Страница 36 из 68
Но когда война явилась, фюрер стал ярым поклонником Клаузевица, исповедуя его учение самым наипростейшим образом. В действиях фюрера, словно эхо, отразился вывод учителя: «Только великие, всеобщие сражения могут дать максимальные результаты».
Больше всего Клаузевиц известен своим крылатым выражением, гласящим, что война — это продолжение политики другими средствами. Гораздо менее известно то, что он презирал международное право и все законы вообще: «Насилие вооружается с помощью ухищрений искусства и науки, чтобы соперничать с таким же насилием. Добровольно накладываемые на себя ограничения настолько незаметны, что о них не стоит даже и упоминать, хотя они именуются практикой международного права, которое, Однако, не в состоянии сколько-нибудь значительно повлиять на характер ведения войны». Как и Наполеон, Гитлер применял с успехом этот подход и до, и после начала войны.
И хотя на Западе он старался избежать войны, на востоке она являлась для него вполне предопределенной необходимостью. В своих тайных приготовлениях он почти точно следовал учебнику Клаузевица, и это очевидно любому, кто читал классический труд Клаузевица «О войне». Вот один из его уроков: «Для того чтобы определить количество и качество средств, потребных нам для ведения войны, мы должны проанализировать политические цели, как наши, так и противника; мы должны оценить силу противника и географическое положение государства точно так же, как и наши собственные, характер его правительства и народа и их способности в сравнении с этими же факторами с нашей стороны, а также их политические связи с другими государствами. Необходимо определить также воздействие, которое окажет война на эти государства... И только озарение гения позволит сразу принять правильное решение».
С самого начала фюрер совершенно ясно дал понять, что он намеревается проводить политику наращивания вооружений. При этом он был искренне удивлен предупреждением Черчилля о том, что Гитлер будет представлять собой угрозу для всей Европы, В момент прихода к власти он почти физически ощущал опасную слабость Германии, чья армия насчитывала всего лишь 100000 человек и не имела ни авиации, ни танков, а малочисленный по количеству кораблей флот вообще не выдерживал никакого сравнения с флотами других государств. Вооруженная мощь фашистской Италии вселяла в него панический страх в 1934 году.
В октябре 1933 года Германия вышла из Лиги Наций и прекратила участвовать в работе конференции по разоружению. При этом фюрер был на удивление хорошо расположен к Англии. В «Майн кампф» он написал, что англичане являются единственным возможным союзником Германии в ее восточной политике.
На протяжении почти всего 19 века они враждовали с Россией и сейчас одинаково ненавидели новый советский режим, а в 1918-1920 гг. помогали его врагам. Кроме того, Англия очень опасалась, что СССР вернется к прежней, экспансионистской политике царского режима в Азии и начнет угрожать Индии. В феврале 1934 года у Гитлера состоялась встреча с британским министром Энтони Иденом, прошедшая в очень дружественной обстановке, причем Гитлер произвел на англичанина впечатление своей «искренностью», (Иден сообщал Болдуину: «Он удивил меня. В разговоре его отличало спокойствие, почти застенчивость, с лица не сходила приятная улыбка. В нем без сомнения есть определенное обаяние».) Когда у Британии возникли острые разногласия с Италией в том же году по поводу притязаний последней в Абиссинии (фюрер рассматривал позицию Британии как верх неприкрытого цинизма), он воспользовался этим, чтобы выторговать соглашение, которое позволило увеличить тоннаж германского ВМФ до одной трети британского флота. В связи с подписанием в 1935 году франко-советского пакта Гитлер произнес речь в рейхстаге, в которой он обличал войну и предлагал всем европейским странам заключить пакт, о ненападении.
Гитлер был очень восприимчив к новинкам в области военной технологии и с доброжелательным вниманием встретил появление книги генерала Гудериана «Ахтунг — панцер!» («Внимание — танки!»), где отстаивалась точка зрения, согласно которой будущее принадлежит сверхмощным соединениям танковых и мотопехотных частей, сконцентрированных на узком участке фронта для таранного удара по вражеской обороне и создания бреши, благодаря чему фронт будет прорван на широком участке. Он с симпатией выслушивал офицеров люфтваффе, сторонников теории итальянского генерала Дуэ, которые доказывали, что авиации принадлежит в войне решающая роль. Особенно привлек его внимание тезис о подрыве морального состояния гражданского населения при помощи воздушных налетов на города. Симбиоз идей Гудериана и Дуэ породит то, чему суждено будет стать известным во всем мире под названием «блицкриг» — молниеносная война. Этот метод воплощал в себе положение Клаузевица о решающей битве (Hayptschlacht — гауптшлахт), к которой всегда стремился Наполеон и при помощи которой им было выиграно много кампаний за считанные недели.
