Черная радуга

Но те и не думали слушаться. Опустились сумерки. В тот момент, когда казалось, что преследователи не появятся совсем, это свершилось. На горизонте выросла темная фигура долговязого человека. Безымян затаил дыхание. Певец спустился в низину и осмотрелся. Не обнаружив путников, он махнул рукой, призывая своего товарища. Показался второй.

— Вот они! — Попытался закричать Арпашка, но Степан зажал ему рот.

— Вижу, сынок, вижу. — Прошептал стрелок. — Крепко за нас держатся. Упрямые.

— Нужно уходить. — Одними губами произнес Безымян, не в силах оторвать взгляд от остановившихся старцев. — Сдается мне, один из них и есть оборотень, а второй — лучник. Теперь все сходится. Не удивительно, что они нашли нас. Сам в деревне все и рассказал: куда иду, когда, зачем.

Безымян ударил себя по лбу.

— Дурак. С того момента все беды и начались. Слуги Ящера за мной с первого дня по пятам, ни на секунду не оставили.

— Не бойся. Сейчас самое время от них оторваться. Если раньше нас находили, то здесь точно потеряют. Это я тебе обещаю. — Бросил Степан и поманил спутников за собой.

— Не заблудимся? — Спросил Арпашка.

— Только срежем. Я здесь уже не раз хаживал. По дороге нам никак нельзя. Певцы перекинутся, нас в два счета настигнут.

— Тогда поспешим, — прошептал полянин и отвернулся от вероломных старцев.

Друзья устремились в чащу.

— Главное — не потеряться. — Наставлял на бегу Степан. — Заблудишься, тогда не пеняй на лешего. Можно всю зиму по бурелому бродить и очутиться под Муромом, так как из этого леса во все другие русские леса есть выход.

В спешке смысл сказанного все равно не откладывался. За этими наставлениями время летело быстрее. Безымян ловил взглядом спину стрелка. Очутиться в одиночестве ему хотелось меньше всего. Мытари добежали до отлогого берега лесной речушки. Выскочив из-за елей, Степан наткнулся на запруженное русло и остановился, как вкопанный.

— Кто ж речку загадил? — Спросил он, разглядывая гнилые бревна, торчавшие из воды, словно морды диковинных тварей.

Безымян склонился над объеденным скелетом коня. Наездник лежал чуть поодаль. Вернее, лежало то, что от него осталось.

— Задрали парня. — Поднимая заржавевшую перчатку, промолвил полянин.

— Не нравиться мне все это. Нечисть проточную воду на дух не переносит. Кто-то умышленно закрыл речку, чтобы освободить подходы к городу. В последнее время меня уже ничто не удивляет. Можно подумать, что нормальных людей не осталось. Только оборотни, нежить и умруны. — Сокрушенно сказал стрелок.

Безымян поднялся и мрачно произнес:

— Скоро совсем стемнеет, пора идти.

— Куда? В Выборг засветло не попадем. Обратно тоже нельзя — нарвемся на старцев.

Степан расхаживал взад — вперед, комкая в кулаке сорванную с головы шапку.

— Ладно, попробуем перебраться. — Решил он и подошел к воде, ощупывая рукой дно.

— Я в эту гниль не полезу. — Воспротивился Арпашка.

— Куда ты денешься. — Решив, что можно идти, огрызнулся Степан и, повернувшись к товарищам, обомлел. Рядом с ветлой, глядя на людей из-под съехавшей на лоб лисьей шапки, стоял степняк. Маленькие кривые ноги пожилого печенега выдавали в нем искусного наездника. Он был безоружен, если не считать ножа на поясе и зажатого в руках резного посоха с конскими хвостами на конце. Неизвестно для кого эта встреча явилась большей неожиданностью. Печенег не проронил ни звука. Злоба в его глазах сменилась на удивление. Заметив нерешительность Степана, товарищи обернулись, и на две статуи стало больше. Печенег начал шамкать, издавая непонятные для русского уха шипящие звуки.

— Что он говорит? — Протянул полянин, скосив глаза на Степана. Стрелок пожал плечами и внезапно встрепенулся.

— Ах ты тварь. — Выдохнул он и поднял лук, словно тот сам прыгнул ему в руки.

Печенег взмахнул посохом и, разделившись на пять частей, побежал. Еще секунду назад степняк был один, а спустя мгновение к деревьям удирало пятеро одинаковых кривоногих близнецов. Степан заметался, не зная в которого из них пустить стрелу, и опоздал. Колдун прыгнул за деревья и исчез. Стрелок ослабил тетиву и сокрушенно махнул рукой, разрубая ни в чем не повинный воздух.

