Страница 16 из 81
Тот серо-синий, на которого мы смотрели, видимо, где-то обломил свои когти и поэтому – а может, еще почему – оторвал у поваленного солдата ногу и размахивал ею на манер дубины. Для них плоть – не более чем материал.
– Он не просто хорош, – заметил Барнаби. – Он предсказывает движения противников.
– Не может такого быть, – немного поразмыслив, ответил я.
– У тебя опыту боевого нет, вот ты этого и не замечаешь, но он видит своего врага насквозь. Вон, глянь, – ткнул пальцем Барнаби и кивнул сам себе. – Думаю, тебе не понять, что это зна…
К счастью, конец фразы утонул за нашим боевым горном, и я заткнул уши.
Сзади, сигналя клаксоном, вылетел черный экипаж и, высоко подпрыгивая на кочках, понесся меж мертвецами. У него с крыши торчало металлическое дуло, и в эту пулеметную установку отчаянно вцепились мертвецы мелкого телосложения. На козлах возвышался мужчина в совершенно не подходящем к ситуации костюме-тройке. Его усатый профиль с сигарой в зубах пролетел у меня перед глазами. Бок экипажа украшал знакомый логотип с глазом. А внутри… я не поверил собственным глазам.
Карета летела сквозь разомкнутые ряды мертвецов, пользуясь задержкой в работе опознавательной системы. На самой передовой мужчина натянул поводья, и все четыре коня встали на дыбы. Карета по инерции заскользила вбок, а передние копыта коней впустую бились в воздухе. Сброшенные центробежной силой мертвецы вскарабкались обратно и по сигналу мужчины на козлах навалились на дуло, вращая его.
Металлическое жерло дыхнуло широкой туманной дугой, и мужчина бросил в нее свою сигару.
Того самого мертвеца, за которым мы наблюдали, и других британцев вокруг него в мгновение ока объяло коптящим пламенем. После этого мужчина угостил своих лошадей кнутом и, искусно управляя экипажем, развернул пышные веера из пламени огнемета.
Мертвецы извивались в языках огня. То есть они-то не обращали на него внимания и продолжали драться, но огонь пожирал их. Скалы объяло запахом горелого мяса и нефти. Горели мундиры, кожа съеживалась, и плоть мертвецов таяла на глазах. Пылающие мертвецы высветили черные скалы.
Из глубины прохода принеслась мелодия горна, и афганские солдаты застыли, а потом неуклюже развернулись. Ряды ходячих факелов начали вяло отступать во тьму меж утесами.
Я провожал взглядом обгоревших дочерна, но продолжающих извиваться мертвецов.
– Барнаби! – позвал я. – А мы можем схватить того мертвеца?
Даже Красоткин затаил дыхание, а сейчас громко выдохнул и пробормотал:
– Красота…
Нервы, артерии, вены, капиллярные сосуды, кости, костный мозг, хрящи, мускулы, слизистая, синовиальная жидкость, железы внутренней секреции, эпидермис, волосяной покров.
Медицина начинается с последовательной систематизации. Не будет преувеличением сказать, что первые несколько лет на медицинском факультете проходят в созерцании трупов. Конечно, от бесконечной зубрежки и наблюдений скулы сводит скукой, но другого способа взрастить в себе умение классифицировать материю не существует. Нужно отречься от предрассудков и понять устройство мира на собственном опыте.
Звучит просто, но природа сложна.
Общество требует как можно скорее обучать новых некроинженеров, а трупы на растерзание в анатомические театры отдает неохотно, но воспитать специалиста за день и ночь невозможно. Потому что если не знать, где мембрана, а где плоть, то ни о каком управлении организмом речи идти не может. Поэтому даже в мире, переполненном мертвецами, студентов Лондонского университета не допускают до реанимации мертвецов вплоть до последнего года обучения. Говорят, находятся умники, которые делают из этой процедуры представление, но это только досужие слухи, которые так любит толпа.
– Портативный Внедритель, – обратился я к Пятнице.
Мы установили в войлочную палатку простенький стол, накрыли его простыней и к этому самодельному рабочему месту привязали обгорелого мертвеца. Из шеи его торчали прутья. Этот ошейник на него инстинктивно нацепил Барнаби – он-то как раз и забрал с поля боя эту новую модель. Я вздохнул:
– Неужели нельзя было поаккуратнее?
