Князь Барбашин 3

Проводы получились с размахом. Сначала, днём, следуя вереницей друг за другом колонисты нанесли на струг запас провизии и воды, а в жилом кубрике и каютах-казенках жарко протопили печи. Потом те, кто собирался уходить в плавание попарились в баньке и вместе со всеми отстояли службу перед принесённым в небольшую рубленную часовенку корабельным иконостасом. Поскольку своего попа у русичей не было, то службу по заведённому обычаю вёл кормщик, благо Библия и требник имелись на каждом корабле. После чего все последовали к отвальному столу по дедовским обычаям.

Гуляли шумно, хотя и "на сухую", так как больших запасов алкоголя у колонии не было, а то, что было, быстро кончилось. И под утро провожать отплывающих пошли, почитай, всей колонией.

День отплытия выдался неярким. Над островом быстро бежали облака и дул холодный ветер, было достаточно прохладно, отчего люди плотнее кутались в тёплые одёжки, но не уходили с побережья и долго махали руками вслед удаляющемуся кораблю. С чем-то вернуться товарищи и вернуться ли вообще? Кстати, для облегчения общения с иными племенами в состав команды были взяты и несколько молодых индейцев из тех, кто уже хаживал в море на рыбалку. Струг, конечно, не индейская пирога, но морскому делу обучить не проблема, коли у людей желание есть. А желание у индейских парней было...

А спустя всего несколько дней после ухода струга индейцы принесли в поселение весть, что мимо дальнего побережья неспешно плывёт одинокая большая лодка с белыми крыльями. Донат, подсознательно сообразив, что речь идёт об океанском корабле, тут же исполчил почти всех поселенцев, к которым с радостью присоединились и индейские воины, азартно предвкушавшие хорошую драку. На нескольких морских пирогах, взятых у дружественного племени, они рванули в пролив между материком и островом Унаманкик, но опоздали: неизвестный корабль уже прошёл мимо пролива и теперь величественно уходил на север, не обращая никакого внимания на появившихся аборигенов. Огорчённо вздохнув, Донат проводил взглядом предполагаемый приз и возможность самим вернуться на родину, после чего нехотя повёл своё воинство обратно, в зародыше задавив мысль посетить европейцев Унаманкика. Мало ли какие планы у князя на подобное соседство.

А Джованни да Веррациано, плывший как раз на том самом, ушедшем от Доната корабле, в этот день записал в своём дневнике, что видел вдали рыбацкую флотилию аборигенов, которые всячески старались привлечь его внимание, но он не стал к ней приближаться, так как вряд ли они имели хорошие товары для торговли. И венецианец на французской службе до самой своей смерти не ведал, что, приняв такое решение, он тем самым спас себе же жизнь, ибо в планах Доната был только корабль, а вот его экипажу предстояло навечно исчезнуть, дабы никакими слухами не повредить репутации молодой колонии.

И ровно потому никакого глобального изменения истории на этот раз не случилось, и 8 июля 1524 года "Дофин", как и в иной истории, успешно вернулся в Дьепп, откуда Верранацио немедленно послал королю письмо с отчетом о плавании, после чего французы и стали считать восточное побережье Северной Америки своим законным владением. Правда Жан Анго, кому на самом деле и принадлежал "Дофин", к этим известиям отнёсся прохладно, ибо в его планы уже вошли мысли о войне с португальским королём. И потому следующей французской экспедиции в те воды предстояло состояться ещё очень нескоро.

А тем временем русский струг спокойно плыл по морю, имея с левого борта вид на тёмную полоску берега. Когда же тот стал резко уходить вдаль, рулевой переложил курс и последовал за ним. Однако вскоре через стекло оптики мореходы углядели полоску берега и с правого борта, что прямо указывало на то, что струг приблизился к большому заливу, в глубине которого, кстати, стоял довольно плотный туман.