Первый агрессивный шаг Гитлер сделал в 1936 году. Версальским договором была предусмотрена демилитаризация Рейнской области в качестве стратегической гарантии для Франции. В соответствии с этим Германии запрещалось размещать там свои войска. В 1936 году у французов было слабое, нерешительное правительство и трусливый начальник штаба генерал Гамелен, известный своими пораженческими взглядами. В марте Гитлер отдал приказ о ремилитаризации рейнской зоны и размещений там двух дивизий вермахта. Его генералы были в шоке, поскольку армия еще не настолько окрепла, чтобы помышлять о прямом столкновении с французами. Но воображение напуганного до смерти Гамелена превратило 22000 немецких военнослужащих в 265000, в результате чего французское, правительство легко поддалось нажиму Англии и пошло на переговоры, которые, как и следовало ожидать, не принесли никаких результатов. Несколько лет спустя фюрер вспоминал, что этот кризис стоил ему такого огромного нервного напряжения, какого ему никогда не случалось испытывать. «Если бы французы ввели сами войска в Рейнскую область, нам пришлось бы уйти оттуда, поджав хвост», — откровенно признался он.
Успех Гитлера встревожил всю Европу, наглядно показав, что Франция способна вести лишь оборонительную войну, и, следовательно, все ее союзники рискуют оказаться предоставленными самим себе. И это несмотря на то, что французская армия считалась самой большой и мощной в мире. Система, при помощи которой поддерживался мир с 1918 года, перестала функционировать.
У Гитлера и руководителей Британии 30-х годов было не больше общего, чем у Наполеона и вигов. Чемберлен с Галифаксом и лидеры «третьего рейха» находили друг друга невыносимыми. Когда Геринг опоздал на обед в британском посольстве, сказав при этом «Я немного пострелял», сэр Эрик Фиппс поинтересовался: «По дичи, надеюсь?» Страдая от собственной неполноценности, Геббельс называл аристократичного Идена «страшным тупицей».
У англичан не было надежды на то, что они когда-нибудь поймут фюрера. Убежденный в своей способности перехитрить их дипломатически, Гитлер просто не мог уяснить себе, что, исчерпав все аргументы в дипломатии, «сыны туманного Альбиона» перейдут на язык войны. И эту убежденность постоянно поддерживал в нем Риббентроп, который в бытность послом в Лондоне сделался посмешищем из-за своей тупой, доходящей до наглости самоуверенности. Отношения с Британией между тем могли бы быть совсем иными, довелись Герингу с его обаянием и хитростью возглавить там миссию.
В конце 30-х британские государственные деятели и дипломаты уже всерьез опасались агрессивного, непредсказуемого характера Гитлера и его мании преследования. Черчилль высказывал такие опасения еще с того момента, когда Гитлер стал рейхсканцлером в 1933 году. Даже если будущий глава британского правительства и ошибался в своей оценке действительных сил и способностей вермахта и люфтваффе, его преувеличения сослужили добрую службу, заставив англичан сполна осознать грозящую им опасность.
Гитлер был убежден, что Северная Америка никогда больше не будет участвовать в войне в Европе. Несомненно, этому заблуждению в значительной мере способствовали изоляционистские настроения, широко распространенные в США в 30-е годы. Приход к власти Франклина Делано Рузвельта и его «Новый курс» вызывали у фюрера своеобразную реакцию. Если верить Герману Раушнингу, то фюрер отозвался об этом как о «последних предсмертных корчах прогнившей и погрязшей в коррупции системы». Раушнинг, магнат из Восточной Пруссии и нацист, который позже пересмотрел свои убеждения и бежал в Швейцарию, а затем оттуда перебрался в Америку, записал ряд своих бесед с Гитлером, состоявшихся между 1932 и 1934 годами. Они проливают гораздо больше света на подлинные цели и планы Гитлера, чем «Майн кампф». «С тех пор как вопреки исторической логике и здравому смыслу Южные Штаты потерпели поражение в гражданской войне, американцы находятся в состоянии политического и общественного загнивания, — полагал фюрер. — Начала великого нового социального порядка, основанные на принципах рабства и неравенства, были в этой войне уничтожены, а вместе с ними погиб и зародыш будущей, подлинно великой Америки, которой правила бы не коррумпированная каста торгашей, а класс настоящих господ, и они смели бы прочь всю фальшь свободы и равенства».