Князь Барбашин 3

Как уже было сказано выше, на постройке острога работали все, и не только русичи, но и даже индейцы. За топор или связку бус они охотно помогали возводить вокруг острога частокол, который городили из наиболее крупных древесных стволов, глубоко забитых в землю и заострённых сверху. С внутренней стороны его поднималась насыпь, на которую ратники и колонисты общими усилиями втащили несколько больших пушек, отлитых и привезённых специально для колонии, а также оборудовали стрелковые позиции. И лишь покончив с оборонительными сооружениями, люди приступили к рубке домов, спеша успеть к осенним ливням.

Ну и кроме строительства часть людей выделяли на заготовку провизии и подготовке полей. Сначала хотели воспользоваться опытом местных, но быстро выяснили, что он не совсем пригоден для поселенцев. Оказалось, что индейцы не очень-то и стремились вкалывать на земле, и потому для возделывания выбирали по возможности те места, что от природы были лишены деревьев. Если же таковых не находилось, то они производили частичную расчистку в лесу, когда индейцы-мужчины подрубали деревья своими каменными топорами или поджигали корни. Когда же деревья падали, их скатывали в кучу, и уже женщины обжигали и превращали их в золу; таким путём почва расчищалась с наименьшим трудом.

Но ещё до срубки уже мертвых деревьев расчищался кустарник, и зерна сеялись рядами прямо среди стоящих стволов. Часто в качестве удобрения вместе с семенами бросалась в землю мертвая рыба; а между рядами сажались бобы и тыквы. Такое земледелие было крайне беспорядочным, но оно имело то достоинство, что приносило быстрый и очень большой доход при минимальной затрате сил.

Ознакомившись с опытом аборигенов, Афанасий признал, что на первый год им ещё можно воспользоваться, но вот потом придётся заняться полями вплотную, не только валя деревья, но и корчуя корни. Потому что только правильно организованное хозяйство позволит вывести колонию на самообеспечение. А в этом Афанасий Крыков был заинтересован больше всех других.

Родом парень был из Литвы и происходил из той когорты детей, что была похолоплена поместными в прошедшую войну, а потом выкуплена князем для своих нужд. Фамилии у него изначально не было, а Крыковым его обозвал сам князь, впервые увидевший его на занятиях во время редкого в последние годы посещения Княжгородской школы. Остановившись перед рослым парнем, он вдруг спросил:

- Как звать?

Афанасий тогда растерялся и за него ответил наставник их группы:

- Афонькой кличут, княже.

На что князь неожиданно весело рассмеялся и воскликнул:

- Ну, надо же - Афонька! Нет, ну ведь и вправду вылитый Афонька Крыков, прости господи, забыл фамилию актёра! Поди, строптив, суров и правду матку режет?

- Водится за ним такое, отчего на конюшне частый гость, - прокряхтел вновь наставник, и князь от этих слов только больше рассмеялся и загадочно произнёс:

- Ну, коли не скурвишься, быть тебе, Афанасий, капитаном!

Вот с той поры и стал во всех бумагах Афоня зваться по фамилии Крыков. А как же, ведь сам князь парнишку окрестил!

Школу он закончил одним из лучших и сразу же был взят в оборот, сначала поработав дьяком в камской вотчине, а потом став тиуном в одном из приволжских сёл, где налаживал крестьянское хозяйство по новомодному, то есть через севооборот и стойловое содержание скота. А также курировал создание школы для крестьянских детей и прочие бытовые мелочи. И вот теперь дорос до начальника колонии, подписав с князем пятилетний ряд, по окончании которого он становился полностью свободным человеком, правда при условии, что колония будет расти и процветать.

