Сохранить тебя

Ведьму этот ответ совершенно не устроил.

─ Мешать? О нет, я хочу совершенно иного, ─ в один шаг преодолев остаток расстояния, ведьма схватилась за его лоб. С тихим проклятием юноша упал на землю.

─ Запомни: меня зовут Вей.

Парень её почти не слышал, ведь из него насильно тащили воспоминания, выставляя наружу: образы добрых родителей стали отчетливее; он вспомнил улыбку матери и лживые обещания о том, что его никогда не бросят. Мама и папа шептали о любви, а, неся в детдом, клялись, что очень скоро заберут, но так и не вернулись. Казалось, ему было так мало лет, но запомнилось всё. Он помнил всё, и по щекам невольно побежали слезы; Окане ведь не намеренно, но говорила те же слова! Сомнения сковали по рукам и ногам, и он не мог подняться. Вей наклонилась.

─ Теперь ты видишь. Хочешь ли дальше её защищать? ─ спросила она шёпотом.

Раймонд отмахнулся, и старуха в то же мгновение распалась на миллиарды светлячков. Необыкновенные насекомые складывались в руны, танцевали вокруг него, завораживая зелёным свечением… В этом ядовитом свете он видел старые воспоминания о маленькой девочке со взглядом фиалковых глаз. Серьёзным взглядом, совсем не похожим на детский; она не улыбалась, не плакала, но всегда просто ходила за ним «хвостиком» и смотрела так, словно всё понимала. Она терпела избиения молча. Виделось, как эта маленькая девочка скребёт землю руками, пихая её в рот… Юноша, конечно, и без напоминаний не забывал тот голодный год, однако совсем исчезли из памяти тогдашние мучения; лишь одни похороны за другими остались там. Осталось и то, как они вместе копали могилы. Копали своими руками; земля забивалась под ногти, и те ломались, оставляя капли крови. Он видел, как эта малышка с волосами, похожими на снег, стоит под дождём, смывая с себя ту самую землю и ту самую кровь… Они выжили. Выжили, но что стало с той девочкой? Смеётся ли она с ним?

«Да» ─ подсказал голос откуда-то из глубины воспоминаний, и Раймонд с удовольствием зацепился за утверждение, несущее тепло и нежность. Ещё вчера он обнимал её, говорил, что любит, и она говорила те же слова. Он помнит. Помнит её настоящую ─ живую и одержимую навязчивой мыслью. От этой-то навязчивой мысли и предстояло спасти Окане. Остановить, пока она не убила себя.

─ Убей Лину, ─ прошептала Вей на ухо. Огни вокруг погасли, и парень остался на земле в полном одиночестве.

─ Я глупец, коль решил, что ведьмы помогут. Надо брать дело в свои руки. Я всё исправлю.

Прошептав, блондин поднялся и взглянул на мир остекленевшим взглядом. Он шёл уверенно. Шёл туда, где его ждали. Он уже всё решил.

Небо, верно, собрало все серые тучи над большой Лутрой. Казалось, для этого самое время, ведь осенние месяцы довольно близко, однако многие ещё не были готовы, по возможности не выходя на мрачные улицы. Оттого мало кто видел высокого блондина в синем плаще, идущего к своей цели. Может, если бы людей было больше, то они и обратили бы внимание на периодически спотыкающегося Раймонда… Но на пути не встретился никто. Некому оказалось остановить безумца, ставшего марионеткой в чужих руках. Вей из дома смотрела в свой стеклянный шар, посмеиваясь; не пришлось даже ничего делать с парнем, ведь именно его руками она и сможет привести Окане к пробуждению. И, когда та пробудится, вся её сила окажется в ведьминых костлявых руках… Осталось подождать совсем немного. Что уж, даже привести «сильнейшего мага» к себе труда не составило: та дурочка Мей так легко поддалась гипнозу, что старуха даже не ощутила потери сил. А вот на самого Раймонда, «эдакого паршивца», она истратила все силы. Даже сейчас он сопротивлялся, всё больше увязая в мыслях, но всё ещё, верно, не понимал очевидного: чем активнее сопротивление ─ тем сильнее путы. И всё же, сдерживать его приходилось на расстоянии, что немало отнимало силы… Нити кукловода содрогались от возможностей куклы. У Вей было очень мало времени.

