Дышать тобой

Я поворачиваюсь спиной и подхожу к крыльцу Валентины, стуча в ее дверь. Через несколько минут, когда никто не отвечает, мои нервы начинают сдавать.

— Машина ее отца все еще на подъездной дорожке, так что она должна быть здесь, — произносит Картер.

Я стучу снова, но ответа по-прежнему нет. Куэйд подходит к растению в горшке в конце крыльца и возвращается с ключом в руке.

— Это запасной вариант, — объясняет он, отталкивая меня от двери.

Я ненавижу то, что он знал, где Вэл хранит свои запасные ключи, а я нет.

— Так ты хочешь устроить ей засаду? Вот как ты хочешь это разыграть? — Спрашиваю я, отталкивая его от двери.

— Нет, он хочет ответов. Точно так же, как и мы с тобой, Логан. Хватит, — огрызается Картер в ответ, забирая ключи у Куэйда, позволяя им упасть мне в руки. — Теперь открой дверь, и давайте решим все.

На долю секунды я сжимаю ключи в руке.

Картер прав.

Как пластырь, лучше содрать его одним махом, а затем продолжить, как мы уже делали. Я открываю входную дверь Вэл, надеясь, что в конце концов она простит нас за то, что мы пришли в ее дом без приглашения. Однако, когда мы заходим в фойе, дом кажется странно тихим. Куэйд бежит наверх, зовя ее, в то время как Картер проверяет каждую комнату внизу. Я, однако, стою как вкопанный в фойе, потому что в спешке они упустили то, чего не упустил я.

Три буквы с нашими именами, написанные ее почерком, размещены отдельно друг от друга на столе в фойе. Неверными шагами я подхожу к столику в холле и провожу пальцем по белому конверту, на котором написано мое имя.

Логан.

Камни падают мне на живот, мое сердце сжимается в кулак такой твердой хваткой, что мне становится трудно дышать. Какие бы слова она ни решила написать в этих письмах, я знаю, что это не будет "Долго и счастливо", как я думал, у одного из нас получится.

Когда Куэйд сбегает вниз, а Картер возвращается в фойе, они просто смотрят на те же конверты, от которых я теперь не могу оторваться.

— Ч-что это? — Куэйд запинается, не решаясь подойти ближе.

Хотя я не открывал свое письмо, я все равно отвечаю ему, зная его содержание, даже не читая ни слова.

— Это прощание.

ГЛАВА 17

СЕЙЧАС

ВАЛЕНТИНА

Комнату заливает солнце, и я наслаждаюсь звуками спящих рядом со мной Логана и Куэйда. Картер свернулся калачиком в изножье моей кровати, новые синяки покрывают его красивое лицо, и мои губы дрожат при виде их всех здесь, со мной. Это больше, чем я заслуживаю.

Я чувствую, как с моей груди свалился огромный груз. Теперь, когда мой секрет раскрыт, я чувствую, что наконец-то могу дышать. Я не совсем осознавала, какое бремя я несла, какое чувство вины продолжало душить меня.

И теперь всего этого больше нет.

Снова идет дождь. Очевидно, мы застали Прагу в сезон дождей, если это вообще возможно. Балконные двери открыты, и в комнату проникает легкий туман. Словно в трансе, я кое-как поднимаюсь с кровати, изо всех сил стараясь их не разбудить, и выхожу на балкон.

Я осторожно выхожу на балкон, смеясь, когда дождь начинает падать мне на лицо. Я раскидываю руки и поворачиваюсь, зная, что, если бы кто-нибудь наблюдал за мной прямо сейчас, они бы подумали, что я сумасшедшая. И, возможно, так оно и есть. Но я почему-то знаю, что это последний элемент списка, который я собираюсь отметить до конца. Так что мне вполне может понравиться.

Я чувствую прикосновение к своей талии, оборачиваюсь и вижу стоящего там Логана. Его темно-синие глаза выглядят затравленными. Он выглядит так, словно за одну ночь из него высосали все счастье. Он пытается улыбнуться мне, но улыбка получается не совсем заразительной.

— Все в порядке, любовь моя, — шепчу я. Он ничего не говорит в ответ, просто смотрит на меня, как будто запоминает этот момент, прямо сейчас.

Он притягивает меня ближе и обнимает.