Индейцы, взятые в экипаж, тут же пояснили Третьяку, который в этом плавании выступал в роли кормщика, что струг достиг устья Мовебактабаака (что в переводе получалось просто "Большой залив"), на побережье которого живут родственные им племена микмаков. Сам же залив просто изобилует вкусной рыбой, такой как лосось, так что изредка и их пироги приходили сюда на рыбалку. А Большая река лежит дальше, на север и если они не хотят порыбачить или просто навестить их родичей, то смысла заходить туда они не видят.

Однако у Третьяка были свои мысли по этому поводу, а потому струг решительно вошёл в залив, где пробыл почти пять дней, ведя примерное картографирование, промер глубин и описание берегов, покрытых лесом, на открытых местах которых росли дикие злаки. Часто на глаза попадались чёлны с индейцами-рыбаками, и корабельные индейцы даже признали кое-кого из родичей, устроив с ними бурное обсуждение прямо с борта струга.

К сожалению, поскольку никакого товара для торга у русских не было, общение с подплывающими индейцами было недолгим, но в последний день они всё же пристали к берегу, возле стоянки племени, в котором имелись родичи их индейцев, и приняли участие в грандиозном пире. После чего покинули довольно гостеприимные воды, продолжив своё плавание на север. И вскоре достигнув местности под названием Хонгуэдо (Место встречи). Здесь их тоже встретили индейцы, весьма огорчившиеся тем, что у прибывших ничего нет для обмена. Вновь сделав краткое картографирование местности, Третьяк продолжил путь, так как по всем расчётам время уже поджимало, и, преодолев широкий пролив, увидел знакомую землю: то был остров Наташкуан, который его индейцы уверенно опознали, как известный им Натигостег и который теперь уже никогда не станет носить имя Антикости, ведь на картах его уже обозвали по-русски - Медвежий.

А у восточной оконечности острова ещё в прошлый раз они отыскали довольно удобную бухту, где можно было укрыться от непогоды, и откуда можно было легко организовать просмотр обоих проходов в сторону Большой реки, которая, и в этом Третьяк больше не сомневался, и была искомой рекой Святого Лаврентия. Теперь мореходам оставалось только ждать и надеяться...

Уходя в очередной поход к Америке Гридя был слегка обижен на князя. Как же, сам он идёт в новые места, где грохочет неистовый Бискай и начинается южный путь к Новому Свету, а его отправил бороздить уже проторенные дороги. Всё же дух первооткрывателя был у молодого шкипера куда сильней, чем простая капитанская жилка. И лишь одно грело душу - обещание отправить его в кругосветное плавание, как сотворил это португалец Магеллан, но не на авось, как шёл тот, а по заранее спланированному маршруту. Оттого и количество навигаторов в этот раз на кораблях было запредельное.

Сам же переход прошёл обыденно. Шхуны беломорской постройки "Святая Ольга", названная так в честь матери крестителя Руси, князя Владимира, почитаемой и русской, и католической - под именем Ольги Русской - церковью, и "Благоверная Анна Новгородская", в честь канонизированной новгородским архиепископом Евфимием II жены Ярослава по прозванию Мудрый, хорошо показали себя в деле. Чувствовалось, что ученик ни в чём не уступил своему учителю.

Вышли по полой воде и быстро добежали до горла Белого моря, где встречавшиеся воды моря и океана образуют опасные водовороты - "сувои". Попав в которые, можно и на берег быть выброшенным. Бывало, что и большую лодью на камни у Трёх островов выбрасывало. Но обошлось, и дальнейший путь до гранитных отвесов Нордкапа, который на русских картах нынче значился как мыс Северный, прошёл без авралов. А вот у Северного из фиорда ринулись им наперерез три драккараподобных судна, но долго тягаться в ходе со шхунами они оказались неспособны и их просто и незатейливо оставили за кормой.

Чтобы "срезать" часть пути, шхуны не стали тянуться вдоль норвежского берега, а, пользуясь удобным ветром, сразу ушли в океан. Шли широкими галсами, тратя драгоценные дни и внимательно просматривая горизонт, и закономерно были вознаграждены за настойчивость.