Страница 70 из 177
Тэр-Аветис сразу понял, в чем дело.
— Ну? — спросил он сердито.
— Народ не хочет уходить из города, — чуть помедлив, заговорил Хундибекян. — Католикос отправился к шаху. Посмотрим, какую он привезет весть. Трудного ты требуешь, невозможного, Тэр-Аветис. У нас дети, дом, имущество… Надо хорошенько подумать. Может, потом…
— Замолчи, довольно! — не дав паронтэру договорить, прогремел Тэр-Аветис. Да так, что зазвенели оконные стекла.
Ереванцы посмотрели на него с бешенством. Даже Горги в душе осудил неуважительность Тэр-Аветиса. «Теперь уж ереванцы наверняка набросятся на нас, — подумал юноша, — будут требовать удовлетворения».
Но Тэр-Аветис не унимался:
— Итак, Мирали хан окрутил ваши головы? Плакал, словно Ирод перед святым Карапетом? И, точно как тот, потом обезглавит вас? А вы только того и ждете, чтобы поддаться обману!
Паронтэр вздрогнул. У монаха Григора задрожали губы. Откуда этот священник-тысяцкий узнал, что они были у хана?
— Выходит, лживые речи этого порочного хана — бальзам на ваши души? И отныне уж не он вам враг, а Давид-Бек? Ну что же, гнушаетесь добрым советом, так погибайте, обратитесь в прах! Безумцы! Бабы!..
Тэр-Аветис и сам точно обезумел, так он рассвирепел.
— Пусть турки придут и вырежут вас. Вы так беспечны и ленивы, что заслуживаете этого. Но народ? Дети и женщины? Да падет грехом на ваши головы их горе! — Ударив ногою об пол, он смачно сплюнул и выскочил из комнаты.
Только во дворе нагнал его Ованес Хундибекян.
— Тэр тысяцкий, — кричал князь, простирая руки, — вернись! Бога ради, вернись!..
— Не подходи! Я вспорю тебе живот! — исступленно зарычал Тэр-Аветис и удалился.
Он не шел, а летел как вихрь, задыхаясь при этом от гнева. Горги Младший едва поспевал за ним. Скоро город остался позади. До Норка шли молча. Горги удивлялся, почему ереванцы не накинулись на Тэр-Аветиса, не потребовали удовлетворения за оскорбление.
В Норкском ущелье шумел поднявшийся от таяния снегов Гетар.
— Пистолет с тобою? — не оборачиваясь к Горги, спросил Тэр-Аветис.
— Со мной.
— Видишь, кто впереди?
По дороге из ущелья медленно спускались два персидских всадника. Один из них что-то объяснял второму.
— Как сойдемся поближе, я заговорю с ними, а ты возьмешь их лошадей под уздцы, — тихо распорядился Тэр-Аветис. — Да держи покрепче. Я буду стрелять. Лошади нам сейчас очень кстати. Поскорее вернемся домой.
Горги кивнул в знак согласия.
Персы приблизились. Они были вооружены копьями, ружьями и длинными саблями. Тэр-Аветис стал посреди дороги и поклонился.
— Салам, братья-воины! — дружелюбно приветствовал он персов. — Да будет добрым ваш путь. Не скажете ли, какая дорога ведет в Баш-Гарни? Я с письмом от хана к наибу Баш-Гарни…
Горги Младший с готовностью покорного слуги взял под уздцы лошадей. Персы сочли это за великую честь.
— Вон в том направлении держите путь, — начали объяснять они, повернувшись в седлах.
У Горги загрохотало в ушах. От выстрелов лошади так взметнулись, что он повис в воздухе. Один из воинов упал ему прямо на голову. У парня искры посыпались из глаз.
— Приди в себя, — крикнул Тэр-Аветис, — крепко держи лошадей!
Тысяцкий стянул с седел убитых и бросил их в реку.
— А ну, влезай! — распорядился он с удивительным хладнокровием, указав на коня.
Седло было еще теплое. Горги Младший рванулся вслед за Тэр-Аветисом. Помчались в сторону Гегаркуника. Им предстояло берегом Севана достигнуть гавара Сот, перейти через хребет Варденис и у истоков Воротана спуститься в Сисакан.
— Зачем ты бросил трупы в реку? — после долгого молчания отважился спросить Горги.
— А как же иначе? Мы ведь встретили их поблизости от Норка. Обнаружили бы их и обвинили невинных йоркцев, — ответил Тэр-Аветис. — Человек должен жить так, чтобы даже тенью своей никому не заслонять солнца…
Горги Младший не без удивления взглянул на тысяцкого. Что он за человек? Только что навсегда затмил солнце двоим и вдруг говорит так, словно всю жизнь только иконы расписывал и никому даже носа не раскровенил…
Одинокая могила
В густых ветвях пшатового дерева закурлыкал фазан. На тополе захлопал крыльями аист. Синий туман стал блекнуть. Из-за кустов вышла Арусяк, робко огляделась вокруг, оправила на себе одежду и перешагнула через канаву. Мовсес крикнул вслед:
— Вечером опять приду, моя голубка.
