Страница 36 из 55
Он слегка встряхивает меня.
— Ты, блядь, уничтожаешь нас, Валентина. Пожалуйста, блядь, доверься нам настолько, чтобы позволить нам помочь. Я не могу так продолжать. Я не могу.
Он отпускает меня и в отчаянии хватается за волосы.
— Пожалуйста, — умоляет он, слезы застревают у него в горле.
Я не отвечаю, я просто хватаю его за руку и вытаскиваю под дождь. Однажды я прочитала в книге, что дождь в Праге обладает магической силой, мол вы обретаете силу, после прогулки по ним.
Может он придаст мне смелости.
Всего через час у нас запланирован речной круиз по Влтаве, поэтому мы отправляемся под дождем туда, где пришвартована лодка. Картер пытается курить всю дорогу, в то время как Куэйд хмурится на любого, кто на нас смотрит.
Мы, конечно, та еще веселая компания.
Мы почти на месте, когда начинается очередной приступ головокружения. Мир наклоняется и кружится вокруг меня, и, прежде чем я осознаю это, я падаю на мощеную улицу подо мной. Моя голова ударяется с резким треском.
А потом ничего нет.
ГЛАВА 12
ТОГДА
ЛОГАН
Валентины, которой я посвятил свое сердце и душу, больше не существует.
Она превратилась в кого-то неузнаваемого для меня, призрак ее прежней жажды жизни. Ее оливковый оттенок лица бледный и пепельный, темные круги под глазами говорят о ее беспокойных, наполненных криками ночах. За последние два дня она никому не сказала ни слова. Не во время сегодняшних дневных заупокойных служб и не сейчас, во время поминок, которые проводятся в ее доме. Скорбящие подходили к ней, чтобы выразить свои искренние соболезнования, а она не поблагодарила ни одного, не простым кивком, не обычным благодарным словом.
Ничего.
Со смертью отца Валентина превратилась в пустую оболочку, где обитают только страдания, не оставляя места ни для чего другого. Даже для нас.
Сердечный приступ.
Вот что в итоге получилось у Эрика Росси.
Гребаный сердечный приступ в тот же день, когда его дочь отпраздновала свое восемнадцатилетие. Человек, у которого было сердце размером с баскетбольный мяч, внезапно просто падает замертво на свой диван во время просмотра повторов своих любимых ситкомов по телевизору. Что за гребаный способ покончить с жизнью, которая принесла столько радости в мир. Это несправедливо. Мой собственный отец участвовал в различных опасных миссиях, каждый раз рискуя своей жизнью, и ему всегда удавалось вернуться к нам целым. Валентина однажды вечером пошла с нами в гребаный ресторан, а когда вернулась, ее отца уже не было.
Этого не должно было произойти таким образом.
Но это сработало. И я не уверен, что Вэл когда-нибудь полностью восстановится.
Я прислоняюсь к порогу входной двери, наблюдая, как она сидит на качелях крыльца, просто глядя в никуда. Ее пустой взгляд такой же пустой, как она, должно быть, чувствует себя.
— Хочешь, я принесу тебе что-нибудь поесть? — Спрашиваю я ее, но, как и на все мои вопросы, она не отвечает. Просто продолжает смотреть в пустоту.
Я вытираю лицо рукой, не зная, как я могу помочь ей, исцелить ее боль. Это медленно разрывает мой рассудок в клочья.
— Я не видел, чтобы ты что-нибудь ела за день, Вэл. Тебе нужно поддерживать свои силы.
По-прежнему ничего.
— Я принесу тебе хотя бы что-нибудь попить. Немного того ромашкового чая, который ты так любишь, — настаиваю я, но на этот раз не жду ответа. Вместо этого я смотрю на Картера, который стоит, прислонившись к перилам перед ней.
— Присмотри за ней, — приказываю я.
— Я всегда так делаю, — отвечает он, скрестив руки на груди и не сводя глаз с девушки, которая значит для нас все.
Я возвращаюсь в полный дом и сразу понимаю, почему Вэл предпочитает оставаться снаружи. Все либо рыдают, либо рассказывают истории о ее старике, вспоминая лучшие дни, когда он все еще был с нами. Как и его дочь, Эрик Росси был силой природы. Он проник в сердца очень многих людей своими нежными, добрыми глазами и добродушным юмором.
Он этого не заслужил.
