще не околдовали его? Не околдовали так, как Иникихара околдовала…
– Почему еще он за вас держится? – Оборвав его, Кирия тоже идет ко мне. А у близнецов есть еще камни в карманах. – Почему, ты, грязный физальский…
Мир опять пропадает в красной пелене, полной звонкого смеха и шелеста волн. Я знаю, что не должен этого делать; я почти уверен, что все их предыдущие слова – не угрозы, а издевки. Я до последней секунды твержу себе, что справлюсь, точно справлюсь, как справлялся всегда. Справлялся, когда меня опаивали. Когда пережимали локтем шею, вдавливали в продушенные насквозь подушки, прогибали в спине. Когда терзали горячей болью, от которой я захлебывался в хриплом крике. Когда мне хотелось крови, но у меня не было даже слез – так я был опустошен.
Я верю, что лишь немного припугну их, показав наконец границы, которые нельзя нарушать. Здесь, среди этих серых, спокойных, укромных скал, вдали от взглядов Орфо, Лина и Плиниуса, я чувствую себя вправе – и в силах – это сделать. Ничего плохого. Нет. Просто поговорить на том языке, который эти люди понимают. Силой Святого железа, которую всегда контролировал не хуже своего наставника и прочих знакомых солдат.
«Да. Именно так, давай», – шепчет что-то внутри, и озноб наконец уходит. Наоборот, все тело горит, точно в нем закипела кровь.
Когда Аколлус бросается на меня, я замахиваюсь когтями и бью.
Часть 2. Правила принцесс
– Смотри, она бежит, и за руку его
Готова увести, хоть плен его был долог. Какая храбрая…
– Не знаешь ты ее.
Отродье глупое, жалка и сумасбродна.
Я думаю о ней, и чрево мое горит, ох, вырвать бы ей сердце
И свиньям, свиньям бросить. Я…
– Замри. Ты слышишь? Тьма поет, и Рой кружит опять.
Им дела нет до нас, пора, летим, быстрее.
– Постой. Нас двое, двое лишь, а он…
– Нет, не жалей, оставь его, решил он.
Не оборачивайся, с ними пусть кружит
И плачет.
– Сердце…
– Нет, вперед смотри, вперед, и лучше мне скажи, кого ты мне отдашь? С кем хочешь ты сквитаться еще?
– С рабом. С рабом, чей так сверкает меч.
Отдам тебе раба, и воссияет
Так скоро наша месть.
1. Правь или умри. Орфо
– Вкусно? – подкалывает меня Скорфус.
Я нервничаю так, что грызу ноготь уже вторую минуту кряду. Никогда не замечала за собой такой мерзкой привычки. Пушистый черный хвост лупит меня по запястью, и довольно сильно. Я, опустив руку, сжимаю край туники.
– Может, лучше позавтракаем? – Впрочем, звучит натянуто. Я мотаю головой. – Ну ладно. Значит, будем завтракать вместе с ним.
Если он не попробует сразу нас убить. Но я просто пропускаю слова мимо ушей.
В окно нежно задувает прохладный бриз: играет занавесками, морскими виолами на подоконнике, шерстью Скорфуса, моей туникой. И волосами Эвера, который лежит перед нами в постели. По моим расчетам, зелье перестанет действовать совсем скоро. Он вот-вот очнется.
Я сижу в кресле в изголовье, Скорфус облюбовал прикроватную тумбу. Оба мы пялимся примерно в одну точку – на сомкнутые ресницы Эвера, и как бы Скорфус ни острил, он нервничает не меньше моего. Его длинный гибкий хвост только в такие минуты ведет себя словно что-то отдельное от хозяина.
– Вообще-то ты могла предупредить меня, – наконец, не выдержав, цедит сквозь зубы Скорфус. Он не то чтобы зол, но кое-что действительно пошло не так. – Ну, что отмазывать нам придется не только тебя, но и его. – Когтями он сердито скребет по дереву. – Четыре трупа, человечица! Этот красавец располосовал четверых человек! Ты же говорила, он славный и…
– Он… славный, – сглотнув, отвечаю я. Просто не готова сейчас это обсуждать, горло сразу сжимается, много воспоминаний лезет в голову. И вдобавок, если честно, мне стыдно. – Скорфус, ну прости. Я боялась остаться одна со всем этим. Все-таки ты…
– Дай угадаю. – Он с насмешкой обращает на меня ядовито-желтый глаз и повышает голос до писка, явно меня пародируя: – «Скорфус, я боялась, что ты окажешься таким же повернутым на правилах душнилой, как боги Святой Горы, и не будешь помогать мне вытаскивать из долбаного Подземья долбаного маньяка!» Да?
– Примерно, – кисло соглашаюсь я. – Только без слов, которые я не знаю. Вроде «душнила», «долбаный» и «маньяк».
– Ты такая тупая, Орфо. – Его меховые бока раздуваются от возмущения, а вот голос, наоборот, становится теплее. Я только шмыгаю носом: что спорить? – Я помогаю тебе. Ты убийца. Что, думаешь, меня убудет от еще одного такого экземпляра?
– Я твоя… – и снова приходится прикусить язык. Я чуть не использовала слово «хозяйка», за которое он, как и любой фамильяр, вправе дать мне лапой в глаз, – подруга. А с ним ты никогда не общался. Поэтому да, я не хотела, чтобы ты заранее знал о его поступке. Тем более здесь что-то может быть не так.
Эвер слегка шевелит рукой, лежащей поверх одеяла. Я замираю, жадно на нее уставившись, а мое сердце начинает судорожно искать какое-нибудь убежище среди других внутренностей. Это та кисть, которая была закована в перчатку, отек пока не до конца спал. Светлые ресницы вздрагивают, поймав немного солнца, но Эвер не просыпается. Я со вздохом опускаю глаза. Убийца. Если подумать, меня впервые назвал так кто-то, кроме Лина. Вслух. И за дело.