– А если б взорвался? – процедил в ответ Барнаби.
– Почему именно шея?
– Да просто так, – выпятил грудь он. Конечно, если бы труп правда взорвался, то было бы поздно теоретизировать, но логика все равно ущербная. Если Красоткин – человек, напоминающий мертвеца, то Барнаби – зверь, прикидывающийся человеком. Правда, поскольку однажды он уже пережил взрыв ходячей мертвой бомбы, мне сложно его строго критиковать. Хотя вероятность того, что этот труп взорвется прямо сейчас, довольно велика, мой опыт наблюдения за сражением помог унять страх. Да и на ощупь не похоже на то, что его жир преобразовали в нитроглицерин.
Осмотрев череп, я обнаружил следы перфорации. Подключил портативный Внедритель. Это еще одна передовая разработка, которую мне выдали в Уолсингеме. Для такой крохи этот аппарат умел очень много. С его помощью я мог передавать Пятнице перфокарты на чтение, а еще он мог выступать в роли простенького диагностического устройства: механизм предназначен как для записи, так и для считывания. По той же логике подключение источника тока к генератору делает из него электромотор. Этой малютки мало, чтобы переписать у новейшей модели мертвеца движок, но внести небольшие дополнения – вполне.
Серо-голубая краска сгорела, обратилась в уголь, смешалась с испепеленной кожей, и та стала ворсистой на ощупь. Осталось совсем немного светлых волос и темного эпидермиса. В искривленные конечности впивалась веревка.
– Думаешь, он из Российской империи? – спросил я у Красоткина.
– Как знать. Подданные Российской империи не так сильно отличаются от местных. Средняя Азия для России как сад. А кто на нашей территории – тот наш человек, – без всякого интереса ответил юноша, опять скрывая лицо за высоким воротником. – Возможно, у него греческая кровь. Потомки Александра Македонского построили Греко-Бактрийское царство как раз в этих краях, поэтому тут нередко можно встретить подлинных греков. Слышали про «плавильный котел»? Хазарейцы в Бамиане похожи и на монголов, и на японцев, и бог знает на кого еще.
– Опять «кладбище империй»?
Даже если этот мертвец и в самом деле когда-то был российским подданным, он лишь сосуд и вопросы гражданской принадлежности к нему неприменимы. Я понимаю это умом, но соблазн определить мертвеца в категорию, которая интересна лишь живым, слишком велик. Мы всегда предполагаем, что в человекоподобных головах остались человеческие воспоминания.
– Ток! – скомандовал я, и Пятница молча подал напряжение с емкого элемента Лекланше. Тело мертвеца сразу напряглось, глазные яблоки без век прокрутились в глазницах, он обнажил обгорелые десны. Получив заряд тока, то, что осталось от мозга мертвеца, попыталось перезапуститься, но с такими повреждениями у него вряд ли получилось бы хоть что-то путное. Та конфигурация сознания, которую понимают люди, – лишь одна из множества возможных. Но та, к которой мы привыкли, называется разумом, а все остальные – более или менее безумием, и в подробности никто не ударяется. Хотя само существование слова «сумасшествие» свидетельствует о нашей неспособности постичь работу мозга. У нервной ткани в нашей голове нет понятия о состоянии «безумия», просто какие-то элементы находятся в беспорядке. К «ненормальному» это состояние произвольно относят внешние наблюдатели.
– Первая последовательность.
Пятница установил во Внедритель перфокарту из походного мешка. Я тестировал реакцию системы на запрос об управлении – это самая простая проверка. Мышцы на правой руке мертвеца сильно напряглись, он сжал пальцы в кулак, а потом распрямил обратно. Судя по отклику на команду, действительно стандартный Оксфордский движок.
– Двадцать первая последовательность.
Я сократил процедуру и перепрыгнул сразу на расширение системы распознания «свой-чужой». Просто чтобы убедиться, что я действительно имею дело со стандартным Оксфордским, поскольку не был уверен, как мертвец отреагирует на попытку внедрения дополнительного кода.