А потом мы танцуем.

Мы медленно танцуем под песню, которую слышим только мы. Моя голова лежит у него на плече. Дождь льет как из ведра.

— Когда сегодняшний день станет для меня всего лишь воспоминанием, я знаю, что все еще буду любить тебя, — тихо поет он мне на ухо, и, клянусь, мое сердце сжимается. Логан знает, что это была одна из любимых песен моего отца. Когда я болела маленькой девочкой, он брал меня на руки и танцевал со мной через всю комнату, напевая эту песню.

Мои слезы смешиваются с каплями дождя, которые стекают по моему лицу, и я удивляюсь, почему жизнь должна быть такой невыносимо жестокой.

Я ненадолго отстраняюсь от него. 

— Ты можешь оказать мне последнюю услугу? — Спрашиваю я, зная, что не заслуживаю просить его об этом, даже когда слова слетают с моих губ.

— Что угодно, — клянется он.

— Я просто хочу, чтобы эти последние несколько недель были счастливыми. Я знаю, что просить тебя об этом трудно. Но я хочу слышать твой смех, я хочу видеть улыбку Куэйда, я хочу видеть, как Картер закатывает глаза с этой приводящей в бешенство ухмылкой, которая означает, что он втайне забавляется. Я хочу взять эти моменты с собой, чтобы там меня не ждало. Ты думаешь, это возможно?

— Я сделаю все, что в моих силах, — обещает он. — Но ты должна знать, что ты вырвала мою душу. Я больше не уверен, что для меня возможно даже притворяться счастливым. Но я сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо, — шепчу я, и мы продолжаем танцевать.

Логан в конце концов выходит из себя, решив, что танцы под дождем вредны для моего здоровья, поэтому он поднимает меня на руки. Две другие частички моего сердца сейчас бодрствуют, попивая кофе с одинаковыми выражениями похмелья на лицах. Куэйд выглядит так, будто собирается заплакать, когда видит меня, в то время как Картер выглядит просто смирившимся.

— Ты примешь ванну со мной? — Спрашиваю я Куэйда, и он мрачно встает.

Мы идем рука об руку в ванную, и он принимается за работу по набору воды. Он насыпает немного соли для ванн, которая находится в банке рядом с ванной, и затем я вхожу, наклоняясь вперед, чтобы он мог сесть позади меня. Он обнимает меня, и я откидываюсь назад в его объятиях. Горячая вода выпускает пар, который окутывает ванную туманным коконом.

— Ты знаешь, мои родители не были ни на одной из моих игр, — внезапно тихо говорит он. — За десятилетнюю карьеру они ни разу даже не соизволили прийти. Я отправил своему отцу билеты на Суперкубок, думая, что из всех игр, в которые я когда-либо играл, он пошел бы именно на эту. — Он горько смеется, берет губку и намыливает ее, прежде чем начать медленно мыть меня. — Он даже не отправил сообщение с поздравлениями. Позже я узнал, что на той неделе они с моей мамой были на яхте в Хорватии. Экономка сказала мне, что они даже не вскрыли конверт, в котором я отправил билеты.

— О, Куэйд, — тихо говорю я.

Он все еще боготворит меня своими длинными, медленными движениями, когда водит губкой по моему телу. Внутри меня нарастает слабая пульсация желания, но суть этого момента не в этом. Речь идет об утешении мальчика, которое никогда не переставало вызывать у меня улыбку.

— Я никогда по-настоящему не знал, что значит быть любимым, пока ты не вошла в мою жизнь, — прерывает меня Куэйд дрожащим голосом. — Людям, которые окружали меня последние десять лет, на меня наплевать. Их волнует то, что я могу им дать, что я могу для них сделать. Когда я пострадал, ни один из моих так называемых друзей мне не позвонил. И теперь ты вернулась ко мне, единственный человек, который когда-либо действительно заботился обо мне, и ты говоришь мне, что я потеряю тебя навсегда.

Его руки сжимаются вокруг меня, когда из него вырываются икающие рыдания. Я позволяю ему плакать, мягко поглаживая его руки, пока боль со вздохами покидает его тело.

— Я не единственный человек, который когда-либо действительно заботился о тебе, — говорю я ему наконец.

— Что? — Спрашивает он в замешательстве.