— Что это было? — Спросил полянин, не переставая тереть глаза.

— Степной шаман. На эти штуки они мастера. — Процедил Степан, не убирая стрелу. — Как же я сразу не догадался? Теряю хватку.

— Надул нас печенег. — Прошептал Безымян.

— Нужно было его стрелой пугнуть. — Продолжал сокрушаться лучник. — Как только посох завидел, понял, что здесь твориться неладное. Эх, сбил бы печенега, тебе б деревяшку подарил. Ты ж их собираешь.

Безымян улыбнулся.

— Странная палка, такой не побьешься.

— Еще как побьешься. Колдовская штука. Посильней любого меча будет, но это если умеючи. Шаманов, колдунов по-нашему, в степи боятся и уважают. Есть за что.

— Его рук дело? — Спросил полянин, кивнув на скелет.

— А то. — Протянул стрелок. — Зверью оружие не нужно, а этого до нитки обобрали.

— Если поймаем печенега, сразу не убивай. Я у него про своего домового выспрошу. — Попросил полянин.

— Как же, поймаем. Теперь ищи ветра в поле.

Тишину нарушил испуганный детский крик.

— Арпашка. — В один голос вымолвили взрослые, озираясь в поисках забытого ими мальца.

В тот же миг из-за деревьев выметнулся огромный матерый волк. За ним начали выбираться, покачивая длинными немощными руками, разложившиеся за годы лежания в земле умруны. В движениях мертвяков сквозила зловещая уверенность. Они наступали молча, давая понять, что люди обречены. Безымян попятился, озираясь в поисках оружия, но ничего подходящего под рукой не было.

— Бесполезно! — Крикнул Степан. — Не отобьемся, бежать нужно!

— Тогда в рассыпную. — Выдохнул полянин. — Глядишь, кто-нибудь и уцелеет.

— Встречаемся у меловой горы! — Крикнул стрелок. — Ждем три дня. Потом поминай, как звали.

— Береги Арпашку. — Успел сказать Безымян и бросился вдоль берега. Степан и мальчишка выпали из поля зрения. Больше он их не видел.

Полянин решил драться сразу, но не хотел выдавать себя раньше времени, чтобы друзья ушли с чистой совестью. Нужно было продержать нежить на берегу, как можно дольше. Даже ценой собственной жизни. Сон оказался в руку. Вспомнив ночной поединок с оборотнем, полянин вздрогнул, но не поколебался. Изменив направление, Безымян выдохнул и бросился на волка. С голыми руками на зверя он еще не ходил. Оборотень и человек столкнулись в воздухе. Ухватив волка за морду, Безымян покатился по земле, отжимая острые, как бритвы, клыки от своей шеи. Волк перевернулся через голову и превратился в здорового, поросшего черным волосом человека. Удивляться внезапной перемене было некогда. Оборотень продолжал тянуть звериную пасть к лицу полянина, но противники катились дальше, и ему никак не удавалось сомкнуть зубы. Не рассчитав, Безымян сорвался с берега и упал в воду, увлекая за собой зверя. Столб брызг затмил последние лучи заходящего солнца, и пучина сомкнулась над головами дерущихся. Захват, державший Безымяна, ослаб. Он рванулся и, высвободившись, устремился к поверхности. Путь преградило плавающее бревно. Страшный удар затылком о корягу парализовал полянина, выбив из легких оставшийся воздух. Перед глазами побежали синие круги. Цепляясь за жизнь, Безымян рванулся изо всех сил и, вдохнув, поплыл к противоположному берегу. Отчаянно загребая, он с каждой секундой увеличивал расстояние между собой и барахтающимся около берега оборотнем. На середине полянин понял, что не доплывет. Левую руку схватила судорога, впившись в плоть тысячей острых иголочек. Безымян окунулся с головой и начал тонуть. Казалось, смерть неизбежна, но произошло чудо. В последний момент нога уперлась в подсунутое кем-то бревно, и человека вытолкнуло на поверхность. Растерявшись, Безымян окунулся еще раз, но вновь налетел на твердь и, взмыв над водой, поплыл. Умирать было рано. Человек греб в кромешной тьме. Легкие толчки разворачивали его в нужную сторону и не давали сбиться с пути. Безымян потерял счет времени и не поверил, когда, обдирая колени, врезался в дно. Борьба с рекой отняла последние силы. Отплевывая мутную воду, он уцепился за кусты и выполз на берег. Грудь ходила, как кузнечные меха. Холодный воздух обжигал легкие, и вырывался обратно вместе с сухим, лающим кашлем. Превозмогая усталость, Безымян поднялся на ноги. Это явилось последней каплей.