Так же за ним было, как сказал князь, зарезервировано место в РАК, но опять же при условии, что колония сумеет организовать торговлю с окрестными племенами. Потому что стать полноправным членом новой компании можно было только оплатив довольно высокий взнос в пятьсот рублей, чего не каждый боярин мог сделать. Что уж про купцов говорить. В общем, от того, как Афанасий справится, зависело его личное будущее. Ведь таких вкусных условий больше никому не было предложено. Остальные холопы ехали сюда лишь за своей землёй и волей. Они не были даже акционерами, а просто подписали договор, по которому оплату за их переезд делал князь, а они должны были в обмен сотворить добротное хозяйство, способное прокормить не только уже приехавших, но и тех, кто приедет позже. И за это через пять лет они станут вольными черносошными крестьянами, платящими налоги, но с запретом дробить участки. Ибо князь изначально желал в новых землях привить право майората, при котором все наследники, кроме одного, должны были распахивать себе новые угодья, а если доступной земли в округе не было, то уходить дальше, вглубь материка, основывая новые города и посёлки.

За прошедшее с момента начала стройки время между жителями Стадаконы и колонистами постепенно наладились вполне деловые отношения. Поняв, что больше всего нужно белым, ирокезы развернули бурную деятельность по добыче бобровых и оленьих шкур. При этом цена их вполне устраивала, так как они смогли серьёзно "сократить" её в ходе долгих торгов, опустив до уровня пять шкур бобра за один железный топор, две за нож и за низку бисерных бус в два с половиной аршина длиной - одну. А дьяк компании Фимка по прозвищу Скорохват при проведении подобного обмена постоянно делал такую умильную мордочку обиженного в лучших чувствах человека, что даже опытный физиономист поверил бы, что ирокезы своей настойчивостью вырвали у белых гостей "настоящую цену". Ведь откуда им было знать, что на Руси эта шкурка бобра тянула бы рубля на два, а один нож уходил по три копейки. Даже если удвоить цену за счёт перевоза, всё одно выходило, что компания получала за потраченные шесть копеек четыре рубля прибытку. Топор же на Руси шёл уже за пять-семь копеек штука (в зависимости от веса). Что при удвоении опять же давало пятнадцать рублей за десять-четырнадцать потраченных копеек. Воистину Новый Свет мог стать настоящим раем для торговцев, правда, при условии наличия у них огромного рынка сбыта. Но вот с этим-то как раз и предстояло ещё определиться. Хотя, в планах купцов из РАК таким рынком предстояло сделать Европу, потому как там всё больше входили в моду шляпы из фетра, а фетр, как известно, это особо тонкий войлок, сделанный из подшерстка бобра. В среднем на одну шляпу уходило до десяти шкурок, и стоила такая шляпка от трёх до девяти рублей в переводе на русские деньги. Ведь настоящий дворянин не будет носить то крестьянское угребище из обычного войлока, что на ближайшем торгу продают по пятьдесят копеек за штуку. Так что будущее у колонии выглядело безоблачным, если только они переживут первую зиму.

Вот потому донельзя замотивированный Афанасий и метался между Стадаконой, острогом и местом под будущие поля, стремясь объять необъятное.

А вот Гридя, оказывая молодому начальнику посильную помощь, вёл при этом совсем иные подсчёты, сводя воедино все полученные сведения. Так он, к примеру, обратил внимание, что более-менее развитым сельским хозяйством занимались в этих местах в основном ирокезы. Их соседи пользовались, конечно, дарами земли, но делали это по принципу предков - занимаясь собирательством, а вот расчищать пашню и садить семена - было для них делом необязательным. И это вновь выводило на мысли о князе, который сидя у себя в Москве, сумел предугадать подобный расклад и уверенно заявить, что, встав на путь пашни, ирокезы куда быстрее увеличат свою численность по сравнению с другими племенами, что даст им и дополнительные преимущества в войнах. Именно поэтому у всех остальных племён в ближайшие годы будет лишь один выбор: собраться массой и задавить ирокезов в зародыше (что им явно не по силам), или тоже садиться на землю, перенимая опыт своих врагов. И было бы хорошо этот процесс взять под патронаж колонистов, обучая аборигенов и продавая им свой сельхозинвентарь. Да и ирокезам, если те станут союзниками колонистам, стоит помочь улучшить их сельскохозяйственные навыки. Чтобы тоже продавать столь нужный для правильной пашни сельхозинвентарь, обеспечением чего и займётся колония.