Князь Барбашин 3

А потом берега стали постепенно сближаться. И тут заволновались индейцы на борту струга. Дело в том, что территория, которой формально владели микмаки, заканчивалась где-то в этих местах, а дальше шли земли племени ирокезов, которые доминировали на своей территории и не стеснялись тревожить своих соседей. Впрочем, сами микмаки звали это племя по их собственному обозначению - "хауденосауни", что означало "люди длинных домов". И Гридя не сразу сопоставил их с теми ирокезами, о которых столь много говорил ему князь.

Но от набегов этих самых ирокезов-хауденосауни страдали и алгонкины с аттикамеками, жившие на левом берегу реки, но за границами владений ирокезов (не стал Гридя ломать язык самоназванием индейцев, приняв версию своего работодателя), и абенаки с микмаками, жившие на правом. Да и пассамокводди, с которыми лично у их племени и был конфликт, тоже страдали от набегов ирокезов. И парням как-то не очень хотелось добровольно совать голову в пасть хищникам. Так что пришлось Гриде с Третьяком срочно успокаивать "своих" индейцев. И крепко задуматься.

Дело в том, что князь откуда-то знал примерный расклад сил в этих местах (причём задолго до того, как Гридя привёз первых индейцев) и прямо указывал, что колонистам нужно обязательно постараться сдружиться именно с ирокезами. Потому что жившие на Святом Лаврентии ирокезы - это лишь передовое племя сильного народа, живущего дальше по реке и на берегах Великих озёр, до которых русичам ещё только предстояло добраться. Но зато они самые воинственные в округе и обмолвился, что совершать ошибку франков русичам вовсе не стоит. Причём тут франки, Григорий так и не понял, но вот то, что ставку в новых землях князь желает сделать именно на ирокезов, уяснил крепко. И поначалу ему казалось, что сделать это будет просто, но теперь понимал, как глубоко он ошибался. Ведь у Компании неожиданно появилась готовая колония с дружественными аборигенами, которые, вот незадача, являются врагами тех, с кем русичам ещё только предстоит наладить отношения. И решать этот ребус предстоит ему, Григорию!

Решив не спешить, он велел приблизиться к левому берегу и встать на якорь в удобном месте. Им оказалась очень красивая, довольно низменная местность на берегу реки-притока. Здесь, на опушке леса уже стояли палатки индейцев, а у самого уреза воды сохли на солнце вытащенные кожаные и берестяные лодки. И если взрослое население встречало незваных гостей с настороженностью, то босые черноволосые малыши, носились по стойбищу с детской непосредственностью и были обаятельны и прелестны, как лесные зверьки.

Всё же, какое великое достижение - знание языка аборигенов. Оно значительно облегчало ведение переговоров. Вот и тут вскоре русичи вполне мирно разбили лагерь недалеко от индейского становища, а Гридя с несколькими товарищами был приглашён в вигвам вождя.

Племя было не большое, но и не маленькое. На зиму, по заведённому обычаю, уходило на каноэ по Менукуанистук Шипу (так индейцы прозвали реку-приток) вглубь страны, а по весне возвращались назад, в эти места. Главное их занятие - лов рыбы; но, кроме того, развит был и пушной промысел. И они были готовы провести меновую торговлю с пришельцами, хотя время было и не торговое. Потому что в долину реки вновь пожаловали инуиты. Эти эскимосы ("ускхе-юмуг", то есть "сыроядцы" по-алгонкински, откуда это слово и вошло в мировой язык) уже долго и довольно успешно соперничают с инну, и немало крови пролилось в боях с ними. Вот и сейчас соседи вновь слёзно попросили воинов в помощь и слава духам, что микмаки и ирокезы заняты своими делами. Но пока воины не ушли, вождь хотел бы посмотреть, что привезли белые люди на обмен.

Так состоялось знакомство колонистов с племенем вождя Мечутакаче и первый торг с ним. Люди они оказались радушные, охотно приглашали гостей в свои дома-вигвамы. А вечером вдоль берега загорелись костры. Праздновали приход мойвы.