Вэл этого не заслужила.
Но опять же, мы редко получаем то, чего заслуживаем.
Мои зловещие мысли преследуют меня, когда я захожу на кухню и вижу, что Куэйд загружает посуду в посудомоечную машину.
— Что ты делаешь?
— На что это похоже? Я убираюсь. Она не должна убирать за всеми этими людьми, — отвечает он со злостью в голосе.
Я ставлю чайник, в то время как Куэйд начинает выбрасывать еду в мусоропровод с такой силой, что, вероятно, разобьет тарелку или две, прежде чем закончит. Когда я слышу, как в его руках разбивается стакан, я испускаю долгий выдох без удивления.
— Ты в порядке? — Спрашиваю я, подходя к нему, чтобы посмотреть, насколько велик порез.
— Я в порядке, — бормочет он, смывая кровь, его тело внезапно начинает дрожать.
— Куэйд? — Я замолкаю у него за спиной.
Когда он оборачивается, его глаза налиты кровью, по лицу текут тихие слезы.
Черт.
Ему больно.
— Ты же знаешь, что я любил его? — Выдыхает он.
— Да, я знаю. Мы все его любили.
Он качает головой, дергая себя за волосы.
— Он был единственным настоящим отцом, на которого я мог рассчитывать. Каждый раз, когда он называл меня сыном, я чувствовал, что принадлежу к настоящей гребаной семье. И теперь его нет. Он ушел, Логан, и он никогда не вернется! — Всхлипывает он, кладя голову мне на плечо.
Я запускаю пальцы в его волосы, мое сердце сильно сжимается от страданий моего лучшего друга.
— Если тебе нужно сломаться, сломайся, Куэйд. Выпусти все это, брат. Но не позволяй ей видеть твою боль. Ей этого хватит на всю жизнь.
Он кивает, его голова все еще на мне, когда он плачет вдоволь. Я уважал отца Валентины. Я хотел его одобрения и уважения. Я хотел, чтобы он знал, что я достоин его дочери.
Но Куэйд?
Куэйд просто любил его, как сын любит отца.
Боль, которую он испытывает, может быть, и не такая, как у Вэл, но она, несомненно, очень близка к этому. Не потеряв ни одного из своих родителей, я могу только представить, что чувствуют сейчас оба. Единственный из нас, кто испытал подобные страдания, это Картер, и потеря его родителей сломала в нем что-то, что никакое количество времени никогда не могло исправить.
Когда чайник начинает свистеть, я не двигаюсь к нему ни на дюйм. Пока Куэйд не перестает дрожать. Я кладу обе руки на его широкие плечи, плечи, которые били и грабили его противников на поле, но сегодня выглядят хрупкими.
— Ты уже поел?
Он качает головой.
— Ну, попробуй. Ты слишком большой, чтобы я мог нести тебя, если ты упадешь в обморок.
На это он издает натянутый смешок, и это согревает мое сердце, даже если это совсем не похоже на обычный искренний смех Куэйда.
— Как она? — Спрашивает он, пока я поворачиваюсь к плите, чтобы наконец выключить чайник.
— Нехорошо. Я не думаю, что с ней скоро станет все в порядке.
Куэйд склоняет голову, и я смотрю на его кровоточащую руку. Я вздыхаю, пока беру кухонное полотенце, чтобы немного прижать рану.
— Оставайся здесь, пока я схожу за чем-нибудь, чтобы продезинфицировать этот порез, пока ты не заработал заражение.
Я выхожу из кухни и выглядываю наружу, просто чтобы посмотреть, как дела у Вэл. Она все еще смотрит в бездну, но Картер теперь сидит рядом с ней, держа ее за руку. Если и есть кто-то, кто знает о смерти, то это он. Он пережил тот же ужасный день, когда был совсем ребенком, и это чувство покинутости никогда по-настоящему его не покидало. Интересно, так ли чувствует себя Вэл? Или ее боль проистекает из осознания того, что единственного родителя, который когда-либо любил ее, не будет рядом, чтобы увидеть, как ее жизнь расцветет так, как он всегда представлял для нее?
Каковы бы ни были ее нынешние мысли, ясно одно, Вэл никогда не будет прежней после этого. Ее отец был для нее всем. Их связь была единственной в своем роде. То, к чему я могу только надеяться стремиться, когда стану отцом.