Страница 26 из 177
Врданес умолк. Владимир Хлеб, кое-как объяснявшийся по-армянски, благодарно глядя на него, сказал:
— Жизнью своей я обязан брату Врданесу, это он вызволил меня из плена.
Бек улыбнулся. «Дай бог, чтобы и твой царь вызволил нас из плена», — подумал он про себя и спросил:
— Значит, умеете лить пушки?
— Отольем такую, любой заморской нос утрет, — ответил Врданес.
— Это хорошо!..
Бек умолк и предался размышлениям. Чтобы не мешать ему, оружейники отстали.
Солнце на вершине Хуступа уже погасло. Вечерняя синь все больше сгущалась и скоро окутала окрестные горы. Внизу, среди садов, показались хоромы хозяина рудников и плавилен Кафана Пхиндз-Артина[23].
В темноте доехали до высоких стен владения Пхиндз-Артина. Постучались в тяжелые ворота. К щели прильнуло чье-то лицо. Сказали, что прибыл Давид-Бек. Человек ударил деревянным молотком по медной доске, кого-то призывая.
И ворота отворились. Въехали во двор. Бек легко спрыгнул с коня и пошел сквозь ряды гранатовых деревьев. Веяло духом вспаханной земли и мятой. Бек остановился у бассейна. Увидел в воде краешек луны. Взглянул на небо. Темно-красный серп стоял прямо над головой, рогами вверх. «Будет засуха», — подумал Бек. И встревожился. Весна пришла ранняя и засушливая. А это плохой признак. Перевалы Западных хребтов Армении уже обесснежели и просохли. Турки только того и дожидаются. Лазутчики, прибывшие неделю назад в Варанду из Турции, привезли тревожные вести. Запропал где-то и посол русского царя. Едет или сгинул в пути?.. Почему молчит католикос Есаи и не шлет своего человека? А тут еще и грузинский царь без конца предупреждает, все пишет: «Готовься, строят турки против нас козни». Зима прошла без войны. Но весна несет тревогу…
На лестнице показалась округлая фигура Пхиндз-Артина, закутанная в персидский халат. Слуга светил дорогу восковой свечой. Сбегая по ступеням, Артин едва не скатился. Он подошел к Беку, низко поклонился, поцеловал край его одежды и смущенно произнес:
— Голова моя и все богатство да будут твоими, тэр наш, Давид-Бек! Добро пожаловать!
— Размести моих людей, парон[24] Артин, — сухо сказал Бек и подал знак писцу Магакии и оружейникам, чтобы следовали за ним. Вместе с ними он прошел в застекленную галерею.
В доме Пхиндз-Артина поднялась суматоха. Прислуга спешно принялась готовить ужин. Послышалось жалобное блеяние. Собаки уже неслись со всех концов на запах свежей крови зарезанных барашков.
Сложив руки на животе, стоял перед Беком Пхиндз-Артин и, как ни старался казаться спокойным и невозмутимым, глядел на гостя с тревогой. Верховный властитель впервые посетил его дом. Артин силился угадать причину, которая привела Бека. «О чем сейчас думает этот человек с суровым лицом и жестким взглядом? По пути ли он заехал или специально?» — не без страха размышлял Артин.
Между тем Бек был занят своими мыслями и не замечал смиренно стоявшего перед ним Артина. Временами взглядывал на сидевших возле двери на низенькой скамейке Врданеса и Хлеба. Их он решил оставить у себя. Лить собственные пушки — это была давняя мечта Бека. Пусть поработают здесь хоть с полгода. Ведь если бы он даже того и пожелал, все равно в Шемаху их не пошлешь. До Гандзака[25] они еще, может, как-нибудь доберутся. А Шемаха — в руках персов и шамхалов. Схватят и убьют обоих, едва дознаются, что один армянин, а другой русский, — забьют камнями.
— Из каких мест? — обращаясь к русскому, спросил Давид-Бек.
— С устья Дона.
— Дней двадцать пути, если ехать верхом, без опаски, — поспешил вставить Пхиндз-Артин.
— Коль пожелаешь, тэр Давид-Бек, и скорее доберусь, — заверил русский.