Ежегодно косяки этой небольшой рыбы возвращались к побережью, и волны выбрасывали ее на сушу в огромных количествах. А индейцы радовались этому как дети: ведь это означало, что треска, всегда идущая за мойвой, уже недалеко. Обычно она подходит к побережью в конце мая или в начале июня, но в этом году еще не показывалась, а ведь от нее зависело благополучие людей в племени.

Так что индейцы радовались от души. То тут, то там кто-нибудь бежал к воде, зачерпывал сачком блестящую рыбу и нес к огню. До поздней ночи царило оживление, звучала музыка, песни и смех, сменявшиеся бойкими танцами. И хотя спиртных напитков на празднике не было, всем было очень и очень весело.

А на утро, хорошо отдохнувший на празднике Гридя засел в своей каюте, обдумывая сложившуюся ситуацию. Выходило следующее.

Микмаки, с которыми у русичей уже наладились отношения, воевали с пассамакводди, беотуками на Ньюфандленде, инну и ирокезами. Инну воевали с микмаками, ирокезами и эскимосами. А ирокезы воевали со всеми.

С другой стороны, "их" микмаки жили достаточно далеко от Святого Лаврентия, и развести их и ирокезов по сторонам было вполне по силам. Зато ирокезы, зажатые со всех сторон врагами, и в правду могли стать лучшими союзниками. Так что менять первоначальные планы явно не стоило. Но можно было внести в них коррективы. К примеру, отправить часть кораблей сразу в сторону нежданно обретённой колонии, дабы за лето колонисты успели подготовиться к предстоящей зимовке. А поскольку мелкосидящий в воде струг очень нужен здесь, на реке, то пусть Третьяк и озаботится выделением штурмана. Да, явно так и стоит поступить! А уже с оставшимися людьми основать поселение и тут, на реке, используя весь опыт невольных робинзонов.

И, приняв решение, разом повеселевший Гридя отправился раздавать указания.

В дальнейший путь по реке караван двинулся в значительно урезанном составе. Впереди бежал струг, делая промер глубин, а уже за ним двигались шхуны. Берега постепенно сближались всё больше, и теперь уже одновременно с обоих бортов можно было наблюдать тянувшиеся однообразные лесистые берега. Здесь уже была территория ирокезов, так что Гридя потихоньку стал морально готовиться к встрече с ними. Но люди вокруг словно вымерли. Вот корабли прошли мимо устья реки, зажатой между крутыми стенами из гнейса и гранита. Поскольку вода в ней оказалась холоднее, чем в Святом Лаврентии, то Гридя, не мудрствуя лукаво, обозвал её Холодной. Но не стал тут останавливаться и продолжил путь дальше.

Столь ожидаемая встреча произошла близ большого острова Уиндиго, где река распадалась на два прохода. Тут на берестяных каноэ группка индейцев занималась ловлей рыбы. Увидав большие корабли, они не бросились в бегство, а спокойно остались ждать развития событий на месте, лишь издав какой-то горловой вскрик, словно подавая сигнал.

Корабли один за другим стали становиться на якорь, а с флагмана привычно стали готовить к спуску шлюпку, одновременно жестами подзывая индейцев подойти ближе к борту.

Их язык, как и ожидалось, не походил на язык инну и микмаков, но не зря же в прошлом году Гридя захватил достаточное количество пленников. Оказался среди них и владелец ирокезского языка. Так что разговоры с рыбаками велись на нормальной, человеческой речи.

Здесь, у восточной оконечности острова эскадра и заночевала, а с утра к месту стоянки пожаловал сам сахем, умудрённый сединами Аххисенейдей, которого сопровождал военный вождь Донакона с воинами. Подняв вверх безоружную руку, он приветствовал вышедших встречать его русичей, поинтересовавшись, что гости забыли на его земле. Усмехнувшись про себя на этот довольно толстый намёк, Гридя ответил на жест вождя разведением обеих рук в стороны, словно бы желая обхватить собеседника. И произнёс пламенную речь о желании белых людей поселиться в этих местах и вести торговлю с подданными мудрого сахема. Потом вождю преподнесли подарки, которые он с благосклонностью принял, однако дал явно понять, что мысль о поселении ему явно не понравилась. Впрочем, он радушно пригласил белых сахемов посетить его деревню, чем русичи и не преминули воспользоваться.