Раймонд подошёл к дому Лины, использовал ту же бесхитростную лазейку. Оглядевшись и поняв, что никого нет, он пролез через кусты в дырку. Первые капли упали на землю; пара их долетела до его щеки, скатываясь к подбородку подобно слезе. Он игнорировал всё вокруг, забираясь по ветке в комнату… Что же, здесь не изменилось ничего. Свечи совсем слабо разгоняли мрак вокруг, но тусклое освещение никак не помешало подойти к Лине, которая напоминала собой иссохшую мумию. На мгновение парню даже показалось, что всё кончено, и она мертва. Тем не менее, даже если оно и было так, требовалось убедиться, что не очнётся… Достав кинжал, он занёс его над спящей девушкой, однако опустить руку не смог. Не смог, потому что перед ним встал образ Окане. Кричащей Окане. Если он сделает задуманное, то дорогая подруга не просто расстроится ─ она не переживёт случившегося… Он должен убить Лину, чтобы спасти самую дорогую подругу. Но будет ли она спасена? Невидимые нити дрогнули, оборвавшись, и с тихим металлическим звоном кинжал упал на пол. Раймонд склонился над красноволосой девушкой… Лина не дышала. Будущая жертва уже была мертва. В ужасе он отступил.

«Это ты виноват», ─ прозвучало в голове, но парень отмахнулся от навязчивой мысли, и, подобрав не послужившее делу оружие, поспешил скрыться. Только на улице осознание случившегося пришло в полной мере: Лина умерла. Ушла сама, тихо, ничего не сказав. Не было ни наставлений, ни просьб, ни каких-то последних слов. Ничего. Она закрыла глаза так, словно легла спать, но проснуться ей было уже не суждено… Руки Раймонда тряслись; всё тело била мелкая дрожь. Плащ и волосы насквозь промокли под дождём, но он не замечал этого. Ничего вокруг не имело значения, ведь Лина умерла. Не было сил принять это, не было сил поверить; хотел убить её, но она, словно чувствуя неизбежное, ушла сама… Что же, Окане досталась прекрасная подруга, не позволившая любимому ею человеку стать убийцей, однако Раймонд всё равно ощущал себя таковым. Он чувствовал, что и тяжкая жизнь Лины, и её смерть на его совести: он сделал недостаточно ─ мог бы и спасти, сделав для этого больше, мог бы не решаться на убийство… Но что в итоге? Он ─ убийца, пусть и не совершал убийства непосредственно. С такими мыслями парень брёл домой, дабы забыться во сне. Меньше всего хотелось показываться на глаза Окане, ведь крик её он пережить бы не смог.

Вей следила за драмой через свой шар и довольно кивала головой: пускай всё пошло не по плану, но в итоге вышло ровно так, как она и хотела.

Окане не ревела навзрыд. Даже не кричала. Молча она роняла слёзы, держа письмо в руках, к предельно сухим, бездушным словам которого было приложено приглашение с датой похорон. На секунду ей показалось, что это шутка. А Раймонд? Он всегда приходил первым, но в этот раз словно исчез, пропал без вести, не отвечая на звонки… Окане впервые ощутила себя в полном одиночестве. Мир под ногами рухнул, а дни слились в один. День ли за окном, ночь ли… Она уже не понимала. Девушка не ела, временами перебиваясь отварами Желейны. Кажется, Мастер опять сорвал её из бани, но и в этом уверенности не было, ведь мир стал серым и неважным, расплывшись на множество линий и пятен. Слёзы — вот всё немногое, что осталось; казалось, плачет даже не она, а душа, в унисон с коей плакал и мир.

Дождь не прекращался до самого дня похорон. В то утро Мастер подобрал дочери платье, помог одеться, уговорил съесть хоть немного каши и выпить отвар. Приятный запах мяты пополам с горькой полынью щекотал нос, и она молча пила, отвечая временами на вопросы отца. Мир же вокруг словно всё ещё оставался обложен ватой; не слышалось, не виделось и почти не ощущалось ничего: её из этого мира выключили. Лишь перед гробом, что вот-вот окажется объят пламенем, Окане очнулась, чётко увидев перед собой Лину: бледная девушка в белоснежной ночнушке лежала в объятиях снежных цветов. Она утопала в них, и на фоне красные её волосы смотрелись во сто крат ярче. Окане заметила в ушах покойной серёжки — те самые, на крайний случай, с силой её и Раймонда. Обе половинки украшения, однако, были пусты и выглядели на ней скорее чёрными жемчужинами. Сердце сжалось: Лине не помогла даже сила. Если бы только она сделала больше, если бы только… Толпа зажимала с двух сторон, и лишь Мастер позади казался небольшим спасением… Проститься пришли многие. На противоположной стороне Окане по золотой шевелюре разглядела Раймонда, но тот даже не смотрел в её сторону, отворачиваясь так, словно ему было стыдно. Девушка искренне не понимала такого поведения, но, тем не менее, смиренно приняла как данность. После священной речи, которую она даже не слушала, гроб с телом Лины подожгли. Языки пламени жадно поглощали белые цветы, пряча за чёрным дымом и огнём тело молодой волшебницы; дерево гроба трещало.