— Чего мне-то желать? Ты сам себе голова. Можешь ехать хоть сейчас, но… дороги нет, — сказал Бек, а про себя подумал, что вот уже четыре месяца, как царский посланник не может добраться из Баку до земли Армянской. — Нет пути, дорогой. Схватят тебя наши общие враги и… Не дай бог попасть им в руки. Шемаха стала разбойным логовом. Персы перебили там всех до единого русских купцов. Придется вам подождать…
— Это верно, — подтвердил Пхиндз-Артин, — в Шемахе хозяйничают шамхальские разбойники. Никто сейчас не может выехать оттуда в сторону Баку или Астрахани.
— Слышали, братья оружейники? — спросил Бек. — Уж поверьте этому ходже, он все знает доподлинно. Я не хотел бы, чтобы у вас даже волосок упал с головы. Подождите, пока господь смилуется… А я назначу вам жалованье…
— Пусть будет по-твоему, господин наш, — согласились оружейники.
Бек поднялся и, направившись к двери, сказал Артину, что хотел бы умыться. В коридоре уже в готовности стояли двое молодых слуг. Один держал серебряный таз, у другого в руках был серебряный кувшин и душистое венецианское мыло, а на плече — полотенце с бахромой. Бек наклонился над тазом и с удовольствием умылся.
— Велика ли у тебя прислуга, парон Артин? — спросил он после ухода слуг.
— Пятнадцать человек, — ответил владелец медных рудников. — Семья большая, забот много…
— Не меньше, наверно, и распорядителей?
— Есть, не обидел господь, тэр Давид-Бек.
— Хорошо, — сказал Бек и умолк.
По просьбе Пхиндз-Артина Давид-Бек пошел знакомиться с его семьей. Так уж было издревле принято у армян, что первым долгом всякий хозяин дома представлял почетному гостю свою семью, от мала до велика. Давид-Бек и Артин миновали освещенный коридор и вошли в обширный зал. Света здесь было еще больше. В лицо пахнуло тяжелым ароматом благовоний. На окнах висели плотные гардины. Мебель изысканная — смесь восточной и европейской. На разостланных на полу армянских коврах были расставлены венецианские кресла, византийские подсвечники и арабские столики для безделушек. В углу в позолоченной раме сверкало большое зеркало, рядом высился украшенный резьбою дубовый комод. На нем мирно тикали большие круглые часы с литыми из золота фигурками двух сражающихся борцов. Вдоль стен расставлены бесчисленные диваны и кресла, обитые индийским шелком и золотой кирманской парчой. И всюду — серебряные канделябры. Это кичливое богатство и аромат благовоний навевали дремоту. Охватив зал одним взглядом, Давид-Бек посмотрел на столпившихся у стены членов семьи Артина и, подойдя поближе, любезно приветствовал их. Все смиренно поклонились и остались стоять, по-восточному скрестив руки на груди.
— Да будет благословен твой приезд, — дребезжащим голосом выговорила старая женщина в княжеском одеянии.
— Моя мать, — поспешил представить Артин.
Бек пожал морщинистую руку. Благословения старухи умножились. Ее стесняла тяжесть златотканого кафтана с круглыми пуговицами из золота и яхонта, давили драгоценные украшения головного убора. От напряжения, бедная, взмокла. Бек пожал руку и у жены Артина. И на этой чернобровой молодой женщине с испуганным взглядом и белоснежным лицом было не меньше украшений. Сама же она блистала такой красотой, что Бек даже слегка смутился. Возле нее стояли двое отроков, старшему из которых едва исполнилось пятнадцать. Две маленькие девочки смотрели на Бека со страхом и в то же время с любопытством. Тут же топтались многочисленные родичи Артина — все крупные, откормленные. Все были полны внешнего спокойствия, торжественности, и только восьмилетний сынишка Артина широко, по-детски улыбался гостю.
— Вот вся моя семья, тэр Давид-Бек, — поклонившись, сказал Пхиндз-Артин. — И все мы готовы преданно служить тебе.
— Армянскому обету, — поправил Бек и, положив руку на голову улыбавшегося мальчика, спросил: — Не правда ли, глупыш?
Улыбка слетела с лица мальчика, и он пристально посмотрел на отца.
— Ребенок не понял тебя, тэр Давид-Бек, спроси по-персидски, у нас в доме не говорят по-армянски, — сказала жена Артина и побледнела, перехватив угрожающий взгляд мужа.
Брови Давид-Бека метнулись. Он резко повернулся и направился к двери. Артин побежал за ним.
23
Пхиндз-Артин — Медник Артин.
24
Парон — господин.
25
Ныне Кировабад.