— Я буду ждать, — ответила Арусяк и исчезла в предрассветной тьме.
Скоро хлопнула дверь ее убогой лачуги. Мовсес с наслаждением потянулся и глубоко вдохнул. Что это? Благоухание пшатового дерева? Или аромат молодого тела Арусяк наполняет окрестность? Не лопнуло бы сердце от счастья!..
Аист полетел в камыши на берегу Аракса… Мовсес посмотрел на небо. Светало. Из дупла векового дуба он достал книжицу. Это был Нарек[54].
Мовсес взял его с собою еще с вечера. Хромой чужеземец попросил почитать над изголовьем больного сына. Мовсес очень скоро нашел чужеземца.
Никогда не читал он с такой теплотой.
Вагаршапат уже пробуждался, медленно, лениво, словно заспавшийся буйвол.
Мовсес остановился у монастырских ворот. Не успел он постучаться, как услыхал за собой топот вихрем несущегося коня. Инок во всю силу заколотил в калитку. Кто знает, кого нелегкая несет, надо поскорее убраться.
— Кто там? — послышался с другой стороны ворот недовольный голос.
— Это я, Мовсес! Открой, брат Ваган!
Калитка скрипнула и раскрылась. Мовсес переступил ногой и тут почувствовал у затылка горячее дыхание лошади. Он невольно обернулся. Высокого роста воин, соскакивая с седла, чуть не налетел на Мовсеса.
— Не закрывайте! — крикнул он, запыхавшись. — Я из Лори.
Мовсесу почудилось недоброе. Воин был армянин, в островерхой шапке, в красном суконном кафтане.
Вошли во двор храма. Всадник опустился на колени, снял шапку и трижды приложился к месту святого пришествия[55].
— Проводите меня к католикосу, — сказал он, вставая.
— Католикос на время покинул святой престол, — ответил Мовсес.
— Только этого не хватало! — крикнул воин. — Ведите к местоблюстителю, к черту, к дьяволу! Будите всех, звоните в колокола, турок идет!..
Привратник закрыл калитку. Мовсес побежал в вехаран и разбудил местоблюстителя католикоса вардапета Овасапа. Ничего не понимая, тот зло посмотрел на Мовсеса:
— Почему весь в пыли? Что случилось?
— Был в деревне, святой отец, читал Нарек над больным.
— Умер он, что ли? Чего ты такой встрепанный?!
— Турки идут!..
— Что? — Рука вардапета повисла в воздухе. — С ума не сошел?
— Гонец ожидает во дворе, святой отец. Из Лори. Прикажешь впустить его?
— Приведи, да скорее!
Лориец приложился к дрожащей руке вардапета и выпалил одним духом:
— Кёпурлу Абдулла паша вступил в нашу страну. Он идет на Ереван. Его паша Реджеб с двадцатью тысячами янычаров осадил Лори. Наши заперлись в крепости. Сражаются. Мелик послал меня дать вам знать!..
— Куда они продвинулись? — спросил вардапет.
— Передовые полки я видел на Спитакском перевале. Едва спасся от пленения…
Десять молодых монахов потянули веревку от колокола кафедрального собора. Тревожный звон раздался в предрассветной тишине. Малые колокола, подобно плакальщицам, завторили зловещему карканью большого колокола. Монахи высыпали из келий и с шумом собрались перед собором. Говорили между собою, что-то кричали. Перезвон колоколов заглушал все, не давал ничего услышать. Весть молниеносно облетела Вагаршапат. Крестьяне сгрудились перед запертыми воротами монастыря.
— Эй, откройте! — требовали они.
— Зачем послали католикоса в Тавриз?..
— Кто теперь наш глава? Что нам делать?..
В Вагаршапате поднялась паника. Сняли все украшения со стен кафедрального собора. Оголили и вехараи. Священные сосуды, утварь господню, пожалованные царями и нахарарами золотые и серебряные украшения — всё вынесли, чтобы спрятать в тайниках.
54
Нарекаци Григор — гениальный средневековый поэт Армении; был причислен к лику святых. Его песни, по поверью, приносили исцеление больным.
55
По преданию, Григорий Просветитель (приведший армян еще в начале IV века н. э. к принятию христианства) будто бы видел, как разверзлось небо и на землю сошел Христос. На этом месте был воздвигнут первопрестольный Эчмиадзинский храм, один из древнейших памятников христианской культуры. «Эч» — значит по-армянски «сошел», «миацин» — «единородный». Отсюда название Эчмиадзина.